Кабуто, ворча, пошёл за анальгетиком.
— Могу конфету предложить, — ничуть не смутился Учиха.
— Уползу страдать в одиночестве, — пригрозил Змей.
— И откажетесь от теплых нас под боком? — Саске обнял санина, ненавязчиво подтягивая его к центру кровати.
— Если вы пришли издеваться надо мной…
— Орочимару-сама, ну вы же знаете, что я так беспокоюсь! — всплеснул руками Кабуто, заходя. — Ну выпейте, пожалуйста. Знаете, как мы рванули из дворца, когда Саске почувствовал что-то неладное?..
— А ты знаешь, какой я капризный, когда болею! — возмутился Змей, прицельно сбивая подушкой стакан со снадобьем.
Кабуто невозмутимо вытащил из-за спины второй.
— Я вам ещё припомню, как вы к Тсунаде-химе просились… ишь, не устраивает моё лечение!
Саске усмехнулся уголками губ. Ну, раз Змей капризничает, а Кабуто ругается — все в порядке.
========== Деление ==========
Ночью Саске проснулся от того, что его крепко обняли, почти фиксируя, прижали к себе спиной. Учиха только вздохнул и погладил обнимающую его руку — такие приступы частенько случались у Орочимару, да и у Кабуто тоже, хотя сегодня он лежал с другой стороны…
Потом Саске стало жарко. Он немного повозился, пытаясь освободиться или хотя бы скинуть с себя одеяло. Не вышло. Посмотрел на руку. Рука не Кабуто. Но жарко. А Орочимару по определению хладнокровная змеюка, он даже в объятьях прохладный.
— Саске, хватит возиться, спи уже, — раздалось над его ухом недовольное.
Но интонации совсем не орочимаровские.
— Итачи?..
— Спи, говорю.
— Что с Орочимару? — настороженно приподнялся Саске.
— Спит. В отличие от тебя, — вздохнул Итачи, чувствуя нарастающее в теле брата напряжение. Зря он вылез, конечно. Но он и не вылезал специально! Просто во сне ни у кого нет контроля над телом: кто первым встал, того и тапки.
— С ним все в порядке? — требовательно, резко. Глаза прищурены, того и гляди заполыхают алыми бликами шарингана.
— Ага. Позвать его?
Минута молчания, наполненного все тем же пристальным взглядом.
— Пусть отдыхает. Всё-таки я хотел поговорить и с тобой.
— Может, не надо? — усталый вздох, легкое поглаживание по волосам.
— Все ещё не считаешь меня достойным разговора? — обида. Искренняя, почти детская.
Итачи вдохнул ещё раз, болезненно прикрыл глаза.
— Всё ещё считаешь, что это единственная возможная причина?.. Я, пожалуй, пойду. Не буду больше мешать твоему сну.
— Стой! — пальцы вцепились в плечи, словно в силах были удержать. — Не смей снова бросать меня, только что в лоб не ткнув!
— Только при условии, что мы не будем говорить.
Прищуренные глаза, трепещущие ноздри. Злой, отрывистый кивок.
Рука на голове — взлохматила волосы, чуть надавила, призывая прилечь. Саске улёгся ему на грудь, да, но взгляда не отвёл, жадно вглядываясь в каждую чёрточку безмятежного лица.
А рука — гладила успокаивающе, размеренно, как дикого зверя.
— Кабуто, слезай с потолка, я не агрессивен, — проговорил Итачи куда-то в сторону.
— Техника безопасности превыше всего, — раздалось недовольное. — Я лучше тут побуду. На всякий случай.
Снова короткий вздох. Итачи не имел права здесь находиться, он это знал и понимал лучше, чем кто бы то ни было. Но было так естественно обнять лежащего рядом брата, что он просто не удержался, не вспомнил, что надо удерживаться. Но и уйти сейчас, когда показался, он имел права гораздо меньше.
Некоторое время полежали так, но комок противоречивых эмоций по имени Саске даже дыхания не замедлил. Итачи не хотел оправдываться и не хотел быть оправданным, поэтому попросил помолчать. Если отото захочет, он сам все выяснит, он сможет. И сам всё решит. Как уже решил отдать свою месть тому, кто о нём позаботился.
Но наивно было полагать, что Саске просто так успокоится.
Итачи ещё раз вздохнул, уверенно, но не торопясь повернулся на бок, разворачивая брата к себе спиной, обнимая и вновь утыкаясь ему в макушку. Нельзя, да. Он не имеет права, а движения всё равно говорят слишком многое, даже если стараться молчать. Но это проклятое «хочу»… Кажется, он научился его ощущать… и совершенно не знает, как ему противостоять.
Саске замирал, не зная, чего ожидать — то ли удара… то ли ещё чего. Но он чувствовал, не мог не чувствовать это бережное и в то же время неуверенное отношение. И глотал срывающиеся с языка вопросы: «Как? Почему этого не было раньше?.. Что случилось тогда? Почему?..» — задавать их было нельзя. Только спиной чувствовать размеренное дыхание.
Впрочем, запрещено было говорить, а не двигаться. Саске развернулся в кольце рук, утыкаясь носом в грудь. Обнял сам. Ведь можно же? Можно… Мышцы под руками чуть напряглись, а потом снова расслабились. Можно. Обнимать можно.
Обнимать достоин.
Саске чуть отстранился, заглядывая в лицо. Посмотрел на безмятежные черты и длинную тень от ресниц. Убрал прядку со щеки, касаясь кожи раскрытой ладонью. Наткнулся на немного удивлённый взгляд в ответ. Серьёзно посмотрел сам. Завершил движение, поглаживая по голове.
Итачи вздрогнул, но не убежал. Гладить можно.
— Что ты делаешь? — старший Учиха не удержался от вопроса.
— Тссс! Ты же сам поставил условием молчание.
Итачи отвёл взгляд, будто к чему-то прислушался.
— Что там?
— Орочимару смеётся. Кажется, ему это понравилось.
— И как вы там уживаетесь?.. Насколько я понял, ты не хочешь отвечать на самые интересующие меня вопросы, а так поболтать не прочь.
— Поболтать… — лёгкое покачивание головой. Итачи слабо представлял себя безрассудно болтающим. Но почему-то не отвечать на вопросы не получалось. Не сейчас, когда брат так внимательно заглядывает в глаза… будто уже не ослеплён, будто уже готов слушать. — Уживаемся мы неплохо. Орочимару оказался на редкость радушным. Заботливым даже. Кто бы мог подумать?
— Он о тебе заботится? — Саске приподнял бровь. Полное поглощение, запирающая печать и даже ментальные битвы — это да, это он ожидал.
Орочимару, проявляющий заботу? Ну, это тоже вполне укладывается в его манеру поведения. Если учесть новые данные.
— Да, можно и так сказать.
— Зачем бы ему это делать?..
— Особенности техники. Гораздо проще, когда хозяин тела соглашается сотрудничать. И гораздо проще получить полное согласие, когда ему хорошо.
— И… тебе хорошо? — внимательный взгляд из-под ресниц.
Итачи затих, прежде чем ответить. Он считал, что не имеет права на счастье — после всего, что он сделал… Но Орочимару будто отмёл все прочие договоры и заключил новый, только между ними. И действительно приложил множество усилий, чтобы ему было хорошо.
— Таковы условия сотрудничества. Но их придумывал не я.
— Ты как будто оправдываешься.
— Мгм, — согласился Итачи и замолк.
Не обнять брата он не мог. Всё ещё корил себя за произошедшее с Орочимару — санин чуть не пострадал серьёзно по его вине. И всё ещё тащился от ощущения, что его пламя к нему ластится, послушное и нежное. Слишком много непривычных эмоций.
— Я рад, что ты все-таки жив, — тихо, едва слышно.
— Этого не должно было случиться.
Тихое хмыканье.
— Везение — оправдание слабых. Не ты ли об этом говорил?
Итачи вздохнул.
— Какое там везение? Моя ошибка. Недооценил.
— Степень запасливости Орочимару? Верю.
Смешок.
— Видел же, как он за тарелку супа и чувство нужности собирает целую деревню. Но никак не думал, что сам на это попадусь. Он ведь меня даже за разгромленную библиотеку не отругал…
Ответный смешок.
— Это у него голова болела. Получишь ты ещё свою порцию промывания мозгов.
В основном — за неприрученное пламя, мысленно добавил Саске.
— Для этого ему с меня придётся слезть. А никаких признаков этого желания он не проявляет.
— О, это ты плохо Орочимару знаешь. Спокойной ночи, нии-сан.
— Спокойной ночи, мой злорадный отото.