— Ну-ну, — Тсунаде легонько ткнула его ноготком в бок. — Не вздумай ей и правда джуин ставить. Она, даром что бесклановая, инфуин вполне потянуть может. Почти год уже формирует.
— Крута, — согласился Орочи, повисая на шее и болтая ногами. — А как у тебя дела? Прибить меня не хочешь?
— За что? — устало удивилась Тсунаде. — За Учиху, что ли? Или… за Джи?
— Мало ли поводов для драки накопилось?
Сенджу покачала головой:
— Нет, пока не хочу. Эх, сейчас бы печенья какого, а то у меня только чай — всё некогда за продуктами сходить…
Джирайя закатил глаза, вытащил из рукава продуктовый свиток:
— Ты все так же любишь карамель с кунжутом, Тсунаде-химе?
— Печенье-то ладно, но ты сама-то не голодная? Говорят, после еды и жизнь веселее. Хочу веселиться!
Тсунаде потрясла головой. Рутинная усталость слегка отступила, но только для того, чтобы уступить место недоумению. Что вообще происходит? Это действительно Орочимару сидит у неё на руках в таком виде и требует есть и веселиться? Это Джи сейчас смотрит на них с такой теплой улыбкой, что хочется сбежать в сад и разреветься — потому что на неё саму никто так не смотрит?
— Ну что ты, Тсу, — Джирайя как-то сразу оказался рядом с диваном, на котором устроилась химе, мягко сжал её ладонь. — Что случилось?
— Жизнь случилась, — вместо неё ответил Змей, прижимаясь плотнее. — Так, Тсу-чан, хочешь печеньку? Колбаску? Ещё обнимашек? Пару заказных убийств?
Змей действительно был готов лично сожрать того, кто довёл их химе до такого состояния. И осознание того, что он сам этому способствовал, желания не убавляло.
— А у вас и колбаса есть? — приподняла брови Сенджу. — А вообще, хочу. Колбасу, конфеты, обнимашки, Нара Шикаку вместо старейшин, новости и букет цветов, — с истинно женской последовательностью перечислила она.
А Джирайя вдруг улыбнулся — не до ушей, как обычно, только уголками губ, но тепло-тепло — поцеловал ей руку… И распечатал из очередного свитка букет. Золотисто-медовые хризантемы, собранные в изящный букет и перевязанные пышным бантом.
— Это от меня, — букет лег на колени.
Тсунаде коснулась лепестков дрогнувшими пальцами. Цветок — символ благородства, высокого положения и чистой крови. Ей могли подарить хризантемы в знак уважения к ее исчезнувшему клану и нынешней должности. Но только не Джирайя. Тот скорее вложил в этот букет совсем другой смысл — радость, открытость искренних дружеских чувств, веселье и отдых. Он весь в этом. Но желтые… Желтые хризантемы еще означают хрупкую, нежную или отвергнутую любовь. Намек на прошлое? Или… Такое вот прощание, негласное свидетельство, что теперь Джи готов отступить? В то, что Джирайя просто не учел этот слой смысла, Тсунаде не верила.
— Лука не хватает, — заметил Орочи, шмыгнув носом. — Пафосность сбить.
От себя он подарил здоровенную палку колбасы, которую неизвестно где прятал. С недовольным вздохом отдал и конфеты, подозревая, что он слишком рано вывалился в таком виде, Тсу просто не состыкует его и няшность.
Сенджу прижала букет к груди, растеряно потрогала колбасу, словно убеждаясь, что та настоящая.
— Что вообще происходит? — наконец, осторожно спросила она.
Орочимару и Джирайя переглянулись.
— Ну… Наверное, соблазнение, — честно признался Змей. — На цветы, колбасу и кавайную мордочку.
Тсунаде посмотрела на них. Снова потрогала колбасу.
— Все равно ничего не понимаю. У вас случайно саке с собой нет?
— Фу, тётя алкоголичка, — сообщил Змей и перелез на Джи.
— И у вас нету, — огорчилась Сенджу.
Сама она свои запасы не пополняла уже — сколько? Так сразу и не вспомнишь. Шизуне бдила, успевая притащить сенсею чай, молоко или покушать, пока та сама не пошла добывать пропитание, а специально запасаться саке как-то оказывалось то некогда, то не с руки. Мысль о Шизуне потянула за собой мысль о чае, и Тсу поднялась, зажигая плиту и пристраивая на ней чайник.
— Так в чем все-таки дело? — спросила она, сноровисто пластая колбасу на бутерброды. — Почему Орочи в таком виде? Что за глупости насчет соблазнения?
— Почему же сразу глупости? — хмыкнул Джирайя.
— Да вот, почему сразу глупости? — Орочимару обиделся и откусил беспечно оставленной колбаски. — Хотя понимаю. Всё не можешь выйти из рабочей колеи?.. А без смазочного саке точно никак?
— Причем тут саке? — Тсунаде нахмурилась. — Вы мне объясните, что вообще происходит.
— Я омолодился, — сообщил Орочи. — Ваще весь. И теперь всё Ото трепещет, мва-ха-ха! Оно и раньше трепетало, но теперь амплитуда больше, во-о-от. У нас на базе очень весёлый дурдом. Веселились мы веселились, но вдруг вспомнили, что у нас там Тсу-чан одна посреди интриг, и даже последнего обнимашконосца к себе забрали. Это я про Наруто, если чо. Вот решили навестить. А соблазнить давно хотели, но у нас дела навалились…
Тсунаде отложила нож. Посмотрела на Змея, перевела взгляд на Джирайю.
— Он же шутит, да?
Джи вздохнул:
— Орочи, не дай меня добить, хорошо?
И шагнул вперед, как-то ловко и очень естественно обнимая Тсунаде за талию. Поцелуй вышел ласковым, но отнюдь не трепетным — Джирайя целовал взрослую женщину, чувства к которой пронес через всю жизнь. Целовал уверенно, без всяких сомнений и колебаний, пусть и зная, что в следующую секунду на него обрушится удар.
Сенджу и в самом деле ударила — но, скорее, рефлекторно, просто чтобы отбросить. Осознать произошедшее она еще не успела. Змей подтянул слюни и сосредоточился, отслеживая ситуацию. Тсунаде тяжело дышала, пытаясь насытить мозг кислородом, чтобы он, наконец, вышел из ступора, и нападать как-то не спешила. Но если осознает и разозлится… Драпать придётся быстро.
— Ну как, будешь соблазняться? У нас есть милота и колбаски.
— Зачем вы так? — Тсу вдруг скривила губы и села, где стояла. — Зачем… Издеваетесь?
— Мы не издеваемся, — Орочимару перевёл дух, осторожно подошёл и сел рядом, заглядывая в глаза. — Просто долбоёбы и ухаживать не умеем.
Джирайя, потирая грудь, сел, потом поднялся на ноги. Удар у химе был по-прежнему страшен, но ему после подобных плюх еще и драпать со всех ног доводилось. Так что сделать несколько шагов оказалось не проблемой. Гораздо сложнее оказалось опуститься рядом с Тсу на колени и обнять ее за плечи, мягко побуждая откинуться на грудь.
— Тсунаде… Нам просто не хватает — тебя. Именно тебя. Мы… Кое-что осознали и поняли за последнее время. Знаешь, наши ученики оказались мудрее нас. Но… Мы можем попробовать все исправить.
— Исправить? — Сенджу усмехнулась неожиданно горько. — Сложно верить в идеалы, когда тебе пятьдесят и на плечах лежит скрытое селение.
— Надо было Наруто с собой захватить, — проворчал Орочимару. — В жопу идеалы. В пятьдесят уже можно было понять, что эта тема нихрена не работает. Есть грубая реальность, цели и методы их достижения. А идеалы опасны. Многие в погоне за ними превращаются в такое… Так вот, наша цель — тебя соблазнить, отняшить, морально подлечить. Вопрос. Ты соблазняться будешь?
— Нет, — Тсу вздохнула, потирая ладонями плечи. — Потом, когда вы уйдете, будет только хуже.
— Тсу, — Джирайя был непривычно, пугающе серьезен. — Кто сказал, что мы собираеся уходить? Или — уходить насовсем?
Орочимару, напротив, скорчил рожицу и потыкал сокомандницу пальчиком.
— Эдо Тенсей: Самооценка Тсунаде Сенджу. Окстись, милая! Кто в здравом уме и трезвой паранойе такую ахуенность бросит? Ну, не знаю, вспомни, что я коварный мудак, и предположи, что я себе ручного Хокаге собираюсь завести… Это хотя бы было бы понятно. Предположение, основанное на статистике прошлых поступков. Но уйти?.. За кого ты вообще нас принимаешь?
— Отогакуре? — Тсунаде скептически выгнула брови. — Уж я-то знаю, насколько это всё сложно. А постоянно ждать… Я не смогу.
— То есть ты в принципе не против, и тебя смущают только технические детали? — уточнил Орочимару.
Тсунаде неожиданно серьёзно задумалась над вопросом. Не против ли она? Словно откатить время, вернуться в прошлое, когда их команда еще не распалась, и где-то за солнечным сплетением таилось знание, что выстоят, справятся со всем, поддержат друг друга. У нее был клан… Но вовсе не со своими родственниками она прошла две войны.
