Выполненная в черно-алых тонах, с широкой кроватью и волнами шелка над нею, она производила странное впечатление. «Не очень-то здесь заснешь», – подумалось мне.

В большой комнате часть стены занимали стеллажи с книгами. Я с интересом разглядывала их, читая имена авторов на корешках, и, слукавив, словно ничего не знала о нем, указала подошедшей Изольде Андреевне на трехтомник «Маркиз де Сад».

– А это кто?

Она шутливо сконфузилась.

– Это не для маленьких девочек, – и пригласила к накрытому столику.

Мы пили кофе, а после разговора о драматической студии незаметно перешли к моей персоне. Она заинтересованно и внимательно слушала, и я разоткровенничалась, поведав обо всех своих горестях и печалях.

Когда я рассказала о несостоявшейся любви и о «Мадам Брусникиной», Изольда Андреевна сочувственно прошептала:

– Бедная девочка… – и, помолчав, оживилась. – Не думаешь ли ты, что всё это, – она повела рукой, – приобретено на секретарскую зарплату? Не буду скромничать: я первоклассная портниха и обшиваю дам местного «бомонда». Надо сказать, мое мастерство недешево им обходится. А на тебе, наверное, лучшее платье?

Я смущенно кивнула.

– А ну-ка, пройдись-ка, девочка моя – полюбуемся на тебя.

Я встала и, стесняясь, прошла по комнате.

– Неплохо…

Она в нескольких местах прихватила платье булавками.

– Погуляй-ка еще немножко. И запомни: у тебя классная фигура, красивая попка, – она ласково провела ладонью по      моим       ягодицам. – Ты должна это чувствовать, должна себе нравиться, и тогда поневоле твои движения наполнятся этими ощущениями и передадутся окружающим. Ну, пройдись… Так уже лучше – ты способная ученица, вот только платьице подкачало, но не беда… Есть интересная ткань, и мы соорудим тебе потрясающую вещь.

– Ну что вы, Изольда Андреевна. У меня денег таких нет…

– Девочка моя, я могу себе позволить иногда не быть меркантильной, – она сделала приглашающий жест. – Встань вот здесь, возле зеркала, сними платье и надень примерочные туфли. Всё должно быть точно до миллиметра.

Я понимала, что, отказавшись, обижу ее, но было еще одно обстоятельство…

– Изольда Андреевна, может быть в другой раз.

Она в недоумении подняла брови.

– Почему?

Смущаясь, я объяснила, что у нас на этаже, как обычно, не работал душ, и я чувствую себя не совсем комфортно.

– Это проблема, – улыбнулась она. – Но мы, конечно же, решим ее – возражений не принимается, – и провела меня в ванную комнату.

Раздевшись, я задернула цветную прозрачную штору и включила душ. Наверное, благодаря мягкому свету и розовому кафелю, отражение в затуманенных зеркалах было нереально красивым, и я нисколько не смутилась, когда Изольда Андреевна, положив на тумбочку белье, задержалась, одобрительно глядя на меня.

Рассматривая кружевной гарнитур, я оробела и, приоткрыв дверь, растерянно спросила.

– Изольда Андреевна, мне это надевать?

– Конечно, – рассмеялась она, – другого у меня нет.

С большой осторожностью я надела тонкие трусики, бюстгальтер, закуталась в белый махровый халат и вышла из ванной.

Изольда Андреевна сидела в кресле у столика, на котором красовалась ваза с фруктами, хрустальные бокалы и начатая бутылка вина с красивой этикеткой.

– Отдохни немного, потом займемся делом, – она наполнила бокалы.

Терпкое, прохладное вино подействовало, и мы непринужденно болтали, как подружки.

Она встала.

– Ну, мадемуазель, прошу вас…

Я прошла за ней к большому зеркалу. Легким движением она оголила мои плечи, и халат упал к ногам. Я наклонилась, чтобы поднять его.

– Оставь, пожалуйста, и стой прямо.

Выпрямившись, я посмотрела в зеркало, к которому стояла вполоборота. Такой себя я даже не представляла… Вишневый цвет плотно облегающего ажурного гарнитура подчеркивал розовеющую после душа белизну тела.

В туфельках на высоких каблучках, с распущенными волосами, я смотрелась моделью из заграничного журнала.

«Слишком яркий свет», – подумала я, совершенно забывшись в этом созерцании. И только увидев в зеркале улыбающуюся Изольду Андреевну, сконфуженно повернулась к ней.

– Извините.

Ничего не ответив, она начала снимать мерки, записывая цифры в блокнот.

От ее прикосновений исходило что-то волнующее, а почувствовав, как ее теплые пальчики, нежно скользя, замирают возле интимных мест, я стала что-то понимать. Но это меня нисколько не смутило, наоборот, захотелось продолжения… И когда ее рука задержалась на моих ягодицах, легко вдавливая и приотпуская их, приятное тепло, возникшее внутри, заставило меня прогнуть спину. Послышался легкий вздох, трусики поползли вниз, я затрепетала, ощущая ее влажные губы.

Изольда Андреевна поднялась и, придерживая за талию, подвела меня к широкому дивану. Опустившись возле него на пол, она что-то шептала, а ласковые руки скользили, подрагивая, по моему телу.

Всё происходило словно не со мной, заполняясь волнующим ожиданием. Ощущение полуспущенных трусиков возбуждало, и я откровенно подставлялась, желая большего…

Острота наслаждения, пронизывая насквозь, становилась нестерпимой. В безумстве мы катались по дивану, стараясь сделать друг другу как можно больнее и приятнее, и, наконец, затихли обессиленные.

Нежно целуя меня, она приговаривала.

– Девочка моя, хорошая моя…

– Что это было? – тихо спросила я.

– Прелюдия…

Возвращалось сладкое томление, непонятные желания… я прижалась к ней.

– Какая ты чувственная, – шептала она…

Новые ощущения переполняли меня. Глядя на нее, такую красивую и порочную, хотелось кричать: «Ну, давай же, делай же что-нибудь…» Она, словно почувствовав это, склонилась надо мной, и я, вздрагивая от влажных поцелуев, судорожно теребила ее волосы, плечи… Блаженство нарастало и волнами, раз за разом сотрясая и опустошая, проходило по телу…

Укрытая мягким пледом, я не сразу поняла, где нахожусь, и огляделась: Изольда Андреевна при свете настольной лампы листала журнал, делая пометки в блокноте.

Вспомнив, что происходило с нами, я лежала, не зная, как вести себя… Она присела на диван, ласково провела ладонью по моей щеке, поправляя волосы, и нежно поцеловала в губы. Это было так приятно, что я обняла ее, задерживая, и она вновь прильнула в благодарном, долгом поцелуе. Во мне снова шевельнулись смутные желания…

– Время уже позднее, а завтра выходной, оставайся у меня. Не против?

– Нет. Мне хорошо здесь… – и мысленно укорила себя: «Бесстыжая…»

– Ну, вот и славненько, прими душ, освежись, и будем пить чай.

Я откинула плед, но увидев, как она смотрит, осталась лежать совершенно голая, чувствуя приятное возбуждение.

– Вставай, – она потянула меня за руку и легонько шлепнула по попе, направляя к ванной. Забывшись в истоме, я долго стояла под теплым душем, поглаживая себя как бы ее руками…

Потом мы пили крепкий чай с вишневым вареньем. Изольда Андреевна рассказывала о своей непростой судьбе, о любви, предательстве, которое разрушило ее жизнь, о разочаровании в мужчинах. Увидев, что глаза мои слипаются, она разложила постель на диване, пожелала спокойной ночи и ушла в спальню, оставив дверь полуоткрытой.

Прохлада свежего белья прогнала сон. Томясь и страшась, я медленно стянула с себя простыню и решилась.

– Изольда Андреевна…

Она подошла в длинном шелковом пеньюаре, скрепленном двумя ленточками.

Взяв ее за руку, я прошептала:

– Можно еще?..

Ленточки распались – пеньюар соскользнул на пол. Не понимаю, откуда взялись силы и желание – дальнейшее повторило всё, что было раньше. Но если тогда мне мешали собственная стеснительность и необычайность происходившего, то сейчас откровенному безумию уже не было предела…

За завтраком она рассказывала об успехах здешнего театра и о девчонках из студии. Любимая ее ученица – Маргошенька, сейчас в отпуске, гостит у родителей на Украине. Две другие, Света и Алена, как шутливо выразилась Изольда Андреевна – «особы приближенные», часто бывают у нее. Она готовит их к поступлению в театральное училище, а они помогают ей по дому.