И, знаете, он оказался прав. Как только я научилась разделять себя и их, дело сдвинулось с мертвой точки. Не то, чтобы Шес стал меньше цепляться, но теперь мы в самом деле репетировали, а не играли в “я угадаю эту мелодию с пятой, максимум с шестой, попытки”.

А Шес изгалялся во всю. И не только надо мной. Потом меня уже просветили, что он вообще по жизни такой – несгибаемый перфекционист. Всё должно быть идеально или... Без “или” – должно, обязано быть идеально, и точка.

- Витек! Не знаю, что играешь ты, а мы “Ангела”!

- Димон, ты сегодня ел? Спал? Так, а в чём тогда дело? Это рок, детка, а не колыбельная!

- Дэн, ты скрываешь от нас свой настоящий возраст?.. Да потому что в двадцать шесть голос уже не ломается!

Когда, ближе к полудню, Хан рухнул на пол и, раскинув руки в стороны, безапелляционно объявил перерыв, я была уже мокрая, как мышь, уставшая, как Бобик, и счастливая, как уставший Бобик, догнавший мокрую мышь.

Это было здорово! В самом деле, здорово. И дело не в том, какую музыку мы играли. Хотя, думаю, после сегодняшнего опыта, я стану по-другому относиться к року. Не возлюблю внезапно, но определённо по-другому.

Дело в самом процессе. В слиянии со своим инструментом. В слиянии с другими. В Творении.

Когда где-то в глубине тебя звучит Это. Зовет, настойчиво просится наружу, дразнится покалыванием на кончиках пальцев и теплом вдоль позвоночника. И ты пропускаешь Это через себя, пробуешь на вкус и отдаешь, отпускаешь, делишься. И слышишь, уже на самом деле слышишь, как твое Это сплетается с чужим, находит в нем свое продолжение и оживает...

Это волшебство, родные мои, настоящее волшебство.

- Это волшебство, – прошептала я. – Так всегда?

- Знаешь, – счастливо улыбнулся Хан, – наверное, больше да, чем нет. То есть, это труд, да. Часто тяжелый. Часто неблагодарный. Иногда приедающийся до оскомины. Как любой другой. Но на репетициях, когда мы одни, это почти всегда... волшебство, как ты говоришь.

- А разве на концертах по-другому? – удивилась я. – Мне наоборот всегда казалось, что вершина всего, самый пик эйфории, это во время выступлений. Энергии, наверное, должны быть просто бешенными.

- Они такие и есть, – согласился Леголас.

Вернув обе их гитары на стенд, он подошел к нам и, блаженно выдохнув, растянулся на полу рядом с басистом и продолжил:

- Только, Вика, это работает в обе стороны. Когда энергии хорошие, ты получаешь такой заряд положительных эмоций, кайфа, драйва, что никакой наркоты не надо. Но бывает, что-то идет не так. Ты это чувствуешь. Толпа это чувствует. Не в том смысле, что гнилыми помидорами закидают. Ой-ё-ой нам, если такое вдруг произойдет. Но, знаешь, будто что-то мешает, не лежит душа. Ты после такого вечера выходишь, как вроде не на гитаре пару часов играл, а всю ночь вагоны с углем разгружал...

- Ага, – рассмеялся Шес. – И при этом чувствуешь себя оплеванным и изрядно поюзанным, но волшебником. Хорош девочку пугать! Что жрать, пардон, кушать будем?

Жаркий спор, ведущийся, как мне показалось, больше для проформы и поддержки тонуса, был беспардонно прерван ворвавшимся без стука Тэкой. Его взору предстала живописная картина, состоящая из Шеса, Димки и Дэна, хрипло орущих друг на друга, меня, извините, фигеющей от этого натюрморта, и басиста, спокойного, как удав. Он, пристроившись на подоконнике, уже наговаривал кому-то заказ, не обращая никакого внимания на баталии вокруг. Тэка картинку не оценил и с порога проревел, перекрывая ребят. Сразу видно, данный способ привлечения внимания увлекшихся рокеров ему не в новинку.

- Да хоть один придурок здесь носит телефон не для красоты?! Ой, Вик, привет.

- У нас репетиция! – начал оправдываться Дэн, косясь на свой айфон.

- Да мне плевать! У нас там сцена!

- А что со сценой? – тут же посерьезнел Хан. – Грег с утра поехал разбираться...

- Так это, – Тэка вытянул вперед руку с телефоном, – и есть Грег!

В двух словах всё сводилось к тому, что какой-то там подрядчик, ставящий, или как это правильно называется, подмостки к пятнице, ошибся с высотой. Исправлять свою ошибку он категорически отказывался, мотивируя тем, что времени не осталось. И его абсолютно не смущало ни то, что времени еще вагон и маленькая тележка, ни то, что проблема была обнаружена и доведена до его сведения еще вчера, ни то, что, в конце-то концов, это его и только его проблема. Грега, как, впрочем, и незнакомых мне еще Юру и Антона, пытавшихся как-то контролировать это безобразие, не очень вежливо послали лесом, любезно сообщив конечный пункт следования и обнадежив, что “всем нормально было, и вам сойдет”.

И вот по этому-то поводу Грег уже больше часа вызванивает Гудвина и всех ребят по очереди, но ни одна скотина на телефон не отвечает. И что теперь делать, а?

- Гудвин и не ответит, – “обрадовал” Шес. – Он на обсуждении контракта Снежного. Раньше трех не освободится.

- Ну и что будем делать? – уточнил Тэка, всё ещё держа Грега на линии. – Отпускать подрядчика? Он собирается сваливать...

- Какой сваливать?! – не понял юмора ударник. – Пусть переделывает!

- Ты чем слушал? Он не хочет!

- Да мне и не нужно его страстное желание, мне сцена нужна! Нужной мне высоты! Мелкий, – повернулся он к Дэну, – объяснишь товарищу политику партии?

- Да запросто! Давай сюда Грега, – Боровски с энтузиазмом протянул руку к телефону. – Лёнчик, ну что там у вас приключилось?

- ...

- Ага. А надо?

- ...

- Да не, я всё понял. Как их главного говнюка зовут?

- ...

- А можешь мне этого Семёна Петровича к трубке организовать?.. Ага, жду, – и, повернувшись к Хану: – Мы, кстати, определились с едой.

- Кстати, да! – поддержал Дима.

- Суши, – объявил Дэн.

- Пицца, – одновременно с ним заявил эльф.

- Не угадали оба, – спокойно парировал басист. – Я уже гамбургеры заказал.

- Когда ты успе... Семён Петрович? – Дэн стал сама вежливость. – Добрый день. Простите заранее, это вас Даниэль беспокоит. Из группы…

- ...

- Даниэль... Дэн... Ну, насчет имени, это вы к маме. Меня, как бы, никто не спрашивал. Я по другому поводу. Скажите, а это вы там самый главный, да?

- ...

- Прям, самый-самый?

- ...

- Ах, вы хозяин... Даже так? Тогда, именно вас мне и нужно. Какая удача!

- ...

- Да нет, что вы, я не займу много времени. Буквально десять минуток, уточнить один рабочий момент.

- На твоем месте, Витек, – склонился к моему уху ударник, – я бы заткнул сейчас уши.

- Видите ли, уважаемый Семён Петрович, – продолжил весьма вежливо Дэн, улыбаясь в трубку и излучая добродушие, – в современном деловом мире весьма распространено одно простое правило: кто девушку кормит, тот ее и танцует. А так как кормишься ты, Сёма, с моего кошелька, ты будешь перестраивать эту # непечатно # сцену вдоль и поперек, и снова вдоль, пока не начнешь # непечатно # соображать своим # непечатно # мозгом, на кого можно тявкать, а кто тебя, # непечатно # , за такое нагнет и # непечатно # # непечатно # # непечатно #...

Тут я сообразила, наконец, внять совету рокера и всё же заткнула свои многострадальные уши. Вот тебе и “солнышко”. У “мальчика-колокольчика” оказались зубы почище акульих – в два ряда и все клыки.

В десять минуток, как было обещано Семёну Петровичу, Дэн не уложился. Он уложился в пять. Включая то подчеркнуто вежливое вступление и не менее вежливый эпилог, в ходе которого рыжий абсолютно серьезным тоном пообещал лично познакомить Сёму со всеми прелестями интимной жизни секс-меньшинств, если еще хоть раз в жизни, кто-нибудь, когда-нибудь позвонит ему с какой бы то ни было жалобой на последнего. Сёма проникся и пообещал всё исправить до вечера.

Как мне потом объяснили, Дэн обладал удивительным талантом доносить до людей свою точку зрения, не прибегая к физическим санкциям.

- Испугалась? – заглянул он мне в глаза и улыбнулся, извиняясь.

- Да нет, – призналась я. – Просто не ожидала. Ты создаешь впечатление такого, всего из себя, интеллигента до мозга костей, как-то не вяжется...