— Значит, ты тоже хочешь, чтобы тебя погладили.

— Да. Хочу.

— Тогда наклонись ближе.

Змей помедлил секунду, наклонил голову. Он безумно, безмерно хотел, чтобы его погладили. Чтобы обняли. Не только снаружи — с этим всё было хорошо, но чтобы и тот, кто находится внутри, не отгораживался и погладил.

Изящные пальцы мягко зарылись в темные волосы, пропустили скользкие пряди между собой. Погладили — легко, почти невесомо, но неожиданно ласково.

— Хорошо, — протянул Змей, довольно жмурясь и утыкаясь лбом в плечо.

Итачи чуть пересел, облокачиваясь боком обо льва, и наглаживая его левой рукой, а Орочимару — правой. Невольно вспоминались визиты в замок Некоматы, где его всегда окружали целые стайки котов, жаждущих внимания.

— Орочимару-сама! Орочимару-сама, вы в порядке? — позвали его снаружи.

— Кабуто, отстань, я медитирую…

— Конечно, Орочимару-сама, я не буду мешать вам вынашивать коварные планы.

Помощник ехидно оскалился, вытащил у него из руки кисточку и отошёл.

— Неужели так хотелось? — тихо спросил Итачи.

— Угу, — кивнул Змей. Внутри всё переворачивалось от этих прикосновений. От этого вопроса — робкого, слегка неверящего.

— Так… странно. Я всегда считал, что тебя интересует только шаринган.

Орочимару хмыкнул.

— Логично, что ты так думаешь.

— Мне было восемь, когда ты ушел в нукенины. Хочешь сказать, он зародился уже тогда? — Итачи потянул льва за гриву.

Тот повёлся, как мягкая игрушка.

— Угу.

Взгляд Учихи стал подозрительным.

— На восьмилетнего ребенка?

— Ты так говоришь, будто у меня на восьмилетнего ребёнка встало, — хмыкнул Змей. — Погладить пусю и повосхищаться ею — это дела такие… безвозрастные.

— Забавно, — Итачи продолжил поглаживания в размеренном ритме. — Я помню тебя на похоронах Йондайме. Ты стоял в стороне ото всех… был не таким. Позже я узнал, что ты тоже гений… забавно, что такие, как мы, в Конохе не уживались.

— Кому больше дано, того больше хотят запрячь, — Орочимару прижался, зажмурился. — Причём люди зачастую не понимают, что гений — он гений во всём, а не только в том, в чём ты его собираешься запрячь.

Змей стянул с плеч кимоно, подставляя спинку для поглаживаний.

— Что ты хочешь этим сказать? — Учиха аккуратно прошелся по лопаткам ногтями.

— Ммм… Ах! — Змей выгнулся, от пошедших по образу мурашек. — Хочу сказать, что… Эксплуатируют гениев. Меры не знают, мнения не спрашивают, а потом удивляются, чего это оно рвануло. Частый случай, между… прочим…

— Я ушел не поэтому, — задумчиво.

— Да ну?..

— Так сложилось. Не будем об этом.

Лев довольно растянулся, подставляя рукам Итачи пузо, раскинул лапы.

— Ну, не будем так не будем… — Орочимару прижался, напрашиваясь ещё и ещё… — Загоны какие-нибудь будут?

— М? — Итачи повернул голову в его сторону. — Я глажу кота. Какие загоны?

— Ты гладишь меня…

— Кот — часть тебя. Значит, ты тоже в какой-то степени кот. Интересно, у Саске остался допуск к замку Некоматы?

— О таком не знаю… Гла-а-адь.

— А мурчать умеешь? — Итачи легким жестом взлохматил волосы.

— А без мурчания гладить не будешь?

— Буду, почему нет. Мне просто интересно.

— Плохо умею. Дыхалки не хватает. Впрочем, тут я себе могу хоть кошачий мурчальник отрастить… Пур, пур…

Итачи умилился — отчетливо, даже не пытаясь это скрывать. Мелькнула мысль, что змееныши правую руку отдали бы за такое зрелище, потом — что Орочимару идет быть расслабленным.

— А собрат этого льва у тебя тоже есть?

— М? Ты о ком?..

— Учихамания? Тяга к Саске?

— А. Чувак, иди сюда, — Змей махнул рукой, и из-за угла, потираясь об него боком, вышла чёрная пантера, лениво щуря красные глаза.

Итачи окинул ее взглядом. В отличие ото льва, пантера не выглядела неухоженной или тощей. Напротив, шерсть лоснилась, мышцы красиво перекатывались, и вообще кошка выглядела холеной.

— Отото понравится. Почему такая разница в состояниях?

Кошка подошла, уложила морду на колени Орочимару.

— Её запирали меньше.

— Запирали?

— И гладили больше, — Змей почесал пантеру за ушком. Та довольно прищурилась. — А гладить должен был не я.

— Саске тоже всегда любил кошек, — хмыкнул Итачи.

— Дело же не в кошке, — тихо, немного грустно. — Это просто образ.

Почему-то разом стало горько. Горько от того, сколько же клеток в его душе. Клеток, которые никогда не откроются.

— Но с образом ты угадал, — просто заметил Итачи.

— Образ выстраивается сам, — покачал головой Змей. — Гладь, пожалуйста…

Учиха потянул его, побуждая лечь головой на колени. Все это было странно и довольно бредово, но, если не пытаться анализировать — приятно.

Так почему бы не расслабиться, бездумно перебирая гладкие пряди?

Комментарий к Коннект

Когда вы не оставляете комментарии, где-то грустят два автора

========== Анализ ==========

Орочимару попытался собраться с мыслями из разнеженной, милой и ленивой змейки, но ничего не получилось. Он грустно посмотрел на отчёт, читать который не было никакого желания. Усилием воли сосредоточился на тексте. Подумал: «Какого биджу?!» — и отправился искать Кабуто.

Тот обнаружился на складе, распределяя по порядку поставку реактивов.

— Орочимару-сама? — вскинул он голову от бумаг.

— Меня чесать, — объявил Змей.

— Есть, Орочимару-сама! Приступать?

— Подожди, до спальни дойдём…

Обитатели северного убежища, которые как раз эти реактивы и принесли, проводили Якуши завистливым взглядом. Один из них завидовал, что кто-то настолько приблизился к Орочимару-сама, а другой, поопытнее, завидовал тому, что в спальню тащат так активно и бесцеремонно.

Эх, нашлась бы какая куноичи, готовая его изнасиловать…

***

Орочимару скинул одежду и млел, млел, отчаянно млел под руками. Кабуто же, напротив, нервничал и не знал, как правильно «чесать». Не в прямом смысле чесать же? Он постоянно сбивался на массаж, но это было совсем не то… или то?.. В дверь тихонько заглянул Учиха, которому успели донести, что из фавора у Змея он выпадает, оценил картину. Убедился, что все в порядке, тихо кивнул своим мыслям и так же тихо закрыл дверь. Кабуто, конечно, выглядел растерянно-беспомощным, но если вмешаться, он вообще попытается уйти на второй план, отдавая всю инициативу другим.

— Расслабься, Кабуто. Тебе разве не хочется меня просто полапать? — уточнил Орочимару. — Вот и лапай в своё удовольствие, разрешаю.

— Орочимару-сама… — тихий укор в голосе, дыхание рядом с ухом. — Я не могу.

— Почему?

— Ну… вы такой… а я такой…

— Какой?..

— Ну… Не знаю. А вы знаете, Орочимару-сама?

— Знаю, — довольно прижмурился Змей.

— Да?! Вы… вы знаете, какой я?!

— Конечно. Ты не отвлекайся, чеши…

— Ой, да… Но не скажете, да?

— Ага.

— Я сам должен это узнать?..

— Зачем такие сложности? Просто сказать не получится, — Орочимару зевнул, повернул к нему голову и скосил янтарный взгляд. — Ни один объект реального мира невозможно полностью описать одним словом. Вон стул. А какой он? Высокий, низкий, деревянный, металлический, старый, новый, удобный, неудобный, белый, зелёный, оранжевый? Реальный объект собирается из множества слов, и ни одно из этих слов не является по-настоящему его сутью. Так же и человек… Разве ты проще стула? Не думаю.

— Хм… — Кабуто так задумался, что даже почти прекратил гладить. — Но стул можно хотя бы увидеть. Нарисовать. Сфотографировать.

— А человека можно ощутить. Тебе не нужны ответы извне, Кабуто. Ты есть, и ты — это ты. Просто почувствуй это.

— Хм.

Звучало логично. Конечно, это же Орочимару-сама! Якуши прикрыл глаза, стараясь ощутить то самое, его. Вот дыхание, ровное, спокойное и размеренное. Вот сердцебиение, слегка частит. Вот желудок переваривает обед. Вот очаг, вырабатывает чакру… Где среди этого всего — он?