У фотографии есть свои преимущества перед кинопленкой. Остановилось мгновение, и оно может длиться бесконечно долго. Рассматривай и вспоминай. А кинопленка хороша тем, что время на ней движется, звучат музыка и голоса. Но, просматривая ее, не чувствуешь вкуса мартовского воздуха и его леденящей влаги. Впрочем, и, казалось бы, навсегда утраченные ощущения можно вернуть.
Именно в этот день и в это же время в траурном митинге стояла вся страна. Рыдающий голос Левитана, церковные заупокойные хоры и траурные марши из радиорепродукторов. За сотни километров от Саратова, в одном из рабочих районов города Горький, в Сормово, я сижу на крыше пятиэтажного «сталинского» дома с моими закадычными друзьями лет девяти и смотрю на панораму стонущих заводских труб. Серный запах сгорающего кокса, косматые серые дымы и чуть виднеющиеся вдалеке заснеженные волжские затоны. Любопытно, тревожно, и ощущение холодного оцинкованного железа сквозь грубые шерстяные штаны.
Все может быть воскрешено: и образы, и звуки, и запах, и все ощущения, и мысли. Ведь все мы созданы по образу и подобию и поэтому наделены этой удивительной божественной способностью, о таинственности которой даже не задумываемся. Запах плюс воспоминания, документ и опять воспоминания плюс напоминающее кого-то лицо и опять фотография, сломанная игрушка — любой пустяк... Бесконечна цепь прошлого, соединяющая нас с настоящим.
Тот, кто в эти дни был на свободе, плакал, боялся за будущее страны и мира, а многие искренно удивлялись: Сталин?! Умер?! Разве это возможно? Я отчетливо помню, как в последние годы его жизни усиленно распространялись слухи о том, что в Китае найден древний рецепт, обеспечивающий бессмертие, и потому Сталин будет жить вечно. Став взрослым, я прочитал у древних китайских историков, что китайские императоры действительно требовали от своих искусных врачевателей найти эликсир бессмертия. И он был найден. В конце жизни Сталина огромный Китай стал малой частицей обширнейшей империи, и древняя ханьская легенда просочилась в российские мозги через бесчисленные поры информаторов и доносителей бериевской системы. Кто бы мог подумать о том, что благодаря тайной полиции историческая ткань одной культуры может прорасти в историческую ткань другой.
Но Сталин умер, и миллионы людей в тюрьмах, лагерях и ссылках, затаив дыхание, замерли в надежде. Среди тех, кто в ссылке узнал о смерти Сталина из первых сообщений радии, была Зинаида Михайловна Заккит (урожденная Стецкая). Ее фонд также хранится в Народном архиве.
Муж Зинаиды Михайловны, Вольдемар Карлович Заккит, латыш из крестьян, окончил до революции политехникум, был знаком с А. В. Луначарским и благодаря этому знакомству стал чиновником средней руки в ВСНХ Северной области. Затем судьба понесла его, как и большинство людей этой вихревой эпохи, по просторам Родины великой и вынесла на цветущий Кавказ, в город Зугдиди (во время последней гражданской войны в Грузии этот город часто упоминался), а затем и в другие города благословенной земли вина, чая и солнца. Но человеком он был неуживчивым и любил завязывать опасные связи. Подружился с князем Чиковани, за что и был арестован вместе со многими другими его друзьями. (Помните фильм «Покаяние» и сцену ареста людей с одной фамилией? А здесь пересажали всех знакомцев.) Впрочем, вскоре его отпустили.
Но Вольдемар Карлович не внял предупреждению судьбы и в 1935 году (!) на одном из собраний выступил против сталинской коллективизации. Во все времена в каждом народе присутствует странная порода людей «упертых». Их бьют, сажают, убивают и самое страшное — их осмеивают. Но они тупо лезут со своими сомнениями и вопросами, хотя отлично понимают, чем это может закончиться. И, конечно, заканчивается почти всегда плохо. На следующий день после собрапия его арестовали и отправили без суда и следствия строить Беломорканал, а оттуда прямиком в Соловки. Удивительное дело, но в 1940 году он был освобожден. Каких-то шесть лет. Пустяки! Казалось бы, живи и молчи. Точнее, наоборот, молчи и будешь жить. Нет.
Живя в Башкирии, куда из-за него была сослана вся семья, и работая на приличной должности на трубном заводе, он в 1943 году вместо надписи «Столовая ИТР» (инженерно-технических работников) написал: «Столовая любимчиков директора». Ему было уже пятьдесят четыре года (столько же, сколько и мне сейчас), а он, кэд подросток, задирался с начальством, хотя начальство и ему предлагало прикрепиться к этой столовой «для любимчиков». Опять арест, уфимская тюрьма, в которой он умер через несколько месяцев. Через год в ту же самую тюрьму был посажен и мой отец, которого после ранения на фронте направили на работу в «Башнефть». Уфу в годы войны называли «вторым Баку». Отец наверняка бывал по долгу службы на керамико-трубном заводе. Но встречались они или нет, теперь уже никогда не узнать. И тем не менее они встретились здесь и сейчас, благодаря мне и тебе, читатель.
Как и положено по тем временам, 3. М. Заккит была сослана в качестве жены «врага народа», по одна. Повезло: сын военал и вскоре погиб, а дочь и так работала на лесозаготовках. За глупости мужа Зинаида Михайловна пробыла в ссылке более шестнадцати лет. Жила она по большей части в степях Казахстана, в поселке, где работала чернорабочей, бухгалтером районной больницы и... до самозабвения пела и играла в художественной самодеятельности. Как здесь не вспомнить певучую Украину, родину ее предков! В течение шестнадцати лет почти каждый день мать и дочь писали друг другу письма. Как жаль, что в Народном архиве хранится только часть их переписки.
22 января 1953 года, менее чем за три месяца до смерти Сталина и в самый разгар «дела врачей», она пишет из ссылки дочери:
«Моя дорогая!
Не сердись на меня за долгое молчание. Завертели и закрутили с работой плюс подготовка к ленинским дням. Вчера дали концерт — пьеску «На страже безопасности», декламация и хоровое выступление, любимые песни Ильича. Один вечер у меня пропал, места не находила после сообщения о тайне врачей. Господи! Когда люди поймут, что народ важнее всего, что капитал стоит одной ногой над бездной и не сегодня, так завтра в нее свалится безвозвратно! Но вот эта страсть (...) к обогащению, самовластию никак не изживается у людей. Или нужны деньги ради денег, чтобы они лежали мертвым капиталом в банке и на проценты они благодушествовали?
США, Англия не могут уступить свое первенство России, которую они привыкли считать дикой, отсталой. Но они не осознают или не хотят осознавать, что их звезда закатилась и Россия поднялась выше всех государств. Да, трудно им расстаться с фабриками, заводами и банками. Да, если бы не Октябрьская революция, разве мы имели бы Волго-Дон, Днепрогэс, преображенный Донбасс, намеченные великие стройки коммунизма? Разве капиталист думал о благосостоянии народа? Он вкладывал капитал туда, где рубль давал сто рублей.
Я видела Донбасс в 1915 году, а теперь вижу его в кино. Такая перемена за тридцать пять лет! Для такого преобразования срок малый, принимая во внимание времена гражданской войны и четыре года Отечественной войны. Жаль, что нет Миши (сын.— Б. И.) сейчас, увидел бы, как наш народ окреп, вырос и что сделал для себя. Вот думаешь обо всем, увлекаешься нашей текущей жизнью, с радостью, с восторгом следишь за нашими стройками. А потом оглянешься на себя. А ты кто? Ссыльная, «враг народа»! За что? За мужа. Значит, во мне не было бдительности, я была ротозей, я нечутко относилась к сложившейся обстановке. Конечно, я заслужила это наказание, которое длится уже шестнадцать лет, а может быть, и на всю жизнь. Если до сих пор у нас работают иуды, то ждать помилования не приходится и просить недостойно. Правда, (...) меня все величают Зинаидой Михайловной, фамилию редко знают: мое имя популярно, но я чувствую па себе это клеймо, и оно жжет мою душу. И пою арию Игоря: «Дайте, дайте мне свободу, я позор свой искуплю». А вот изречение Авиценны: «Так как друг много водился с моим врагом, то мне уже не годится более водиться с другом. Остерегайся того сахара, который смешан с ядом, берегись той мухи, которая сидела на дохлой змее».
