— Ты не возражаешь, если я там где-нибудь в уголке на подушках полежу? Буду деморализующе помахивать хвостом…

Саске честно попробовал представить себе реакцию отца на подобное, но не смог. Слишком маленьким он был к моменту резни, слишком много всего произошло потом.

— Я — нет.

— Вот и здорово! Кабуто, притащи моих любимых подушек в самый тёмный угол полигона.

— Орочимару-сама, знаете. Я всё боялся вам признаться. Иногда ваши идеи кажутся донельзя дурацкими, — честно признался Якуши.

Змей аж рот приоткрыл от такого заявления.

— Но затем я понимаю, что я просто не всегда могу сразу осознать всю глубину вашего замысла! Пойду отберу ваши любимые.

И, поклонившись, Кабуто удалился. Орочимару проводил его подозрительным взглядом:

— Мне показалось, или он меня подъебнул?

— Еще скажи, тебе не понравилось, — Учиха переступил с ноги на ногу. — Итачи не вмешается?

Саске не мог оставаться сейчас спокойным — откровенно говоря, он даже не мог предсказать свою реакцию при виде отца. И реакцию отца — тоже. Но признавать, что волнуется, как генин перед первой миссией, отчаянно не хотелось.

Вот сейчас закончится застывшее в зыбкой неопределенности равновесие. Возможно, подозрения Орочимару окажутся правдой — но а что если нет? Если Итачи действительно — чудовище? И ничего не говорил как раз потому, что хотел… чего? Тепла? Общения?

Страшно.

И сейчас Саске мог честно признаться себе, что хочет не столько разобраться, сколько найти оправдания брату. Очень хочет.

— Итачи устроил мне бойкот, но диверсий вроде не планирует. Иначе я запущу в его комнату сотню обиженных котят, которые не будут даваться на погладить. Не волнуйся, Саске. Ты уже запустил процесс. Теперь плыви по его течению, и будь что будет. Или я знаю способ, как сделать тебя меланхоличным-меланхоличным, счастливым-счастливым и спокойным…

— Почему мне хочется отойти на пару шагов? — риторически поинтересовался Учиха.

— О, тебе очень нравится этот способ, мр!

— И как ты себе представляешь призыв мертвеца после такого?

— Очень спокойным, — хмыкнул Орочимару и обхватил его за лицо руками. — А теперь серьёзно. Эмоции — твоё оружие. Не убейся собственным мечом.

Саске несколько секунд вглядывался в желтые змеиные глаза напротив. Потом опустил веки, глубоко вздохнул. Дернул подбородком в коротком кивке.

— Я понял.

Желание взять кисточку и нарисовать себе фиолетовые стрелки было странноватым, но в целом объяснимым. И достаточно забавным, чтобы перестать нервничать настолько сильно.

Кабуто оборудовал в углу гнездо, изменил освещение так, чтобы оно оставалось в полной темноте. Если не приглядываться, то и не заметишь, что в том углу залёг большущий белый змей, сложив хвост кольцами. Бдительного шиноби это, конечно, не обманет, но был шанс, что Фугаку слишком сильно увлечётся разговором с сыном и не будет подозрительно разглядывать углы.

А если будет — его проблемы.

— Воскрешённые Эдо Тенсей помнят, что они мертвы, как они умерли, и каково им было в Чистом Мире, — сообщил Орочимару, мерцая таинственно жёлтыми глазами. — Они даже примерно представляют, сколько времени прошло, так что объяснять много не придётся. Готов?

Саске медленно кивнул.

— Он сможет солгать? Или отказаться говорить?

— Да, вполне. Эдо Тенсей позволяет контролировать тело и техники воскрешённого, но не его разум. Иначе всё было бы гораздо проще, — вздохнул Змей. — Тебе придётся самому выведывать у него правду.

Учиха еще раз кивнул. Значит, все может оказаться зря… хотя в крайнем случае можно будет столкнуть лбом двух упрямцев. Конфликт у Итачи с родителями определенно был.

Орочимару вздохнул, активировал технику и затаился поглубже. Пленник, предусмотрительно усыпленный Кабуто, даже ничего не почувствовал, так что обошлось без душераздирающих воплей. Секунда, другая… Воскрешённый Фугаку недоумённо моргнул.

— Саске? Как ты вырос…

— Здравствуй, отец, — вздох и чуть опущенные плечи. — Много времени прошло.

— Хм… Чуть больше, чем я думал. Что это у тебя на шее?..

— Фуин, — спокойно пожал плечами Саске. — Я хотел поговорить с тобой об Итачи. И о причинах резни клана.

— И ради этого использовал запретную технику?

— Нии-сан, видишь ли, отказался это со мной обсуждать. А больше живых свидетелей не осталось.

— Ты мог бы спросить у Сандайме, — уголки губ Фугаку неодобрительно опустились.

— Даже если бы он решил рассказать мне правду — это невозможно. Сандайме не просто мертв, а поглощен шинигами.

— Как недостойно Учихи. Разочаровывает… Ты уже джонин? Где твой протектор?

— Тебя разочаровывает то, что я не стал убивать брата? — голос Саске стал на полтона ниже. — Или то, что я посмел выжить сам?

— Ты — надежда клана, не забывай об этом!

— Ху-ху-ху… Как забавно. Эти же слова Фугаку-сан говорил своему старшему сыну, — послышалось из угла.

— Орочимару! Теперь понятно, откуда эта техника! Ты всегда любил всё запретное…

— А ты такой законопослушный, Фугаку, прямо клеймо негде ставить, — Орочимару выполз за спину Саске, обозначая свою позицию.

— Если я надежда клана — зачем скрывать от меня его прошлое? Или в этом вы с Итачи солидарны, предпочитая повторять ошибки из-за незнания? — Саске начинала раздражать эта игра, где никто не давал ответов, перебрасываясь лишь вопросами.

Впрочем… правильно заданный вопрос тоже о многом говорит.

— Или тебе до сих пор гордость не дает признать собственный провал?

— Ты забываешься, — ледяной тон и тяжелый взгляд. Впечатляюще, но не после ки Змея. — Я твой отец, не смей так со мной разговаривать!

— Плохой из тебя отец, Фугаку, если тебя убил собственный сын, — с улыбочкой заявил Змей.

— Такова судьба. Итачи был юн и не справился с грузом Мангекью. В его глазах была большая сила, но он был слишком слеп.

— Это ты сейчас так завуалировано сообщаешь, что главу клана победил в бою тринадцатилетка? Вместе со всем кланом заодно? — Саске скрестил руки на груди.

— Боя не было, Саске. Я бы не стал сражаться с собственным сыном.

— Почему? — мягко, без следа недавнего протеста. Чуть качнуться вперед, шире распахнуть глаза — живые, внимательные. — Почему ты посчитал, что его преступление… простительно?

Оставшееся невысказанным — почему меня встретил брат с окровавленным мечом над телами родителей, а не сами родители, пусть и у тела брата?

Фугаку помедлил с ответом.

— Это неважно. Я всё равно не смог бы поднять руку на своего сына. Кстати, где он сейчас? Ты упоминал, что он жив, да и в Чистом Мире я его не видел…

Саске качнул головой:

— Жив — пока что. Он приложил все силы, чтобы я хотел его уничтожить, — пауза. — И удержаться оказалось сложно.

— Ты сумел превзойти Итачи? — вот теперь вперед подался Фугаку, оказавшись не в силах совладать с эмоциями. — Но как?

— Неважно. Но я все еще могу его убить. Скажи, почему я не должен отомстить брату за клан?

— Почему не должен? Должен!

— Ты не смог поднять руку на сына, но желаешь сделать из меня второго Мадару? — качнуться с носка на пятку.

— Мадара был сильнейшим, — гневно сведенные брови.

— И проиграл Шодай. Так же, как основатель Индра проиграл собственному брату. Тебе не кажется, что стоило бы изменить подход?

— Сынок, поверь, чтобы восстановить клан, ты должен быть сильным. И не давать угрозе его существования и шанса.

— Тц-тц-тц… Ты что-то забываешь, Фугаку, — сообщил Орочимару. — Ты мёртв и не имеешь права голоса. Весь клан, как клан, мёртв. И решать, восстанавливать ли его и в каком виде — решать только Саске. Так что не мели чепухи, а отвечай на заданные вопросы. Из-за чего твоему сыну пришлось перерезать тебе горло?

— Пусть ты и санин, но не имеешь права мне приказывать!

— Ох, как ты уклоняешься от ответов! Чего же ты так стыдишься, Фугаку?

— Я всё сделал верно, — тяжёлый прищур.

— Ты клан проебал, Фугаку. Кого ты хочешь обмануть?