- Я думала, ты не куришь, – прервала я молчание.

- Курю, – подтвердил он очевидное, глубоко затягиваясь и смотря куда-то поверх моей головы.

- А почему тогда Хан тебя выгнал? – Шес опустил взгляд на меня, чуть ухмыльнулся уголками губ и приподнял правую бровь в таком уже знакомом скептическом жесте. Меня озарило: – Они там не сигареты собрались курить, да?

- Не сигареты.

- Так странно, – попыталась я переварить полученную информацию.

- Что странно, Витек? – забавно, но из всех членов группы только он продолжал называть меня так. Остальные чаще пользовались традиционным “Вика”.

- Из всех вас ты последний, в ком бы я заподозрила неприятие наркотиков.

- Сомнительный комплимент.

- Я не это хотела сказать.

- Да ладно тебе, – он опять хмыкнул и чуть толкнул меня в плечо кулаком. – Расслабься. Моя репутация не была построена на пустом месте, знаешь ли, – он затушил сигарету о рифленую подошву своего высокого ботинка и придвинулся еще ближе. Теперь я практически дышала ему в грудь. – Давай, рассказывай.

- Что рассказывать?

Странно, но желания отодвинуться у меня не возникло. Как, впрочем, и бабочек в животе. Странно, да? Посторонний мужчина со вполне определённой репутацией практически обнимает меня, а я не вижу в этом ничего интимного или угрожающего. Может, потому что у меня откуда-то возникло чувство абсолютной уверенности в том, что он ничего себе не позволит. Не знаю откуда. Просто, знала, и всё.

- Тебе страшно, – он не спросил, а сообщил, как давно известный факт. – Чего ты боишься?

- Страшно, – нет смысла скрывать очевидное. – Я не знаю, Шес. Боюсь и все тут.

- Витек, никто не боится просто так, – продолжал он давить. – Почти всегда есть что-то. Я, например, боюсь пауков.

- Я тоже, – меня передернуло при мысли о волосатых лапках. – Фу, какая гадость!

- Нет, – Шес покачал головой. – Тебе они противны, а я их боюсь. Есть такая вещь, как арахнофобия. Когда я вижу паука, даже вот такого, – он показал кончик пальца, – я не начинаю кривиться или кидать в него тапком. Я задыхаюсь и теряю сознание.

- Серьезно?! – я представила себе почти двухметрового ударника, хлопающегося, как манерная барышня начала прошлого века, в глубокий обморок при виде махонького членистоногого, и нервно хихикнула.

- Не смешно, – Шес улыбнулся, переча своим словам. – Ничего с этим сделать нельзя. Это и есть фобия – страх без видимых причин. Но это, Витёк, уже клиника. Большинству же вещей можно найти объяснение, а значит, и решение. Так чего ты боишься?

- Не знаю... Ответственности, наверное.

- Перед кем?

- Перед людьми, которые пришли сегодня.

- Витёк, – скривился он, – не смеши мои тапки. Какие люди? Ты их что, знаешь? Да, плевать на знакомство – ты их даже не увидишь.

- В смысле?

- В смысле, прожектор так бьет в лицо, что увидеть зрителей практически нереально. Да и вообще, положись на мой опыт, через десять минут после начала ты забудешь и о них, и о том, где ты.

- Алек говорил по-другому, – возразила я, немного ошарашенная таким наплевательским отношением к публике.

- Алек? Когда вы... Впрочем, не важно, – оборвал он сам себя. – Доверься мне, так и будет.

- Да я, в общем-то... – и тут я призналась: – Я боюсь не справиться, Шес!

- Опять эфемерная и неконкретная формулировка, – на мое удивление, он не принялся, как все остальные, уговаривать меня, что я гений и всё будет тип-топ, а лишь раздраженно закатил глаза. – Ну, допустим, только допустим, что ты облажаешься. Крупно так. Запорешь весь концерт. И?

- Что и?

- Что тебя в этом пугает?

- Как, что? – я опешила. – Я же всех подставляю!

- Нет, детка. Это я всех подставил, когда сделал вот это, – он покрутил перед моим носом загипсованной кистью правой руки. – А ты всего лишь мой шанс немного уменьшить ущерб. Получится – замечательно, не получится – что ж, я хотя бы попытался.

Он так спокойно это говорил. Не пытался убедить меня, что я готова. Не рассказывал сказки, что все будет хорошо. Не храбрился. Не показывал ложной бравады. Все предельно честно, обыденно и как-то потребительски – это меня и успокоило. Ну, в самом деле, запорю я концерт, и что? Что изменится в лично моём мире? Планета перестанет крутиться? Вселенная сколлапсирует? Что? В конце концов, это их проблема, а не моя.

И только успокоившись, я обратила внимание, насколько он бледен, даже под гримом, и как морщится, случайно касаясь руки. Как я провела с ним три дня бок обок, и не заметила этого?

- Болит? – я аккуратно дотронулась до гипса, стараясь не надавливать, но все равно он дернулся.

- Детка, мужчину не спрашивают, больно ли ему.

Ой, я вас умоляю. Мужчинам не больно и они не плачут, да.

- Сильно? – я сделала вид, что не услышала его ответ.

- Терпимо. Местами...

- А зачем терпеть? Можно же принять что-то от боли?

- Не в моем случае, – он мазохист, что ли? – Оптальгин на меня не действует, а серьезные болеутоляющие нельзя.

- Почему? Аллергия?

- Нет, просто...

- Вот вы где! – в дверной проем просунулась рыжая взъерошенная голова и ее обладатель противно протянул: – Вы не торопитесь. Мы там пока без ударных начнем, а вы, как освободитесь, приходите, че!

- Готова? – Шес протянул мне руку, помогая слезть со стола.

- А знаешь, что? Да!

- Тогда пошли, взорвем Питер!

====== Глава 16 ======

Взорвали ли мы Питер?

Знаете, впоследствии мне посчастливилось побывать и на других концертах Рельефа, уже в качестве зрителя, когда за барабанную установку вернулся, наконец, их невозможный неформал. Так вот, по сравнению с этим ударником от Бога, то наше выступление смотрелось, конечно, довольно убого. Но это только если сравнивать. А так, особенно учитывая, что на всё про всё у нас было каких-то три дня, думаю, его можно считать скорее блистательной победой, чем позорным провалом.

Во всяком случае, гнилыми помидорами нас не закидали, хотя и было несколько прицельных попыток осчастливить Дэна чьими-то бюстгальтерами. Он, нисколько не смущаясь, распихал кружевное безобразие по карманам, чтобы потом торжественно добавить к своей, как оказалось, довольно обширной коллекции.

Кстати, Дэн. Ох, уж этот мальчик-колокольчик! Кто бы мог подумать, глядя на это уверенное в себе создание, носящееся по сцене, заигрывающее с фанатами, срывающее с себя майку под восторженный рев публики и обнажающее огромную, на всю спину, витиеватую татуировку обвитого плющом египетского креста, что он способен так мило краснеть от любой мелочи?

К тому времени, как мы с Шесом и гитаристами поднялись на сцену, он уже оккупировал микрофон. Впрочем, тот и так был его по праву.

- Салют, Питер! – и оглушающий рокот в ответ. – Ты нас ждал? Вижу, что ждал! Ну, так мы у тебя есть!

Дальше шел невоспроизводимый треп о том, как мы рады снова здесь быть. И о том, какие молодцы ребята, выступавшие ранее. И о том, как чудна погода и отвратителен кофе. И о том, каким гадом оказался Шес, сломав себе руку. И так далее, и так далее.

Вообще, неугомонный солист Рельефа не затыкался ни на секунду. Если он не пел, то трепался, если не трепался, то пел, а если ни то и ни другое... Да, нет, не было такого. При этом он умудрялся еще и мотаться по сцене, прыгать, бегать, скакать, подносить нам воду, играть на своем синтезаторе, когда это требовалось и ни разу не сбиться с дыхалки. Пот градом катился по его разукрашенной под хохлому сценическим гримом физиономии, но голос звучал ровно и уверенно, как будто он в шахматы играл или клеил папье-маше. Невероятный человек. Такое впечатление, что ему в роддоме случайно засунули кое-куда вечную батарейку, да так и забыли достать.

Начали концерт мы с того, что представились. Точнее, представлял нас рыжий, а мы, по мере называния имен, мило улыбались (или скалились – тут уж у кого как срослось) и проигрывали небольшую партию. По мере добавления инструментов, партии сливались, разрастались и к тому моменту, как солист, заявив: “Я – Дэн Боровски и с вами Рельеф”, тронул клавиши, над стадионом уже лилась ритмичная, зажигательная и довольно сложная мелодия. Этот момент мы репетировали раз двадцать, но для постороннего слушателя все звучало, наверное, немного интимно и спонтанно. Особенно когда я, названная “нашей феей-спасительницей”, тронула крэш вместо рабочего драма, резко разбивая серебристые переливы ритм-гитары.