**Автор чуть не написал «не по понятиям», но японщина же. Хотя это одно и тоже.
— И поэтому вы решили пойти на совместную миссию по убиванию главы собственного клана? — уточнил Мадара. — Существенно ослабляя себя же?
Уши предателя-Учихи заалели.
Тобирама не сдержал фырканья — для полноты картины не хватало только «мы больше не будем» покаянным тоном. Слегка грело душу только понимание, что Сенджу в данном раскладе оказались все же чуть более дальновидными и умереть собирались с большей пользой для клана.
— Лучше ослабнуть, но не проиграть, — возразил Учиха. — Да и… Мы не верили, что они смогут вас убить.
— Врёшь, охамевший червь. Ты уже и забыл мою силу.
— Виноват.
— Ты знаешь, что делать.
Предатель серьёзно кивнул. Обнажил клинок, провел вдоль лезвия ладонью… И повернул острием себе в грудь. Замедлился на секунду, потом все тем же плавным и размеренным движением нажал на рукоять.
Крутанулись в глазах Мадары томоэ шарингана — и оставалось только догадываться, чем глава клана захотел одарить предателя перед смертью.
— Символично, — хмыкнул Тобирама, стряхивая с сандалии капельку крови. Меч вонзился в грудь ровно так же, как у Мадары недавно, только на этот раз сердце всё-таки пробил. — Но, Учиха… Ты такой позёр.
— Хоть какое-то развлечение, — пожал плечами тот и сложил печати. — Второй пошёл…
Второй заговорщик оказался менее тверд духом — а может, наоборот, хотел сопротивляться до последнего. Во всяком случае, пронзать свое сердце самостоятельно он не захотел. Но привело это лишь к тому, что его убил третий предатель — а потом, потрясенно распахнув глаза, вскрыл собственное горло.
Третий же рассказал о том, что вообще-то в их маленьком заговоре был еще один участник — он остался заложником у Сенджу как гарант того, что убийц проведут именно к Мадаре, а не куда-то ещё. Теоретически его же жизнь должна была обеспечивать возвращение группы, но в это, кажется, не верила ни одна из сторон.
— Ты усилил эмоции или смоделировал уникальную ситуацию? — поинтересовался Тобирама, брезгливо отступая от заливающей пол кровавой лужи.
— М? Ты о чём? — проговорил Мадара, задумавшийся о том, что такое хрен отмоешь, особенно если полежит, придётся пол менять. А старый опять молодёжь на обереги растащит…
— Гендзюцу. Я вижу минимум два варианта — ослабление эмоций почти до уровня блока в момент убийства, а потом резкое взвинчивание, после которого он и убил себя так неаккуратно. Или создание в его сознании какой-то смоделированной ситуации, после которой реальность оказалась для него невыносима.
— Детский смех, — отозвался Мадара. — Нет ничего страшнее, чем услышать заливистый детский смех, особенно если детей рядом нет. Пошли четвёртого деятеля навестим, что ли… Надеюсь, хоть ваши чего-нибудь более интересного покажут.
Тобирама неопределенно хмыкнул. После информации о заложнике его мнение о соклановцах упало на несколько пунктов, но разочаровывать Мадару он не спешил.
Если был заложник, были и те, кто его охранял.
А ещё был Хаширама, который должен был уже разобраться со своей порцией предателей. Даже интересно, кто успеет первым?
Комментарий к
Завтра проды не будет, ибо авторы на весь день разлучены жестоким реалом. Насчет воскресенья пока тоже не уверены.
========== Часть 11 ==========
У главы клана Сенджу была одна особенность. Жизнерадостный, всегда готовый выслушать, помочь и дать второй шанс Хаширама не прощал предательства. Враги предать не могли — просто в силу того, что были врагами — поэтому об этой стороне его натуры посторонние не знали. Собственный же клан… Случалось Сенджу выражать несогласие с главой. Считать его решения глупыми. Спорить. Но рано или поздно оказывалось, что идеалист Хаширама прав, или же что его сил достаточно, чтобы глупое решение вдруг оказалось не таким глупым…
В целом, Хашираму уважали и любили.
Потому и такая глупость, как предательство, просто не приходила в голову.
То, каким может быть Хаширама в таком случае, понимал, пожалуй, лишь Тобирама — и то потому, что у него хватало ума экстраполировать детские реакции брата на более серьезную ситуацию.
Для остальных Сенджу внезапно накрывшее все поселение давление силы стало неожиданностью. Это нельзя было назвать Ки, потому что Ки — жажда убийства. Крови. Яростное, яркое чувство. Непохоже это было и на присутствие биджу. Хвостатые звери, при всей своей силе, обладали понятными, пусть и не слишком приятными эмоциями. Уровень и направленность этих эмоций прекрасно читались в их чакре — и потому хороший сенсор мог обойти биджу чуть ли не на расстоянии пары шагов и не быть атакованным.
То же, что происходило сейчас, больше всего было похоже на внезапно сгустившийся воздух, который надавил на плечи незримой тяжестью. Сковал руки своей кисельной вязкостью. И только очень большими усилиями по-прежнему проталкивался в легкие.
Эпицентр этого давления найти было легко — Хаширама и не думал что-то скрывать или смягчать. За то время, которое он шел от своего дома до площади, вокруг собрался почти весь клан — и отнюдь не потому, что четверо Сенджу, разбуженных Изуной, беспомощно висели в захватах его чакры и фактически плыли по воздуху. Слишком это было… Нечеловечески. Будто какое-то высшее существо воплотилось, не слишком интересуясь, как его присутствие повлияет на смертных. От такого Хаширамы поневоле пробегала дрожь вдоль позвоночника и возникала мысль, что «Шиноби-но-ками» — отнюдь не преувеличение и не желание польстить.
Просто кто-то увидел это гораздо раньше остальных.
Хаширама не стал дожидаться, пока соберется весь клан или пока собравшиеся начнут опускаться на колени, не в силах совладать с этим ощущением присутствия. Он начал говорить как только шагнул на площадь — негромко, размеренно, перечисляя лишь факты — но каждое его слово ложилось на плечи собравшимся каменной глыбой.
Виной, ибо предатели были их братьями и сородичами.
Стыдом, что не заметили и не остановили сами.
Злостью, что стихшее было кровопролитие может снова вспыхнуть, и будут в своем праве.
Недоумением, почему нападавших отдали в руки главы клана, а не казнили на месте.
И страхом перед будущим, которое сейчас колебалось на волосяных весах.
— Я оставляю за собой право покарать предателей. И за всеми остальными — право увидеть эту кару.
Хаширама не складывал печати, уйдя в шуншин прямо так — сейчас его чакра была столь плотна и концентрирована, что вполне могла заменить дополнительные конечности. Впрочем, Сенджу едва ли заметили это — они заново учились дышать.
И очень, очень надеялись, что больше поводов увидеть главу клана в такой ипостаси у них не будет.
Слишком уж неизгладимое впечатление он оставлял.
***
Место, где последние двое заговорщиков «охраняли» заложника, было Хашираме отлично известно. Они не рискнули тащить в поселение — слишком велик шанс разоблачения, — но решили, что один из схронов Сенджу будет достаточно надежным убежищем. И, видимо, чтобы не вызывать у второй стороны обострения подозрительности, выбрали наиболее близко вынесенный к территории Учих. Не так уж далеко от скалы, на которой они с Мадарой мечтали о совместном поселении… И место будущего фестиваля тоже рядом. Несколько часов быстрого бега, пара ударов сердца, если идти Хирайшином — и примерно десяток минут последовательного применения шуншина. Ведь чем больше чакры вложишь, тем дальше прыжок… А на недостаток чакры Хаширама никогда не жаловался.
И то, что двигался он не в одиночку, а с четырьмя предателями в хватке чакры и Изуной в придачу, Сенджу не слишком смущало.
У заложника расследования Учих и Сенджу пересеклись. Увидев взбешённого Хашираму, Мадара только хмыкнул. Судя по его стремительно седеющим соклановцам, такое он им устраивал нечасто… Изуна, что за его спиной втихую хомячил колбаску, тоже оптимизма провинившимся не доставлял.
