Тот пожал плечами, словно показывая, что он тут вообще не причем, и Лёня, изредка перебиваемый хохочущим Шесом и фыркающим Ханом, поведал следующее.

Было это пару лет назад.

Рельеф давали концерт в славном городе Саратове и Хан, бывший в ту пору не разлей вода с ритм-гитаристом в плане потаскаться по бабам, познакомился с девушкой. Ну, как познакомился? Поймала она не особо сопротивлявшегося парня прямо после выступления и предложила... хм... ну, скажем, пообщаться поближе. Возражений не последовало и без лишних проволочек поехали к ней домой. Ночь была долгой и жаркой, а с утра собиравшийся потихоньку улизнуть Хан обнаружил на кухне всё честное семейство при полном параде – отец, мать, старшая сестра и жизнерадостный щенок афганской борзой.

В пылу ли страсти, в пьяном ли угаре, но не сообразил он, заваливаясь в квартиру ночью, поинтересоваться, одна ли девушка живет.

Вот и просидел там полдня, игнорируя бесчисленные звонки потерявших его ребят и вынужденный общаться с родственниками своего одноразового развлечения. Да и не общение это было, а скорее допрос с пристрастием да элементами давления. А все потому, что отец девицы оказался чрезвычайно заинтересованным в данном общении майором милиции. С такими не шутят. И таким не объяснишь в двух словах разницу между быстрым перепихом и любовью до гроба. Хотя, насчет гроба возможны варианты.

К полудню его уже называли сыночком, а сама девчонка даже не пыталась предпринять каких-либо попыток разрешить недоразумение. Напротив, ситуация ее, кажется, более чем устраивала, и она уже во всю примеривалась к новой фамилии. В общем, Хан и сам не поверил своей удаче, когда его, после долгих нотаций и, чего греха таить, откровенных запугиваний, вдруг отпустили, взяв напоследок обещание никогда больше не попадаться главе семейства на глаза.

Рассказав ребятам о таком, мягко сказать, напрягающем приключении, он дал клятвенный зарок никогда больше и ни под каким видом не связываться с незнакомыми нимфоманками. А на следующий день, абсолютно неожиданно для всех, пошел туда опять. И специально вечером, когда все семейство, включая перепугавшего его до чертиков отца, наверняка было в сборе.

Шес тогда, помнится, только пальцем у виска покрутил и обозвал искателем экстрима.

Встретили его настороженно. Девушка попыталась было утянуть в свою комнату, но Хан, аккуратно вывернувшись, уединился на кухне с отцом. О чем они там говорили, осталось тайной до поры до времени, только вышли они чрезвычайно довольные и как будто договорившиеся о чем-то.

До отъезда Хан заскакивал к ним еще несколько раз, всегда по вечерам. Девушку немного смущало его ровное скорее братское, чем хоть в какой-то мере романтическое, поведение. С другой стороны это было объяснимо, поскольку встречи их проходили под неусыпным надзором семьи, при котором особо не пофлиртуешь.

По большому счету, эти вечерние чаепития устраивали всех, кроме старшей сестры, отчего-то невзлюбившей Хана с самого первого дня. Точнее, изначально, она восприняла его довольно равнодушно, философски относясь к загулам своей младшей сестры. Но вот после повторного визита словно взбесилась и всё пыталась открыть младшей глаза да наставить на путь истинный, убеждая, что Хан неподходящая партия. Но кто бы её слушал. Тем более, что отец не был против.

И вот настало время вернуться в Москву. Хан чуть ли не каждую неделю заказывал в Саратове доставку цветов, ходил угрюмый и мрачный, и сутками напролет писал. Его лучшие любовные тексты были написаны в тот период. Ребята только диву давались, что же произошло. И только Шес, к тому времени уже разобравшийся, что к чему, загадочно улыбался.

И так бы это и продолжалось, наверное, еще долго, если бы месяца через четыре, осмелев после всех этих подарков и прилагавшихся записок, девушка не начала мягко намекать, мол, пора бы уже выводить отношения на новый уровень. Вон подруга ее замуж недавно вышла, сестра предложение получила, а она чем хуже?

И Хан словно взбесился. Разгромив после этого звонка студию и подравшись с Шесом, он неожиданно... заслал сватов.

Представьте себе удивление мирных жителей Саратова, когда томное утро выходного дня прервали резкий звонок в дверь и нарисовавшиеся вслед за ним непередаваемо колоритные Шес с Грегом.

- У Вас товар, у нас купец, – заявил сверкающий свежеподбитым глазом ударник Рельефа, внаглую проходя на кухню. – Будем торговаться или так отдадите?

- Ох, ты ж батюшки! – хлопнула в ладоши опешившая мать семейства и помчалась будить Андрюшкину зазнобу, боязливо косясь по пути на утыканного пирсингами, как ежик колючкам, Грега. И только отец спокойно посмотрел на них, закурил и сообщил:

- Будет не просто. Он в курсе?

- Разберемся, – пообещал Шес, тоже прикуривая.

Минут через пятнадцать на кухне появилась сверкающая и разодетая невеста.

- О! – Шес затушил сигарету, поднялся со стула и направился к ней. – То, что надо! Берем, – и неожиданно дернул за руку... стоящую за ее спиной сестру.

Какой был скандал!

Обиженная девушка ни за что не хотела признавать, что поводов Хан не давал, что подарки слал не ей, и что она, будучи кареглазой, никак не могла быть “моей любимой сероглазой девочкой”, как гласили абсолютно все прилагавшиеся записки.

Сестра ее, по душу которой собственно и приехали, тоже уперлась рогом – мол, это она поводов не давала, подарков не принимала и вообще, становиться на пути к счастью младшей сестры не собирается.

Не известно, чем бы все это закончилось, если бы глава семейства, устав от этих разборок, не рявкнул одной перестать таскаться со всеми подряд и ожидать при этом большой и чистой любви, а второй не валять дурака и хотя бы просто поговорить с парнем. И Юлька, под обиженное сопение сестры, отбыла с ними в Москву. Поговорить.

Свадьба была через месяц. А не разговаривают сестры до сих пор. Младшая, потому что считает, что старшая увела у нее такого перспективного жениха, а Юлька потому, что провалялась полтора месяца сразу после свадьбы в больнице. Отходя от встречи с разочарованными таким поворотом событий фанатками, узнавшими обо всем, несмотря на секретность церемонии, догадайтесь от кого.

- Вот такая Санта-Барбара, – закончил свой рассказ Грег. – Поэтому Хан и не любит Саратов.

- Свадьба там была, – скрипнув зубами, пояснил тот.

- Не хорошо с девушкой получилось, – все же нарушила я их праведное негодование. – Я все понимаю, но мог бы ей прямым текстом объяснить…

- Не мог, – вздохнул басист, – прямым не мог. Мне Юлька еще после первого раза, как я к ней подкатил, пообещала, что если я сестре хоть пол словом намекну, она мне оторвет все, до чего дотянется. А не прямым... Поверь, я изнамекался. Но есть люди, которые слышат только то, что хотят слышать.

- Да что мы все о грустном? – хлопнул себя по колену Шес, пытаясь разрядить обстановку. – У нас сегодня такой повод, пойдемте в клуб? Витек, Олег, вы как?

- У меня там Даня с соседкой, – не особо уверено попыталась отказаться я, но Олежек, переведя внимательный взгляд с меня на ударника, перебил.

- Это у меня там Даник, а ты иди. Развлекись. Шес, можно тебя на пару слов?

- Олег... – начала я.

- Пойдем, – согласился ударник.

- Котик! – раздалось от двери и через гримёрку пролетела ухоженная холеная блондинка, чем-то напоминающая мне Ленку, и повисла у него на шее. – Я приехала, как только узнала! Бедненький мой! Ты соскучился?

====== Глава 17 ======

Из переписок в субботу.

История переписки смс Виктории Дольной и Елены Боженовой:

Л. Боженова: Ау?

Л. Боженова: ???

Л. Боженова: Возьми трубку, Дольная!

В. Дольная: Я не могу. Мы с Даней в кино.

Л. Боженова: Поговорить надо!

В. Дольная: Срочно?

Л. Боженова: Да.

В. Дольная: Пиши.

Л. Боженова: Ты почему вчера свалила?

В. Дольная: И это срочно?!

Л. Боженова: ДА!

В. Дольная: Так надо было.