- ...

- Имя Даниэль Боровски тебе что-нибудь говорит?

- ...

- Во-о-от! Да, он просто зашибись! Только его от контракта надо отмазать. С кем контракт? – уточнил он у Даниэля, постепенно начинающего соображать, что, кажется, над ним не издевались, и на другом конце провода в самом деле находился реальный человек, не только отзывающийся на кличку Гудвин, но и, похоже, обладающий соответствующими способностями.

- “Звездная Мануфактура”, – всё ещё не до конца понимая происходящее, прошептал он.

- Слышал, о Великий? – поинтересовался Шес у собеседника. – Сделаешь? Супер, ты лучший. И подготовь для Боровски контракт с нами.

- ...

- Да, ты всё правильно понимаешь. Второй ошибки, как с Рейном, нам не надо. К черту наёмников, вводи в состав. Дороже, зато спокойнее. Всё, спасибо.

И Шес, теперь уже лениво и расслабленно развалившись на диване, удовлетворено заявил ошарашенному Даниэлю:

- Всё! Вот теперь можешь переть. Я и сам подвинусь. Только сделай одолжение – смени прическу. А то ты с ней такое чмо...

Через месяц пресс-служба “Звездной Мануфактуры” сообщила, что в силу не подлежащих огласке причин и по согласию обеих сторон, они досрочно разрывают контракт с известным певцом Даниэлем Боровски. Претензий к нему не имеют. Но и спонсировать дальше не собираются. Поп-звезда потухла, едва успев вспыхнуть.

А вот московская рок-группа Рельеф, с недавнего времени переключившаяся на направление брит-поп, начала стремительно набирать обороты и вполне успешно вырвалась из столичных клубов на большую сцену. Во многом благодаря новому, никому неизвестному и непонятно откуда взявшемуся невысокому рыжеволосому вокалисту Дэну и изумительному, виртуозному ударнику, в котором удивленные фанаты с трудом узнали сменившего фиолетовый ирокез на короткую черную стрижку бывшего вокалиста Шеса.

Через полгода

Дэн не находил себе места.

Лгать становилось все сложнее, да и не хотелось лгать-то. Он такой, какой есть. И он хочет определенности. Да-нет, нет-да. Без разницы. Но чтобы уже наверняка.

И поэтому на очередное предложение Леголаса завалиться после репетиции в клуб и пойти по бабам, он отрезал, как в прорубь прыгнул:

- Я не пойду.

- Чего?

- Я по мальчикам.

- Ась? – непонимающе ухмыльнулся Шес.

- Я. По. Мальчикам! – отчеканил Дэн. – Я – гей.

- А-а-а-а! – заорал ударник. Черт, именно такой реакции он и опасался. Черт. Черт. Черт! Выгонят, как пить дай, выгонят. А перед этим, может, и изобьют. Дэн зажмурился. – Гони десятку!

Что? Какая десятка? Дэн открыл глаза и непонимающе уставился на Шеса, развернувшегося к нему спиной и требовательно тянущего руку к басисту. Хан нахмурился и с надеждой в голосе обратился к Дэну:

- Точно? Вот черт, – пробормотал гитарист и вытащил из кошелька... две купюры по десять баксов. Одну отдал довольно ухмыляющемуся Шесу, вторую – Леголасу.

- Так-то, детка, – Шес поцеловал десятку, спрятал в карман и повернулся к Дэну. – Поправка к старому правилу – на репетиции не водим баб любого пола. Ну, а в клуб-то почему идти не хочешь?

====== Глава 13 ======

- Не знаю, – улыбнулся Дэн. – Наверное, просто повезло.

- В каком смысле “повезло”? – не поняла я.

- В том смысле, – поднялся с колен Шес, – что Боровски с нами уже больше трех лет и пока, вроде, не жалуется. Ты же не жалуешься, Дэн?

- Ну, как тебе сказать, – сощурился тот. – Есть, конечно, определенные моменты...

- Ой, – перебил ударник, – в моих речах проскользнул знак вопроса? Простите великодушно, но он был риторическим.

- Так, – вмешался Леголас. – Стоп! Всем – стоп. Вы так до вечера можете упражняться в красноречии. Вы, часом, ничего не забыли? – скосил он глаза на свою гитару.

- Да, ребятушки, – поддержал его Хан, – давайте уже начнем, что ли? Все готовы? Тогда я даю отмашку. Раз. Два. Раз. Два. Три. Четыре!

Черт! Я никогда раньше не играла с оркестром. В смысле, с группой. В смысле, еще с кем-то. Собачий вальс в четыре руки в музыкалке не в счет. Уж простите, но масштаб совсем другой. Абсолютно, кардинально, несопоставимо другой.

Оказывается, разучить и отыграть свою партию – это не самое сложное. Самое сложное – это не запороть ее, пытаясь совпасть с остальными. Возможно, потому, что у меня никогда раньше не было подобной практики. А может, из-за неуверенности в своих действиях. А может, еще из-за чего. Не знаю, в чем была причина, вполне возможно – всё сразу. Но мне постоянно казалось, что я тяну не в ту степь. И, вместо того чтобы сосредоточиться и внимательнее присмотреться к нотации, я начинала прислушиваться к Леголасу. И подстраиваться под него. Не знаю, почему именно к нему, а не к басисту, но факт. Не то, правда, чтобы это что-то меняло...

После того, как я успешно запорола всё на свете в четвертый раз, Шес, наконец-то, поинтересовался такой настойчивостью:

- Витёк, что не так?

Если бы я знала, что не так!

Я даже объяснить внятно не могла, почему все время уплывала в сторону. Слушаю его, слушаю и вдруг – оп, и я уже там, в его партии. Даже веселее, его-то нот я не знаю. Так что я и не там, и не здесь. Я вообще невесть где. Вика, родненькая, ау, ты где?

- Не слушай меня, – посоветовал Дима. – В ноты смотри и всё.

- Нет, так дело не пойдет, – не согласился ударник. – Как ты себе представляешь “не слушать”? Она должна слышать всех. И чувствовать всех. Ты же сам знаешь! Вик, давай еще раз. Соберись. Держись своей партии. Не уплывай. Вспомни, что мы вчера делали. Поехали!

Через пару минут Хан резко хлопнул по струнам, прерываясь и останавливая нас:

- Ее опять сносит... Вик?

- Я не знаю... – признала я. – Думаю, я просто не уверена в том, что делаю. Надо еще раз...

- Не поможет, – нахмурился Шес. – Это либо есть, либо нет. Ты обязана быть уверена. Все лажают время от времени. Даже у меня порой такое бывает... Но это должно быть внутри твоей партии, понимаешь? Твоей, а не его... А знаешь, – вдруг просветлел он, – у меня идея. Ужарь-ка нам “Мурку”!

- Чего?

Или у меня появилось эхо, или гитаристы тоже не поняли логики. И только Дэн с прежним пофигистским видом продолжал крутить микрофон, смиренно ожидая, пока мы разберемся, где чьи ноги, простите – ноты, и можно будет ввести вокал.

- Если проблема в самом деле в неуверенности, – начал объяснять наш добровольный дирижер, – то давайте попробуем танцевать от обратного. Будем играть то, что умеет она.

- Понял, – согласился Хан. – Нам сейчас главное – сыграться. А ей прежде всего необходимо научиться оставаться при своем, чувствуя при этом других. Может, и правда будет удобнее делать это на её поле.

- Ну, давайте попробуем. Хуже-то всё равно уже не будет. – Ой, Димочка, ценю твою веру в меня. – Вика, ты начинай. Мы с Ханом посмотрим по ходу дела, что куда, и подтянемся.

Ну, здравствуй, Мурка! Давно не виделись – со вчера.

Я начала играть в полном одиночестве, но довольно быстро ко мне присоединился Хан, аккуратно перебирая струны, не вторя ударным, а как бы выделяя, подчеркивая определенные моменты. Получалось красиво, как-то объемно, что ли. И удивительно, но я абсолютно не терялась. Более того, я чувствовала, что это я веду его.

И когда зазвучала ритм-гитара – звонко, немного резко и жестко, со своей, заранее известной только хозяину, партией, – я осознала, что понимаю, наконец-то, что же Шес имел в виду. Я четко представляла себе, где заканчивается мой инструмент и начинаются их. И когда, ближе к концу, Леголас разошелся во всю, и решил побаловать нас импровизированным соло, я совершенно спокойно смогла подстроиться, меняя свою партию, но не скатываясь на его. Это было... чудесно.

- Вот! – Шес даже изобразил некое подобие аплодисментов, а Дэн показал поднятый вверх большой палец. – Вот! Умничка! А теперь, еще раз!

Я уже говорила, что ненавижу это его “еще раз”?

Мурку во всевозможных вариациях мы мучили раз восемь, пока мсье тиран и деспот не решил, что ваша покорная слуга усвоила урок и можно приступать к самому вкусному.