— Что, серьезно возможно? — удивился Саске. — Неожиданно… Почеши левее, а? А сенсей три года не продержится, он слишком любопытный. Выглянет проверить, что тут происходит.
Итачи послушно перевёл руку, почёсывая и поглаживая.
— Это должно быть что-то очень неожиданное и любопытное.
— Расскажешь что-нибудь сам? Чем тебе хочется поделиться?
— Всё было не так уж плохо, — Итачи перевернулся на спину и притянул Саске к себе на грудь. — Не стоит меня жалеть. Были и забавные моменты. Однажды я целиком провалился в болото, представляешь?
— Случайно?
— Нет… У противников был хороший нюх, но из-под болотной жижи они не смогли меня учуять, — пальцы опустились чуть ниже, задевая кончиками нежный пушок на шее. — Правда, выглядел я как полнейшее чучело с тиной поперёк маски. Или как на Кисаме напала группа бродячих кошек…
— Вот действительно напала? Он же Ки может шиноби валить, не то что кошек!
— Напала, чтобы поластиться к человеку, от которого так аппетитно пахнет рыбкой. Представь десяток мяукающих кошек, облепивших его со всех сторон. Кругом хвосты и шерсть. Вроде как надо пнуть, но жалко, сам понимаешь, что такое пинок шиноби для обычной кошки. Шугануть Ки не получается — настрой не тот. Пришлось покормить и перегладить. Кисаме потом, ругаясь, час очищал кожу. Она же у него шершавая, шерсть липнет.
— Могу поспорить, ты был доволен, — хохотнул Саске. — Ты же любишь кошек, и они тебя тоже.
— О да. Я даже почти улыбался, — более уверенное поглаживание по шее. — Наверное, Кисаме именно из-за этого терпел. Я скучал, Саске. И беспокоился.
— Верю. Я тоже скучал. Может, не по тебе настоящему, но по тому брату, который был у меня до резни — точно, — признание было дополнено ответными обнимашками. — А ты всегда был таким тактильным, или это Орочимару влияет?
— Саске, ты же сам секунду назад сказал, что я люблю кошек. Угадай, насколько я тактилен…
— Может, тебе нравится, как они мурчат, — легкое поддразнивание. — Муррр, муррр?
— Саске! — вышло немного возмущённо, а потом сразу сдулось: — Из тебя восхитительный котик.
— И ты подаришь мне некомими? — ради подтверждения высокого статуса котика Итачи был старательно потоптан ладошками. — Размять тебе спину?
Взгляд старшего Учихи стал почти мученическим.
— От такого предложения отказаться невозможно.
Саске приподнялся, опираясь на локти:
— И что именно тебя смущает в варианте «согласиться»? Профессиональная паранойя?
— Хуже. Привычка блюсти честь и достоинство. Я же растаю в желе. И выдам все секретные сведения. Не только свои.
— Пф. Можно подумать, осталось что-то, что Орочимару из тебя еще не выманил, — Саске слез с живота брата. — Давай, переворачивайся.
Итачи послушно сел, стянул кимоно и прилёг на живот.
— Это процесс взаимный, между прочим. Кстати, его чувство к тебе бегает по разуму в виде зверя.
— Хм. Забавно, что бегает, а не ползает, — Саске растер по рукам ароматное массажное масло, которое готовил явно Кабуто. Все-таки в том, чтобы вести серьезные разговоры в спальне среди подушек, были несомненные плюсы.
Например, на полигонах масла точно не было.
Уроки штатного медика Белого Змея вспомнились легко. И, как ни странно, осознание, что под руками лежит брат, а не Орочимару, особого смущения тоже не вызвало. Та же спина, те же мышцы, радостно реагирующие на прикосновения, тот же непроизвольный вздох удовольствия. Главное — не увлечься, по привычке переводя массаж в немного другую плоскость, а все остальное…
Здорово же. Здорово знать, что Итачи доверяет. И что ему тоже приятно.
А руки скажут намного больше неуклюжих слов.
— Саске… а можно я тебя поцелую?
Движения младшего Учихи замедлились, но не остановились полностью.
— Почему у тебя такое желание вообще появилось? — спокойно поинтересовался он.
Итачи помедлил, досадуя на себя, что всё-таки задал вот так, в лоб.
— Потому что мне тебя мало, Саске. А это единственный способ стать ещё ближе, который я знаю.
— Мой глупый, глупый старший брат… это же все равно, что родителям спрашивать позволения обнять своего ребенка, — Саске тихо улыбнулся, прислушиваясь к пойманным эмоциям Итачи. — Можно. Конечно, можно.
— Всё-таки есть разница. Такое не предписано в общеизвестных инструкциях, — отозвался тот, разворачиваясь. Итачи приподнялся на одной руке, коснулся ладонью другой щеки брата… осторожно, всего на мгновение прижался губами к губам. Заглянул в глаза полувопросительно. Поцеловал уже увереннее, крепче. А потом, прочувствовав ответ, продолжил жарко, до нехватки дыхания.
— Так… — с придыханием, переводя дух, — разговаривать удобнее.
— К счастью, те, кого я люблю, вообще не слишком уважают стандартные инструкции, — отозвался Саске, непроизвольно облизывая губы. — Главное — успеть вовремя объяснить, что я тут не честь Орочимару-сама попираю, а взаимопонимание налаживаю, — тихий смешок.
— Честь Орочимару?.. Боюсь, он даже не сочтёт происходящее сейчас достаточно любопытным фактом, чтобы вылезти.
Итачи быстро пробежался взглядом по лицу брата и понял, что чувствовал Орочимару, когда после стольких «игр» так же посмотрел, и понял, что уже никогда не сможет оторваться.
— Вообще-то, я имел в виду Кабуто, — весело хмыкнул Саске, укладываясь рядом и подпирая голову рукой.
— Милый убийца. Думаю, мы с ним сможем наладить общий язык.
— Думаешь?..
— Да. Он кажется неревнивым…
Саске тихонько рассмеялся. Ну да ничего.
Если что, сами же и вылечат.
*
Ночью в Конохе тихо и спокойно. Не безлюдно, нет — шиноби часто существуют по странному графику, так что спящие улицы вполне может потревожить возвращающийся с миссии боец, задержавшийся на тренировке энтузиаст или просто патрульный. Но все равно, ночью в Конохе сложно поверить, что где-то рядом кипят битвы, что днем нужно будет сражаться и умирать. Темноту не пропитывает подспудным напряжением, ожиданием возможного удара или чувством угрозы. Ночью в Конохе действительно спокойно.
Хотя встретить можно кого угодно. Например, опять шатающегося по кладбищу джинчурики Девятихвостого, который что-то бормотал под нос и размахивал руками, будто разговаривал с кем-то. Наруто, в целом, не любил кладбище и днем бывал на нем только в случае чьих-то похорон — но вот ночью его заносило сюда довольно часто.
И кое-кто эту привычку все же знал.
— А ты ничуть не изменился, уссуратонкачи.
Узумаки замер, словно по голове шарахнутый, медленно повернулся.
— Саске?!
Учиха стоял под деревом, прислонившись к стволу и в целом не скрываясь.
— Как?.. Откуда ты?!.. Саске! — Наруто прыжком метнулся вперед, замер на расстоянии шага и вытянутой руки, словно удерживая сам себя за шкирку. Взгляд жадно шарил по лицу Учихи, вбирая в себя детали.
— Я думаю, нам есть о чем поговорить, добе, — усмехнулся Учиха, отлипая от дерева. — В прошлую встречу мне как-то было слегка не до того.
— Саске, ты вернулся… — с губ Узумаки сорвался неверящий смешок. — Действительно ты… Сакура будет так рада! И Какаши-сенсей, и Тсунаде-баа-чан, и все-все-все! Идем, скорее, нужно же сказать!..
— Наруто. Вообще-то я пришел сказать, что не вернусь.
— И обязательно пойдем в Ичираку, и ты съешь не меньше трех порций, потому что это надо отпраздновать… Что? Саске, не дури! — Узумаки подался вперед, хватая Учиху за отвороты рубашки.
— Добе, мне нет смысла возвращаться.
— Не говори так! Тебя все ждут: и Шикамару, и Киба, и Неджи, и Сакура, и… и я тоже… Здесь твой дом, потому что дом там, где о тебе думают… Саске, возвращайся!
— Наруто, — Учиха накрыл его ладонь своей, аккуратно разжимая пальцы. — Ты любишь Коноху, у тебя здесь есть друзья и дорогие тебе люди. Но для меня это не так. Для меня Коноха — это место, где погиб мой клан. Это селение, где существовал «квартал призраков». Где я пропитывался собственной ненавистью и жаждой мести и изнывал от слабости.
