Волновалась ли я? О, да! Не истерила, конечно, как до разговора с Шесом, но определенно волновалась. И это мое напряжение, видимо, хорошо ощущалось остальными, потому что через пару-тройку песен солист вдруг обернулся ко мне и, задорно подмигнув, заявил:

- Фея, снимайся с ручника! Уреж-ка нам “Мурку”!

Вот так и сказал – “уреж”. При этом еще и ухмыляясь, ну в точности, как булгаковский Бегемот. Во всяком случае, мне всегда казалось, что тот должен ухмыляться именно так: загадочно, многообещающе и немного паскудно.

Я и урезала! И знаете, полегчало. Мигом вспомнились все эти наши бесконечные репетиции и чувство того самого единения. Короче, как Шес и обещал, я довольно быстро забыла, кто я, что я и где нахожусь, и просто наслаждалась музыкой.

Шес не оставлял меня ни на секунду: сидел рядом, что-то одобряюще бормотал, подсказывая и корректируя. Он даже страницы партитуры мне переворачивал. От него исходила такая волна спокойствия и уверенности, что не поддаться ей было просто невозможно. И только убедившись, что я владею ситуацией и не собираюсь прямо тут, не отходя от кассы, грохаться в обморок, он позволил себе встать и преподнести всем – и нам и поклонникам, – сюрприз.

Выждав окончания очередной песни, он внезапно подошел к Дэну и что-то тихо прошептал тому на ухо. Солист хмыкнул, удивленно почесал макушку и расплылся в какой-то чересчур довольной улыбке. А потом...

- Я Вам обещал вечер сюрпризов? – обратился он к стадиону.

- Да! – прогудело в ответ.

- А Вы к ним готовы?

- Да!

- Точно?

- Да!

- Тогда ловите! – и, скорчив хитрющую морду, кинул микрофон через плечо... прямо в руку Шеса.

- Соскучились, бандерлоги? – разнесся над стадионом его низкий хрипловатый голос, и толпа сошла с ума.

- А-а! Да-а! У-у! Э-э! – взорвался вечер. Вот теперь в самом деле взорвался.

- Давно я не держал в руках ружьишко, – не особо убедительно пожаловался он, а затем выверенным до миллиметра жестом крутанул майк между пальцами и ловко подхватил его назад. – Ну, что? Зажжем? Хан, – повернулся он к басисту, – давай “Наваждение”?

Хан кивнул, соглашаясь с предложенной темой, и на всякий случай подошел ко мне убедиться, что я знаю, о какой композиции идёт речь. Между тем наш псих продолжал общаться с публикой:

- Я сейчас буду жевать свои суровые мужские сопли, – доверительно сообщил он, а Хан тем временем уже начал перебирать струны. – Парни, держите свое нижнее белье при себе. Девушки, – наглая и самоуверенная рожа. – Вас это не касается, милые.

И он запел.

Скажи, ты веришь в наважденье?

Тиха вселенная твоя,

И вот одно прикосновенье

В такое краткое мгновенье

Перевернёт вдруг всё и вся.

Каскады чувств слепой волною,

Не вняв рассудка берегам,

То накрывают с головою

И в омут тянут за собою,

То поднимают к небесам.

Уже собою не владеешь

И каждый миг чего-то ждёшь.

То очарованный робеешь,

То не понятно как смелеешь,

И сам себя не узнаёшь.

И, кажется, готов смириться,

Но чудо вдруг произойдёт –

В глазах напротив отразится

То, чем душа твоя томится,

И пальцы накрепко сплетёт.

Как он пел... Меня, конечно, уже просветили, что до эры рыжего паразита солистом Рельефа был Шес, но слышать его раньше как-то не приходилось. Да и где бы я его услышала? А тут...

Если баритон Дэна можно было сравнить с бархатным теплом, проникающим под кожу, растекающимся по венам, будоражащим воображение... Молоко с медом, вот с чем бы я сравнила голос солиста. Теплое молоко с медом какого-то экзотического цветка, дразнящего еле заметным намеком на акцент. То сильный, немного хриплый голос Шеса – это определенно виски. Хороший выдержанный ирландский виски, обжигающий все внутри, заставляющий кровь бурлить, а сердце биться сильнее. От него исходила такая харизма, что, казалось, ее можно ощутить кожей, потрогать пальцами, попробовать на вкус кончиком языка.

И песня эта, вроде романтичная и трогательная, но благодаря музыке одновременно полная какого-то внутреннего напора и силы, необычайно ему подходила. Позже я узнала, что ее написал Хан, когда познакомился со своей, тогда еще только будущей, женой.

Шес исполнил еще пару песен и вернул микрофон Дэну, который не преминул тут же проехаться на тему заржавевших шестеренок и, получив ожидаемый подзатыльник, продолжил в своей обычной манере. Песня, треп, треп, песня. Спасибо. Нам с вами очень понравилось. Мы обязательно приедем еще. Бывай, Питер!

Вот так и прошел мой дебют на большой сцене. Совсем не больно и почти не страшно.

На спуске со сцены нас уже ждали киллеры и охотники за головами. Кхе-кхе. Шучу. Нервное. Ребята нас ждали – техперсонал Рельефа, их знакомые и даже Олег с Романычем.

Дэн тут же сбежал в душ и буквально через десять минут смылся. Оказалось, что его близкий друг открыл в Питере клуб. На сегодня была назначена торжественная презентация – так, кажется, принято теперь называть пьянку по поводу разрезания красной ленточки, – на которую он клятвенно обещал явиться в качестве звезды, дабы обеспечить повышенное внимание прессы. А вот то, что шел он туда вместе с Алеком, меня, признаться, удивило.

Конечно же, не сам факт того, что молодой парень собирался посетить элитную тусовку – это как раз вполне в духе принятых в наше время развлечений. Я и сама не отказалась, если бы кто позвал. Но по обрывкам фраз, брошенных рыжим и случайно услышанных мной, выходило, что хозяин клуба очень расчитывал на присутствие Ала. Начинающий экономист. На открытии клуба. Ага. Или он их единственный и неповторимый бухгалтер, или меня начинают терзать смутные сомнения.

Я уже собралась поинтересоваться у пристроившегося в кресле напротив Романыча, кем работает его голубоглазый дружок, когда Леголас, валявшийся в уже знакомой мне позе морской звезды на полу гримерки, удовлетворенно заявил:

- Обожаю выступать в Питере!

- Да, – согласился Шес, натягивая с помощью Лизы чистую футболку. Он уже выкупался и казался вполне довольным жизнью вообще и сегодняшним днем в частности. – Здесь хорошая публика.

- А как по мне, – отозвался Хан, – так, где угодно, лишь бы не в Саратове.

Шес на это громко и заливисто расхохотался и хлопнул его по плечу, а Димка удивленно приподнялся на локтях и непонятно уточнил:

- Всё еще?

Ал тут же был забыт и я, не сумев сдержать собственное любопытство, поинтересовалась:

- А что не так с Саратовом?

- Саратов? – сделал вид, что задумался Шес. – Да всё так. Чудный город, чудные девушки...

- Чудные родственники, – присоединился к нему Грег.

- Стебетесь, да? – зыркнул на них Хан. – Ну, ничего, ничего. И на моей улице перевернётся грузовик с родичами ваших жен.

- Да ни в жизнь! – отрезал ударник.

- Кое-кому надо перестать зарекаться, – пакостно ухмыльнулся басист, – и подсуетиться в ближайшее же время. Если он, конечно, не жаждет попасть под тот самый грузовик.

- Умеешь ты испортить настроение, – скривился Шес. – Черта с два вам. Если я когда-нибудь и решу жениться, что очень вряд ли, то буду выбирать девушку без сестер, без братьев, даже без домашних животных. И лучше всего – сироту. Так, на всякий случай.

- А ты знаешь, что Олег это родной брат Виктории, – абсолютно неожиданно заявила Ленка, устраиваясь поудобнее на коленях мужа.

Вот, к чему она это сказала? И почему в ее прищуренных глазах танцуют румбу стадо чертей?

- Эх, – ударник склонил голову к плечу и печально цокнул языком, – похоже идеальных женщин не бывает. А я уже губу раскатал...

Мне в бок незамедлительно что-то воткнулось. Судя по вопросительному взгляду и насупленным бровям – указательный палец того самого брата.

- Это шутка, Олежек, – отмахнулась я и с облегчением вскочила, повинуясь приглашающему жесту Грини. Она уже закончила с Ханом и теперь звала меня, чтобы помочь снять грим. – Так что с Саратовом?

- Саратов... – Грег повернулся к гитаристу. – Можно рассказать?