Вытряхнув из-под причёски нахлынувшие воспоминания, Марина принялась за текст.
«Если верить детективам, то первая цифра – это номер строфы, – решила она. – Вторая – номер строки в строфе. Ну, а третья, тогда – номер слова, с которого читать».
Количество цифр в «номере» под такую версию подходило идеально. Марина судорожно сцепила под столом пальцы рук и приступила к дешифровке. У неё получилось следующее:
Друг единственный
в час назначенный
садится у окна
и в кольцах узкая рука
«В час назначенный, это понятно, а садится у окна, где?» – спросила Марина саму себя, но ответа не получила. Через пару минут бесплодных размышлений она почувствовала, как тоненьким ручейком начинает вытекать из неё непоколебимая уверенность в собственной правоте. А ещё через пару вся затея стала разваливаться, как карточный домик.
Чуть не схватившей тайну за хвост Марине стало до чёртиков обидно и стыдно за саму себя. Стыдно – потому что поверила, обидно – по той же причине. Чтобы немного прийти в себя, Марина, в чём была, выбежала на перекур.
На улице сдувало с ног. На ветру немели пальцы, искры то и дело слетали с красного хвостика сигареты и по крутой траектории уходили в грязный сугроб. Марина мёрзла. Кофточка, и то, что под ней – юбка и колготки – препятствием для ветра не являлись.
Пытаясь подавить дрожь и проклиная всё на свете, она добивала сигарету, и тут её посетило третье по счёту озарение. Мир вокруг Марины на секунду остановился, а когда снова пришёл в движение, в поле Марининого зрения появился не по возрасту лысый, вечно озабоченный курьер по имени Грайр.
– Марыночка, пачему вы совсэм голая вышли? Прастудытэсь… – пытался он выдавить из себя Шарля Азнавура.
Марина одарила его таким ошалелым взглядом, что тот начал, начиная с ширинки, критически себя осматривать. Не дав армянскому Дону Жуану опомниться, Марина забежала в здание, прыжками поднялась по лестнице и буквально ворвалась в кабинет, до смерти испугав коллег. Из-за дрожи и одышки ей только с третьего раза удалось правильно напечатать в окошке браузера: «Кафе Незнакомка».
Так Марина узнала, что в Москве есть только одно кафе с таким названием. И уверенность вернулась.
В кабинете начальника управления кто-то орал:
– Да, мы будем натягивать ноябрь на сентябрь… нет, ноябрь на август мы натянуть не сможем…
Марина прикрыла дверь.
– О чём это он? – спросила она секретаршу Лидочку – молодую и безмозглую, как все секретарши.
Та сделала такое лицо, будто только что съела полкило гнилых лимонов.
– Селектор с Питером…
– Надолго? – с надеждой в голосе спросила Марина.
Лидочка пожала плечами, тряхнув при этом бюстом.
– Только начали. А что ты хотела?
– Отпроситься. Хочу сегодня уйти пораньше.
Лидочка свернула голову вбок и приподняла выщипанную «в ниточку» бровь.
– Свидание? В четверг?
Марина только фыркнула в ответ.
2. Друг единственный
«А если там будет много окон? – думала Марина, пока бежала к метро. – Мне что, к каждому столику подходить? А если там вообще окон не будет?»
В вагоне она снова начала сомневаться, что поняла всё правильно, но это уже ничего не значило: любопытство толкало её в спину и кололо пониже оной чем-то маленьким и острым.
На улице Марину за все места начал хватать холоднющий ветер, и ей стало не до сомнений – когда так задувает в подхвостье, в голове остаётся только одна мысль: «Почему я пошла в юбке, а не в брюках?»
Марина успела вовремя. Ровно в семь она по склизким ступенькам спустилась в небольшой подвальчик недалеко от Апраксинского дворца.
Дрожь в конечностях стала ещё ощутимее, когда прокуренный гардеробщик принимал у неё пальто и шарф. Марина протёрла очки и увидела себя в огромном ростовом зеркале, в котором даже она смотрелась коротышкой.
– Ну, здравствуй, Марина Владимировна, – произнесла она тихо и сделала пару шагов навстречу себе.
Отражение в зеркале сделалось крупнее.
– Немного бледновата, подруга, – продолжила беседу Марина, – и на башке кошмар…
Расчёска – помада – пудра, и Марина, отодвинув сумочкой портьеру, прошла внутрь сквозь прокрустову арку.
Окно в слабоосвещённом подвале со сводчатым потолком оказалось всего одно, и за столиком возле сидел некто странный в шляпе. Лица не видно: его скрывала плотная вуаль, плавно переходящая в накинутый на плечи палантин, из которого торчала узкая бледная кисть. Кисть потянулась к бокалу с красным, и искрящиеся в электрическом свете перстни заставили Маринины глаза раскрыться шире.
– Маргарита Витольдовна, но друзья зовут меня Марго, – произнесли выцветшие губы.
– Марина, – ответила присевшая на краешек стула Марина, которая начала чувствовать себя школьницей.
Кисть в перстнях медленно приподняла вуаль, открыв вытянутое морщинистое лицо, напомнившее Марине какую-то советскую актрису.
«Сколько же ей лет?» мелькнуло у неё в голове.
– Без трёх месяцев кошмар, – будто прочитав Маринины мысли, сказала Марго.
Марина почувствовала, что краснеет.
– А вам?
– Тридцать три, – выдохнула Марина.
Морщины на лице Марго пришли в движение.
«А она, наверное, когда-то была красивой женщиной», – подумала Марина, когда улыбка и искорки в глубине серо-зелёных глаз на мгновенье вернули её визави молодость. Секундой позже морщины вновь перераспределились, и на Марину снова смотрела суровая старуха с поджатыми губами.
– Что вы на меня так смотрите? – не выдержала Марина.
Марго медленно отвела взгляд:
– Странно. Вы достаточно красивы, но, судя по тому, что пришли сюда, не замужем. Из того же следует, что у вас есть мозги, а из сумочки вон, «Донцова» торчит…
Марина инстинктивно затолкала поглубже свежий шедевр от мастерицы жанра, жёлтый краешек которого предательски высовывался из сумки.
– Сто раз давала себе обещание не читать больше эту гадость, – виновато пробурчала она.
Марго повела в воздухе второй рукой, которая также оказалась в перстнях и, разумеется, была узкой. Сей жест Марина истолковала, как: «не бери в голову».
– А вот что меня в вас нисколечко не удивляет, – продолжила Марго, – так это то, что у вас нет подруги, иначе бы вы пришли вместе.
– Не понимаю…
Марго чуть наклонилась к столу:
– Страшно, наверное, было идти одной на свидание к незнакомцу?
Марина отрицательно покрутила головой – хотя страшно ей было. Она хотела возразить, заявив, что и подруга у неё тоже есть, но, вспомнив Жанну, решила сказать правду:
– Да, вы правы, настоящей подруги у меня нет.
Марго удовлетворённо кивнула, взяла тонкими пальцами бокал и медленно поднесла ко рту. Марине моментально тоже захотелось чего-нибудь выпить.
Она повернула голову в зал, и тотчас, словно из воздуха, у столика соткался неискренне улыбающийся официант:
– Готовы заказать?
«Сегодня все читают мои мысли», подумала Марина, прежде чем сказать то, что говорила в таких случаях лет, наверное, десять:
– Латте без сиропа и тирамису.
Официант, отвесив поклон, с поворотом вокруг собственной оси удалился.
– Тирамису здесь говно, – предупредила Марго.
Марина лишь тяжело вздохнула: она понимала, что это всё часть заговора высших сил, но ничего поделать не могла.
Как будто с чем-то согласившись, Марго кивнула и достала из блестящего портсигара длинную тонкую сигаретину. Марина тоже достала из сумочки пачку «Muratti» и закурила. Между собеседницами повис нестабильный никотиновый тюль.
– Короче говоря, вы нам абсолютно подходите, – сказала Марго сквозь дым.
Марина сдвинула брови:
– Подхожу для чего? И кому это нам?
Марго некоторое время помолчала, стряхивая пепел в переполненную пепельницу.
– Скажем так, – сказала она на выдохе, – в Москве достаточно давно существует закрытый женский клуб.