Воцарилась ночь и я заснул... сон обнял меня, и в меня ворвалось, ни мало не медля, все нечестивое, грубое, злое...
В ужасе я очнулся...
"Неужели все это во мне?.." - подумал я... ужас потряс меня, волосы вздыбил... мне показалось, что поколебалось небо и звезды сошли со своих орбит...
Я увидел, как ко мне потянулись сотни рук... я был окружен гулом, ропотом толпы...
Голосом и рукой я подавил волнением толпы...
Воцарилось безмолвие...
Я выступил вперед перед другими и заговорил... я говорил о том, что другим было неизвестно... я сосредоточил на себе внимание и мог возбудить противодействие толпы...
О чем я говорил?.. я, сумасшедший, в бессилии понять самого себя... я говорил о боге, посылающем благо и зло, чаще зло...
Фразы, высказываемые мной, производили странное впечатление...
Я объявил этот день несчастным и толпа, хоть и не понимала меня, но покорилась...
Так кто же я?.. бог или преступник и враг государства?.. если я преступник, отчего же меня не разыскивают?.. власти не верят в мою опасность... не доверяют они и молве... толпу я скорее сдерживаю, чем возбуждаю... однако, достаточно было одного доноса и меня отправили в изгнание с утратой прав на имущество... меня заподозрили в заговоре, и я бежал, оставив после себя могилу на старом еврейском кладбище и крест, которому люди все еще поклоняются...
Нужно признать, что я не был осторожен... время было смутное, возникали толки о конце мира, о десяти казнях египетских и о рогах апокалипсического зверя... некоторые говорили об этом даже со злорадством, и рисовали ужасы, которые постигнут город и горожан...
Политики я сторонился, и не собирался принимать участие ни в каких революциях...
Некоторые вменяли это мне в вину...
Я был просто жертвой интриг и недоразумений... я подвергся бы преследованиям, даже если бы и не был заговорщиком, и держался подальше от примадонны и ее свиты... это она производила волнения и беспорядки... говорят, у нее было прямое столкновение с мэром, когда она еще не была великой, но дело это неясное и дало повод заподозрить какого-то агитатора...
Дядя не допустил суда над примадонной, он отдал ей свой замок, где она писала мемуары, а меня судили и отправили в ссылку на птичий остров...
На мне не было вины, хотя в моих отношениях с примадонной было много неясного и за границей дозволенного...
Меня не было в городе, когда случился пожар... театр сгорел дотла... уцелела лишь сцена и гримерная комната, в которой нашли мой труп...
Ходили слухи, что мать мэра была замешана в поджоге, но следствие указало на других, выставив виновницей Кассандру, которую и уличили не столько в поджоге, сколько в ненависти ко мне и мэру...
Мэр подверг Кассандру и ее последователей изысканной казни...
Ходили слухи, что это Кассандра через подставных лиц подожгла театр, чтобы на его месте построить здание по своему вкусу...
В виновность Кассандры не все поверили, но она вынуждена была скрываться... ее видели в руинах женского монастыря с неким писателем, у которого нашли ее письма к мэру, по всей видимости, подложные... там были любопытные факты, которые сами по себе могли стать уликами, но следователь, который вел это дело, исчез, говорят, что он утонул в пруду, ставшем болотом вместе с бумагами... факт его мученической кончины был засвидетельствован свидетелями... в газетах писали, что он покончил с собой, но в этом можно сомневаться, правда, во внешности и в чертах характера следователя было много такого, что заставляло подозревать, не был ли он предрасположен к помешательству?..
Слепая судьба свела следователя с примадонной... он влюбился... он был деликатно нежен в отношениях с женщинами... он обожал примадонну и поджог театра воспринял как знак, и весьма прискорбный... затем последовало нашествие грязи, потом война с собаками... с точностью исполнилось пророчество моего дяди, которое Кассандра приписала себе...
Кассандра оставила о себе дурную память...
В ходе следствия следователь вынужден был обратиться ко мне за разъяснением тех вопросов, которые возбуждали в нем недоумение... он знал и о предсказаниях Кассандры, и указал на них как на факты, но увидев Кассандру на сцене в роли Жанны, а потом в гримерной комнате, он уже не знал, о чем ее допрашивать и какое предъявить ей обвинение...
Следователь находился в немалом затруднении...
Дело не пошло дальше, наткнувшись на новые осложнения, в том числе на доносы, в которых в поджоге обвиняли и меня...
В чем только меня не обвиняли...
Следователь не нашел, что в доносах было справедливого, и отложил дальнейшее разбирательство...
Между тем слухи о вине Кассандры распространялись по городу, как зараза, и бездействие следователя становилось подозрительным, он же ссылался на то, что дело нельзя вести по безымянному доносу и воплям толпы: не нужно доказывать вину Кассандры, достаточно ее признать...
Следователь не мог смотреть на Кассандру как на подозреваемую... он не верил молве и слухам...
У кассандры были враги, но не было обвинителей... никто не осмеливался обвинять ее...
Говорят, было письмо следователя к мэру но судьба этого письма неизвестна, хотя поводов сомневаться в действительности этого письма нет никаких...
В письме следователь сознавался в своем бессилии... он не мог задержать настоящих преступников, хотя знал их имена...
В невиновности примадонны мэр был настолько убежден, что запретил даже разыскивать ее, но после вмешательства жены приказал арестовать и допросить ее, если только она объявится...
Как бы там ни было, положение Кассандры нисколько не изменилось к худшему, напротив...
В этом темном и незавершенном деле пострадали и другие, но не так ужасно, как следователь...
Он был лучшим, каких только знал город...
Распоряжением мэра Кассандре было запрещено появляться на сцене...
Она исчезла... исчез и мэр...
По факту исчезновения мэра было открыто дело и исписано много бумаги, пока не нашли его вещи в камнях на берегу пруда, ставшего болотом, но это вряд ли достоверно...
Слухи о причастности к пожару меня и Марка ни на чем не основаны... в нашем отношении к власти не было ничего вызывающего или раздражающего... и я скорее сдерживал толпу, чем поощрял ее плачами и вопли, тем не менее, на меня завели дело и подвергли домашнему аресту... мне запрещено было показываться на людях...
Новое распоряжение мэра не отменяло запрет, а лишь дополняло и видоизменяло его...
С исчезновением мэра в положении примадонны наступила перемена к лучшему... она была возвращена из места ссылки... вернулся и Марк... его не допрашивали, спросили только о замогильных записках моего дяди, относительно которых были даны неясные указания...
Мои письма и записки примадонне сгорели вместе со мной, как уверяла молва... о них говорили все, хотя много света на эту историю они не пролили...
Новому мэру крайне неприятно было ввязываться в подобные процессы, и он даже проявил покровительство, как бы оно не было ограничено, которое примадонне пришлось терпеть ввиду ее особенного положения... правда, она это покровительство воспринимала как унижение...
Мэр был человек деятельный, справедливый с твердыми нравственными устоями...
Я был замешан в этой не чужой для меня истории, но арест по доносу был для меня также внезапен, как и ссылка...
Потом было нашествие грязи и война с собаками...
Один из писателей, заявивший себя и пользующийся общественным вниманием сказал об этом времени, что наступило пришествие антихриста... он был в числе лиц, пострадавших в этих событиях, как автор мемуаров примадонны, в которых она объявила себя девственницей, хотя у нее было шесть или семь мужей...
Говорят, этот факт до того взбесил мать мэра, что она готова была выцарапать писателю глаза...
Марк появился в свите примадонны после ареста писателя и его смерти в желтом доме... в разговорах с Марком примадонна забывала всю тяжесть своего положения и мрачный замок превращался для нее в храм... смягченная и растроганная она уже не думала мстить матери мэра...
