Я спросила, не задумывался ли он когда-либо найти своего биологического отца. Он как-то сразу помрачнел, словно осунулся на глазах, и, тяжело выдохнув, сказал:

- Задумывался, Витёк. Лучше бы не задумывался. Прошлое принадлежит прошлому – не надо его ворошить из праздного интереса. Никогда не знаешь, что там найдёшь.

Музыка звучала всё тише, а потом мы и вовсе бросили это дело. Просто сидели плечом к плечу в полумраке лобби. Официанты уже закончили убирать зал и, потушив почти всю иллюминацию, разошлись. А мы всё говорили. Впервые вот так – открыто, честно, просто, не играя на публику и не пытаясь что-то доказать друг другу. Шес раньше не открывался мне с этой стороны. Нет, он всё так же ехидничал и пошлил, но теперь делал это как-то по-доброму, что ли. Не смогу точно сказать, в чем именно была разница, но она была. Он был и знакомым и абсолютно незнакомым одновременно.

Было в той нашей беседе что-то настолько родное, близкое, знакомое, настолько в духе Алекса, что я просто не смогла удержаться.

Я всё прекрасно понимала – они родственники, тесно общаются, а значит, вполне логично, что в манере речи Шеса может быть что-то от Алекса. Особенно, когда он вот так расслабляется и перестаёт следить за собой. Возможно, это вообще семейное.

К тому же наверняка с ним Ал ведет себя именно как Алекс; как бы я хотела, чтобы и ко мне он повернулся этой стороной. Я ничего не могла с собой поделать. Навязчивое желание ощутить себя рядом с ним, пусть даже так, через другого человека, не отпускало.

Наверное, только этим и можно оправдать то, что когда Шес вдруг без предисловий, вопросов или предупреждений наклонился ко мне, я закрыла глаза и потянулась навстречу.

И мягкое прикосновение теплых губ было настолько правильным, настолько уместным, что я, не думая, что делаю, тихо выдохнула: “Алекс”. Именно так я и представляла себе первый поцелуй с ним, с моим снежным_барсом. “Ал”, – прошептала я, когда мне вновь позволили наполнить легкие воздухом.

И тут всё прекратилось.

Он отстранился, оттёр большим пальцем мои губы и сказал, как обрубил:

- Извини. Мне не нужны чужие объедки.

И ушёл.

Просто ушёл.

А я осталась сидеть перед черным поцарапанным пианино, пытаясь привести в порядок дыхание и понять, что только что произошло. И не понимала. Как я могла их спутать? И почему уход Шеса воспринялся так болезненно? Дело явно было не в жестокости сказанных слов – в конце концов, это правда.

Может, потому, что его более привычная мне манера речи развеяла волшебство момента. Пусть краденного, пусть ненастоящего, но единственного, что у меня был. А может, потому, что хотела, чтобы он вернулся, сел рядом со мной, сбросил эту чертову маску ехидности и снова заговорил так, как говорил весь этот вечер. Только в этот раз я бы знала, что это Шес, и ни за что не спутала бы их.

Ни на следующее утро, ни потом он ни полсловом не обмолвился о том инциденте, но его равнодушие цепляло сильнее, чем я могла бы предположить.

Теперь, разговаривая вечерами со снежным_барсом, я порой ловила себя на мысли, что не на Ала я примеряю эти фразы, а на его несносного родича. И чувствовала себя в такие моменты окончательно запутавшейся предательницей.

Потому что внезапно четко осознала – ни Шес-ударник “Рельефа”, ни DJ Снежный мне не были нужны. Ни с одним из них у меня не было ничего общего. Ни один из них не затрагивал струн в глубине души.

А тому Алеку, который Алекс, и тому Шесу, что играл со мной на пианино дождливым вечером в лобби гостиницы, похоже, не была нужна я.

Да, я одновременно желала двух мужчин.

Считается ли это изменой? Наверное, да.

Может быть, именно поэтому я и не могла получить ни одного из них я.

Хан был прав – как, впрочем, и всегда, – пора бы перестать разыгрывать из себя королеву бала и определяться.

Впервые мелькнула мысль, что поведение Ала, возможно, объясняется очень просто – он знает.

Его женщина только его, так он сказал. А Шесу “не нужны чужие объедки”.

Могу ли я видеть в этом предложение и, что важнее, готова ли я быть только его? Если это означает потерять сегодняшнего Шеса, готова ли?

И...

Не поздно ли я спохватилась?

====== Глава 31 ======

Темный_Ангел: Долго ты еще будешь ломаться, как целка на первом свидании?

снежный_барс: Я не ломаюсь.

Темный_Ангел: А что ты делаешь? Хернёй страдаешь?

снежный_барс: Иди нахрен.

Темный_Ангел: Ути-пути, прям обиделся. Алекс, ну какого черта? Она же тебе нравится.

снежный_барс: Ну?

Темный_Ангел: Баранки гну! Или бери сам, или сгинь с горизонта. Мне надоела твоя тень за каждым углом.

снежный_барс: Мне твоя тоже.

Темный_Ангел: Всплакнём?

снежный_барс: Не паясничай.

Темный_Ангел: А то что? Нет, ну серьёзно, сколько можно.

снежный_барс: Не дави, ок?

Темный_Ангел: Хочу и давлю. В конце концов, у меня в этом деле шкурный интерес.

снежный_барс: Ева? Я работаю над этим.

Темный_Ангел: Бла-бла-бла, свежо предание. И почему сразу Ева?

снежный_барс: Не заливай. С каких пор тебя интересуют чужие бабы?

Темный_Ангел: Чужие?! Фигасе прогресс... Только, радость моя, она не твоя.

снежный_барс: И не твоя. Ну признай уже – тебя это бесит!

Темный_Ангел: Есть немного. Ладно, много. Алекс, ты собираешься вообще говорить ей, кто ты?

снежный_барс: Рано.

Темный_Ангел: Доиграешься, станет поздно.

снежный_барс: Да блин! Твое-то какое дело?!

Темный_Ангел: Я же говорил, шкурный интерес.

снежный_барс: Какой интерес?! Что вообще происходит?

Темный_Ангел: Знаешь, крайне неприятно, когда девушка целует тебя, а видит другого человека. Как серпом по яйцам.

снежный_барс: Так перестань лизаться с ней!

Темный_Ангел: Чёй то вдруг? Она ж не твоя.

снежный_барс: Ты знаешь, мне порой кажется, что она догадывается.

Темный_Ангел: Но догадки нас не устраивают, так?

снежный_барс: Можно подумать, ты не понимаешь почему.

Начало августа. Москва.

Если бы кто-то из многочисленных знакомых по работе увидел сейчас Анатолия Владимировича Чешко, вряд ли поверил своим глазам. Возможно, даже подсуетился бы сфотографировать, дабы увековечить сей момент.

Всегда опрятный и ухоженный, не теряющий своей солидности даже в разгар феерических споров о гонорарах, неустойках и правах собственности, грозящих порой перейти в банальную драку, мужчина сейчас больше походил на встрепанного сорванца из ближайшей подворотни.

Рабочий стол в его кабинете московской студии “Рельефа”, обычно сверкающий чистотой, был завален разномастными бумагами, квитанциями, купонами, оповещениями и прочей “дрянью”, как он ласково называл это безобразие, по-плебейски сплевывая на пол.

Сам Анатолий Владимирович – взъерошенный, расхристанный, злой и уставший – сидел, откинувшись на спинку удобного офисного кресла и закинув ноги на столешницу, и обессиленно пялился в потолок.

Мешать ему никто не мешал. Дэн ещё с самого утра, лишь увидев всю эту кучу макулатуры, вываливаемую Чешко на стол, оповестил остальных, что “у Гудвина те самые дни”.

Помогать тоже не помогали. Слава богу.

Объяснялось происходящее очень просто – Чешко готовил документацию для бухгалтера его самых беспокойных клиентов, рок-группы “Рельеф”.

Ещё раз тяжело вздохнув, он, не убирая ног со стола, протянул руку и выудил из кипы бумаг очередную квитанцию.

- Шампунь, жвачка, дезодорант, ещё один дезодорант, какая-то хрень... – Гудвин снова поднял глаза к потолку, словно ища там ответ. – Господи, за что мне это? Ну как вот это можно предоставить налоговой? Сколько раз нужно объяснять – покупаете что-то в хозяйственном, просите вписать в чек просто “моющие средства”? – он продолжил читать перечень. – Тампоны... Тампоны? Господи... Они бы ещё чек за презервативы сюда сунули!

Раздраженно скомкав квитанцию и зашвырнув её на другой конец комнаты к компании ей подобных, он потянул очередную бумагу.