Третье сочинение… О, сколько мучений в нём было! Мадара с садистским наслаждением прочитал все пять версий, повторяя свои комментарии для новых слушателей. И завершающим штрихом прочитал последнюю строчку:

— «Вывод: Я не знаю, как определить, кто враг, а кто друг». За нарушение приказа она всё равно будет казнена, таков закон. Но, надеюсь, она дала вам достаточно пищи для размышлений, и её ошибка послужит вам уроком. Расходитесь.

Учихи расходились молчаливые и задумчивые. Далеко не факт, что они и впрямь размышляли над тем, что сказал Мадара — но и полностью не думать об этом не вышло бы. Потому что эти действия, на первый взгляд такие отважные и благородные, получались откровенно жалкими, стоило попробовать разобрать их с точки зрения трезвого рассудка. Сам Тобирама после балагана на площади погрузился в меланхолично-созерцательное настроение. Самое то, чтобы сидеть с пиалой чего-нибудь спиртного и провожать взглядом медленно опадающие лепестки цветущей сливы… Попутно вспоминая какую-нибудь до безобразия сопливую легенду о самоубившемся самурае, окрасившем эти самые лепестки в алый собственной кровью во искупление какого-нибудь фееричного бреда. Тобирама поморщился. Больше, чем такие приступы меланхолии, он не любил только идиотов.

— У тебя есть какие-то планы? — коротко поинтересовался он у Мадары.

— Расслабиться, — коротко ответил Учиха.

— Звучит неплохо, — Тобирама скупо улыбнулся. — И как ты обычно расслабляешься?

— Заваливаюсь на колени к брату и требую чесать.

Сенджу перспектива заваливания к нему на колени не смутила. Он только хмыкнул и потребовал слегка расширить инструментарий планирующегося отдыха на напитки и масло.

— А масло тебе-то зачем?.. В смысле, какое надо?

— Лучше массажное, но если нет, сойдет и просто жидкое.

— М-м-м… Ладно, посмотрю, что есть.

Вообще, Мадара просто честно отвечал на заданный вопрос и вовсе не ожидал, что Тобирама согласится. Но и отказываться не собирался. И да, он втайне опасался, что маслом Сенджу будет мазать волосы, чтобы расчёсывались лучше. Бррр!

Дома нашлось всё, что нужно, и даже больше. Масла у Мадары традиционно не водилось, поэтому он ограбил склад Изуны… Попытался. Потому что замер перед обилием одинаковых бутылочек. Тобирама даже пришел проверить, где это Учиха застрял. Запасы Изуны младший Сенджу оценил и до обидного быстро выловил из батареи пузырьков нечто, не грозящее причинением вреда. Придирчиво обнюхал, убедился, что кроме легкого травянистого запаха никаких демаскирующих факторов у масла нет. И махнул рукой в сторону футона:

— Ложись и постарайся не слишком вестись на рефлексы.

— О-о-о, массаж… — протянул Мадара мечтательно. — Но если я скажу, что давно о таком мечтал, ты меня из вредности будешь мять пожестче, да?

— Нет, — качнул головой Тобирама. Он вообще был как-то немногословен с момента выступления на площади. — Это, если хочешь, мой способ расслабиться.

— Ладно, как знаешь.

Мадара скинул одежду и лег на футон, расслабляясь. Мысль о том, что Тобирама всадит ему сейчас кунай в спину, казалась просто смешной. Хоть соклановцы изо всех сил заражали его паранойей, но он слишком устал, чтобы делать какие-то сложные подозрения. Да ну его нафиг…

На спину тонкой струйкой пролилось масло. Следом прошлись ладони — жесткие, сильные. Руки настоящего шиноби, лучше всего умеющие убивать. Прошлись, растирая масло и разогревая кожу. Почти ласково даже. Легли на плечи, прямо-таки сыграли пальцами, будто на каком-то музыкальном инструменте. Пальцы у Тобирамы тоже были достаточно цепкими и сильными, чтобы суметь промять мышечный корсет Учихи. И достаточно умелыми, чтобы сделать это приятно. А потом Сенджу и вовсе принялся замешивать его, как крутое тесто — так, что полчаса спустя все мышцы, угодившие под его руки, источали приятный ровный жар.

Мадара чуть постанывал, млел и по учиховскому обыкновению строил коварные планы. О том, как Тобираму вообще не отдавать и оставить рядом в роли главного чесальщика и гладильщика… Ну, точнее, старательно желал, а вот с планами в такой обстановке как-то не заладилось. Наконец Сенджу закончил и набросил на спину легкую простыню. Меланхолия в процессе разминания Учихи не то чтобы ушла, но определенно поблёкла. Чувствовать чужое доверие вообще приятно, а уж когда под руками млеет горячее сильное тело — приятно вдвойне. Так что вспоминать истории про маразматичных самураев больше не хотелось. Хотелось, пожалуй, выпить и растянуться рядом с Мадарой.

Мадара со стоном перевернулся на бок и спросил:

— А твоя душа чем отогревается, кои?

Тобирама одарил его долгим взглядом. Пригубил саке из своей пиалы.

— Нужностью. Наведением порядка. Всякими глупостями.

— Здорово, — протянул Мадара, падая обратно. — Как же хорошо… Ксо, Тобирама, тебе с такими навыками не в воины идти надо, а в любовники… Один такой массажик — и лепи из противника что хочешь…

Сенджу поперхнулся. Нечто подобное он мог бы сказать о самих Учихах — с их живостью, яркостью, страстностью они могли легко очаровать кого угодно. И даже если жертва сопротивляется изо всех сил, отвязаться от наваждения по имени Учиха очень нелегко. Но чтобы его?

— Ты сейчас серьёзно?

— Да… Могу даже рекомендации написать… — протянул балдеющий и отмассаженный Мадара. — Ууу, как хорошо-то…

Тобирама запустил руку ему в волосы, мягко массируя затылок.

— Если все так хорошо, то с чего это тебе захотелось поделиться?

— М-м-м?.. А что, такое богатство одному мне, что ли?.. — удивился Учиха.

Сенджу обернулся к нему, вперился в лицо внимательным взглядом. Убедился, что Мадара и не думал шутить. Задумчиво хмыкнул.

— Ты странный…

— Это мы уже выясняли, нет?.. — пьяные без вина глаза с трудом сосредоточились на Сенджу. — Я бы так чувствовал себя отомщённым…

— Отомщенным? За что же? — ладонь с затылка переместилась к лицу, очертила контур.

— За превращение меня в непотребное желе.

— Ну почему же сразу непотребное? По мне, так отличное желе вышло, — Тобирама наконец-то улыбнулся, расслабленно вытягиваясь рядом с Учихой прямо на полу. Помолчал. — Ты же понимаешь, что подобное от меня мало кому достается?

— Догадываюсь… Иначе бы отбоя от желающих повторить бы не было, — отозвался Мадара и заполз головой ему на грудь. — И репутация у тебя была бы совсем иная… А так… Спасибо. Мне это очень помогло.

Тобирама зарылся пальцами ему в волосы, поглаживая, перебирая пряди, легонько теребя.

— Закурить бы… Каждый раз, когда ани-чан срывается, хочу курить. Смешно.

— Надо пошарить у Изуны, у него наверняка есть табак. И не только табак… — задумчиво проговорил Мадара.

О вреде курения он слышал, но не понимал, в чем подвох, все равно шиноби умирали раньше, чем этот вред мог полностью проявиться. А что запах иногда выдает, это да, это плохо… Если ты, конечно, скрытно сидишь в засаде. Во всех остальных случаях это не имеет значения.

— Отото просто любопытный, — как бы оправдываясь, добавил Учиха.

— По-моему, он просто хомяк. Наверняка, если пошарить, у него найдется кимоно гейши, зонтик и томик любовной лирики.

— Зонтик и любовная лирика точно есть. А кимоно гейши… Ну пошарь, пошарь. И вообще, он не просто хомяк, а элитный!

Тобирама тихо рассмеялся:

— Я всё равно не умею курить. Иди сюда, — Сенджу потянул его вверх.

Мадара успел подумать о том, как Тобирама может хотеть курить, если ни разу не пробовал, перед тем как его разнеженную и очень чувствительную тушку поцеловали. Оставалось только гулко постанывать, как хорошо это было… А Сенджу словно растерял где-то свою суровость и колкую броню, которой обычно ощетинивался на любую попытку до него дотронуться — и вдруг стало видно, что он, вообще-то, ещё очень молод. Что в уголках глаз притаились мелкие морщины, а постоянная нахмуренность в том числе и оттого, что свет бьёт по слишком чувствительным глазам. Что Тобираме тоже хочется расслабиться и довериться чужим рукам.