— Лузгин не появлялся?
— Звонил из района, обещался скоро быть.— Нюшка понизила до таинственного шепотка голос, зыркнула взглядом по сторонам.— На радостях чуть не заикался, меня за Серафиму принял. Потеха!
— Что же за радости у него? — спросил Константин, не зная, зачем он прибегает к этой ненужной хитрости.
— Ай не слыхали? — недоверчиво протянула Нюшка, и левая бровь ее изогнулась.— Да сегодня радио с утра его славит, на всю область гул пошел! Может, сумел начальству очки втереть, может, секрет какой имеет, но взял три плана по мясу!.. Не иначе как на «Героя» метит! Схватит одну Звезду, потом другую, поставят ему вот тут, на площади, бронзовую бюсту, а мы будем с флагами по праздникам мимо ходить и песни петь...
— Н-да.— Константин не сдержал улыбки.— Волнующая картина...
— Не верите? — Нюшка смотрела на него с пристальной подозрительностью.—Уж если он что удумал, тут ему поперек дороги не стой — кровь из ноздрей, а своего добьется!..
— Вы как будто в ссоре были с ним? Теперь-то помирились небось?
— Да что толку с моего куражу? — По лицу Нюшки как бы скользнула легкая тень.— Бабе одной завсегда плохо — на свет глядеть тошно, по хорошему слову изголодаешься, так на худое будешь согласная, лишь бы тебя пригрели... А тут все же мужик, и не простой, а над всеми стоит.
— А какой он человек, не так уж важно, что ли?
— Может, и важно, да'где лучше-то взять? Вы же меня замуж не возьмете?
Она рассмеялась звонко, до слез, запрокидывая голову. Но тут же смолкла, глядя на обескураженного парторга.
— Это я шутю, не будьте в обиде! — Лицо Нюшки стало серьезным и даже чуть печальным.— Вам образованная нужна, а не такая, как я... Вон у моего сродственника в городе... Лягут вечером в постель, отвернутся друг от дружки, сунут нос в книжки и читают, читают, пока сон их не сморит. Я б так со скуки сдохла, а им по нраву!..
— А вас книги не интересуют?
— Попадается иной раз такая, что затянет, не оторвешься, вроде одуреешь, а чтоб особая охота была — этого нету...
— К чему же у вас душа лежит?
— Душа! Нашли о чем! — Нюшка усмехнулась.— Кому какое до нее дело?.. Когда молодая была, мне все было нипочем — ни работа, ни злоба людская... Обидит кто — наревусь ночью, а утром как росой умытая — встала, песни пою, все трын-трава! Думала, все от меня зависит — не захочу, не поклонюсь, а коли не по душе — с глаз долой!.. А теперь я сама не выбираю, что жизнь отвалит, то и беру.
Она с хрустом вогнала лопату в кучу, чуть не уронив с ноги калошу, и начала бросать на дорогу сверкающие комья снега.
— Если приедет Лузгин, пожалуйста, позовите меня. Я буду на ферме,— попросил Константин и шевельнул вожжами.
«Вот попробуй разберись, что она за человек,— думал он, снова трясясь в телеге.—Все говорят, что она живет с председателем, одни ее презирают и даже ненавидят, другие побаиваются, третьи заискивают перед ней, а по существу, ей не с кем поговорить по-человечески».
Константин подъезжал к ферме, когда его обогнал «газик». Шумно осев в луже и обдав телегу черными брызгами, «газик» начал тормозить, заносясь по скользкой дороге, перегородил ее поперек и вдруг остановился. Он был
весь заляпан ошметьями жидкой грязи, от колес до выцветшего брезентового верха и заднего смотрового стекла, и как будто дымился, быстро просыхая на жарком солнце.
Дверца машины открылась, и, выставляя вперед тупорылый, начищенный до блеска сапог, неуклюже выбрался из «газика» Лузгин — грузный, тучный, в темно-синем дождевике поверх меховой телогрейки.
Он что-то сердито бубнил шоферу, за густым рычанием мотора слов нельзя было разобрать.Константин придержал лошадь, деревенея в гнетущем ожидании. С тех пор как он испытал бессильный стыд и унижение, слушая гневные крики обступивших его доярок, он не расставался с мыслями о Лузгине, о том, что скажет ему при первой встрече. Память подсказывала обидные, больно ранящие слова, способные унизить и образумить любого, но сейчас, увидев председателя, он вдруг понял, что тут все слова бесполезны. Только бы выдержать первый приступ подступающей к сердцу ярости, только бы не сорваться!
«Главное — не давать воли гневу,— стискивая в кулаки вожжи, уговаривал себя Константин.— Может быть, у меня не будет большего испытания в жизни... Я должен до конца понять, что это за человек, чтобы бороться с ним».
— Собери мне живо руководящие наши кадры! — громко крикнул Лузгин шоферу и постучал пальцем по циферблату часов.— Стягивай с постели, если еще с бабами нежатся!..
Машина двинулась, заюлила по грязи, ш Лузгин поднял руку, приветствуя Константина.
— Вот это отхватили себе парторга, я понимаю! — щерясь редкозубой улыбкой, натужно и весело сипел Лузгин.— Уважаю таких мужиков, которые не боятся рук замарать. Это по-нашенски, по-колхозному! Что стряслось, что ты в молоковозы определился?
— Возчик заболел.
— Так...— Председатель мотнул головой.-— А без парторга, значит, не нашлось кому поехать? Ну, один раз куда ни шло, но если сам секретарь будет каждый день возить молоко или станет доить корову, то кто же тогда обеспечит нам партийное руководство?
В глазах его не было ни смешинки, он говорил так, будто не на шутку гневался, и все-таки Константин не мог понять, всерьез он озабочен тем, что обнаружил, или просто открыто издевается над ним.
От Лузгина пахло тройным одеколоном — видно, недавно был в парикмахерской, щеки его сизо лоснились, из-под маленькой клетчатой кепочки, едва прикрывавшей большую с низким лбом голову, торчали влажные волосы, розовел жирный, аккуратно подстриженный затылок; вместо глаз зияли узкие щелки, будто налитые посверкивающей водой, к мокрым губам липли махорочные крупинки, похожие на темные веснушки.
—Я за такие порядки хвалить брательника не стану! — сердито пообещал Лузгин.—А то он, видать, угрелся за моей спиной, живет как фон-барон какой и думает, что на него и управы нет!..
Константин слез с телеги, подержал вялую руку председателя, удивляясь в душе и самому себе, и этому искусно притворявшемуся человеку. Сейчас они притворялись оба, и каждый таил свое.
— Ты им не потакай,— доверительно и ласково поучал Лузгин.— Охотники сесть на чужую шею всегда найдутся, а потом их не скинешь, когда попривыкнут... Намотал?
Они шли рядом с телегой наизволок, и тем, кто видел их из окон изб, наверное, казалось, что это идут два закадычных друга. И как будто нарочно, чтобы утвердить людей в этом мнении, Лузгин то хватал Константина за полу пиджака, то хлопал по плечу, то чуть не обнимал на виду у всей деревни. Константин пытался отстраниться, идти подальше, но Аникей лез к нему назойливо и нагло, точно испытывал его терпение.
На ферме Лузгин стал, резвясь и потешаясь, таскать бидоны в моечную, прижал доярку в дверях, а когда та ударила его по спине, захохотал как леший. И Константину стало не по себе от этой деланной и диковатой веселости.
Колыхаясь на ухабах, подкатил к ферме «газик», и о Аникея разом смыло все веселье. Он напустил на себя строгость и, сцепив за спиной руки, широко расставив ноги, стал в проеме дверей, оглядывая вылезавших из «газика» Ворожнева, Тырцева, Сыроваткина, Мрыхина.
- Ну как, Федя, тепленькими взял их, а? — обратился он к шоферу и, не дожидаясь ответа, рывком сдернул с головы кепчонку.— Вы об чем думаете, соратники? Может, календарь сменили, пока я в городе был, и весна обратно на зиму завернула? После зимней спячки очухаться не можете? Тут такой по всей области, можно сказать, патриотический подъем, а мы, вместо того чтобы возглавить и воодушевить, под бабьи юбки прячемся!.. Не-е-ет! Так дальше не пойдет!.. Народ вам много дал, но он
может все взять и обратно, ежели человек на сегодняшний день не светит и не греет. Правильно я рассуждаю, парторт?
Константин лишь пожал плечами.
— Пройдем по хозяйству и проверим нашу готовность. Ясна установка? Слово дадено, и не кому-нибудь, а областному комитету партии! Назад ходу не будет, сколько бы мы ни брыкались!..
