оружие!", прежде всего в трактовке образа Кэтрин. При всей

симпатии и сочувствии, которые она вызывает у читателя, ее роль

сугубо вспомогательная, поскольку ее смерть освобождает Фреда

Генри от бремени обязанностей, налагаемых на него как на отца

ребенка и мужа, и в то же время укрепляет его веру в идилличе

скую любовь и во взгляд на себя как на "жертву космического

антагонизма" (там же, с. XVI): "Если мы и плачем в конце ис

тории, то о судьбе не Кэтрин, а Фредерика Генри. Все наши

слезы в конце концов лишь о мужчинах, потому что в мире

"Прощай, оружие!" только мужская жизнь имеет значение. И

для женщин урок этой классической истории любви и того опыта,

который дает ее образ женского идеала, ясен и прост: единствен

но хорошая женщина -- только мертвая, да и то еще остаются

сомнения" (там же, с. 71).

Издержки феминистской критики здесь, пожалуй, выступают

сильнее всего, достигая комического эффекта, правда, вопреки

самым благим пожеланиям исследовательницы, поскольку в своем

вполне оправданном гневе против несомненного полового нера

венства, в анализе конкретного произведения она явно выходит

за рамки здравого смысла. Более серьезного внимания заслужи

вают ее попытки теоретически оправдать необходимость измене

ния практики чтения: "Феминистская критика является политиче

ским актом, цель которого не просто интерпретировать мир, а

изменить его, подвергая сомнению сознание тех, кто читает, и их

отношение к тому, что они читают" (там же, с. VIII). В соответ

ствии с этими требованиями формулируется и главная задача фе

министской критики -- "стать сопротивляющимся, а не согла

шающимся читателем и этим отказом соглашаться начать процесс

изгнания мужского духа, который был нам внушен" (там же, с.

ХXII).

Собственно эта концепция "сопротивляющегося читателя"

или, вернее, сопротивления читателя навязываемых ему литера

турным текстом структур сознания, оценок, интерпретаций и яв

ляется самым убедительным показателем тождественности изна

чальных установок американской феминистской критики и пост

структуралистских представлений, ибо именно эта задача и явля

ется главной для любого деконструктивистского анализа. Раз

ность целей, в данном случае эмансипации от мужского господ

ства, а в общепостструктуралистском варианте -- от господства

традиции логоцентризма лишь только подчеркивает общность

подхода.

151

ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ

Об этом свидетельствуют и все филиппики постструктурали

стов против невинного читателя, попадающего в плен традицион

ных представлений о структуре и смысле прочитываемого им тек

ста. При этом весьма характерно, что структуры, наиболее часто

оказывающиеся в числе разоблачаемых, как правило, представля

ют собой структуры, условно говоря, реалистического сознания,

т. е. сознания, основанного на принципе миметизма, иными сло

вами, на принципе соотносимости мира художественного вымысла

с миром реальности.

С этой точки зрения, несомненный интерес представляет

анализ Ш. Фельман бальзаковской новеллы "Прощай" в статье

"Женщина и безумие: Критическое заблуждение" (1975) (138),

поскольку он предлагает деконструктивистский вариант типично

"феминистского" прочтения данного произведения французского

писателя. Герой новеллы -- наполеоновский офицер Филипп,

после долгой разлуки снова находит свою любимую женщину и к

своему горю обнаруживает, что его Стефани, так звали героиню,

сошла с ума и способна произносить всего лишь одно слово

"Прощай". Она находится под присмотром своего дяди доктора,

и оба близких ей человека предпринимают попытку вылечить ее

безумие, воссоздав то трагическое событие -- эпизод отступления

французской армии из России, -- которое и послужило причиной

ее болезни.

Фельман привлекает внимание к двум, на ее взгляд, тесно

друг с другом связанным моментам. Во-первых, с ее точки зре

ния, вся традиционная академическая критика, посвященная этому

произведению Бальзака, в буквальном смысле умудрилась не

заметить главную героиню -- страдающую женщину, поскольку

критику всегда интересовала только проблема "реалистического"

изображения писателем наполеоновских войн. Во-вторых, расска

занная им история сама по себе является драматизацией и подры

вом логики репрезентации, т. е. логики здравомыслящих мужчин,

преследующих свои эгоистические интересы, -- логики, в соот

ветствии с которой они попытались вылечить болезнь женщины

при помощи узнавания, т. е. репрезентации, миметического вос

произведения событий, и достигли своей цели лишь ценой гибели

женщины.

Порочность реализма

Все эти рассуждения иссле

довательницы, интересные с тео

ретической точки зрения как

проявление типично феминист

ского менталитета, имеют еще один немаловажный аспект прак

152

ГЛАВА II

тического характера: они четко в методологическом плане сориен

тированы против реализма в широком смысле слова. В данном

случае Фельман подвергает критике референциальную природу

реалистического сознания, т. е. его установку на соотнесение мира

вымысла с миром реальности. Сама попытка Филиппа вернуть

разум Стефани рассматривается критиком как аморальная, по

скольку он стремится насильственным путем изменить, т. е. унич

тожить ее безумную инаковость, подчинить ее тем самым струк

турам сознания, которыми руководствуется он сам, т. е. заведомо

мужским, сделать так, чтобы она узнала себя и снова признала

себя "его Стефани".

Еще больший грех Филиппа, по утверждению Фельман, за

ключается в том, что он попытался это сделать "реалистическими

средствами", осуществив реалистическую реконструкцию сцены

страдании военного времени, где она потеряла свой рассудок.

Основной порок реализма, с точки зрения Фельман, в том, что

он пытается воспроизвести, скопировать действительность, и кри

тики, находящаяся во власти реалистических структур сознания,

интерпретируют текст новеллы, следуя за логикой главного героя,

видят все описываемое лишь только его глазами. "Просто пора

зительно, -- пишет исследовательница, -- до какой степени ло

гика ничего не подозревающего "реалистического" критика спо

собна воспроизводить одно за другим все заблуждения Филиппа"

(там же, с. 10).

Хваля реализм Бальзака и рассматривая новеллу как обра

зец "реалистического письма", критики-мужчины, по мнению

исследовательницы, демонстрируют "как на критической, так и на

литературной сцене ту же самую попытку присвоить означающее

и редуцировать его способность к дифференцированной повторяе

мости; мы видим то же самое стремление избавиться от различий,

ту же самую политику отождествления, ту же самую тенденцию к

господству, к контролю над смыслом. Вместе с иллюзиями Фи

липпа реалистический критик, в свою очередь, точно так же по

вторяет его аллегорический акт убийства, его уничтожение Дру

гого: критик также по-своему убивает женщину (подчеркнуто

автором. -- И. И.), убивая в то же самое время вопрос о тексте

и сам текст как вопрос" (там же, с. 10).

Весь этот пассаж, пожалуй, как нельзя лучше иллюстрирует

постструктуралистскую мифологему феминизма со всем ее ценно

стным рядом, фразеологией и заранее известным адресом уже

теперь традиционных инвектив. Как широкомасштабное явление

социального порядка и как влиятельный фактор интеллектуальной

153

ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ

жизни современного западного общества феминизм захватывает