— Это не так, Эмир-хан. Я бы никогда не осмелился.

— Но ты осмелился. Вот твой брат Хасан умнее. Он берет то, что я ему позволяю брать, и не требует большего.

— Я тоже не требую.

— Это уже не важно. Потому что пришло время умирать.

Мустафа почувствовал, как к горлу подступает злоба.

— Умирать? — крикнул он в трубку. — А ты попробуй, приди. Посмотрим, кто из нас умрет.

В трубке раздался смех, от которого у Мустафы похолодело все внутри.

— Все-таки ты очень глупый, Мустафа. Я уже пришел. И поэтому из нас двоих умрешь ты. На кого ты надеешься? На свою охрану? Ты же должен знать, что за деньги можно купить все. И всех. Теперь вся твоя охрана работает на меня.

Мустафа посмотрел на стоящих у двери охранников. Лица обоих были непроницаемы.

— Через несколько минут ты умрешь, Мустафа. Тебе вырежут сердце. Ты же любишь коллекционировать части тел твоих врагов. Твое сердце станет достойным завершением этой коллекции.

Мустафа отступил к столу, где у него лежал пистолет. Оба охранника, как по команде, подняли автоматы.

Мустафа понял, что это конец.

— Собака! — заорал он в трубку. — Хасан найдет тебя! Он подвесит тебя за кишки, чтобы тебя жрали бездомные собаки.

В ответ прозвучал смех.

— Не бойся, скоро я займусь и Хасаном. И когда я буду убивать его, я обязательно скажу, кто в этом виноват.

Мустафа швырнул трубку в охранников и ринулся к столу. Один из них пустил очередь по ногам, и Мустафа рухнул на пол.

Охранники склонились над ним, один из них достал нож.

— Я заплачу вам больше, — захрипел Мустафа. — Намного больше.

Один из охранников крепко прижал его руки к полу, второй разорвал пиджак и рубашку.

— Нам уже заплатили больше.

С этими словами он вонзил нож в грудь Мустафы.

По горной дороге Кремнев ехал в аул, где была назначена встреча.

Накануне с ним связался Уколов. Боевая группа в составе шести человек и одного снайпера должна была прибыть туда накануне.

Дорога пошла вверх, и впереди стал вырастать аул. Дома, сложенные из обычных камней, были расположены уступами.

В свое время они строились как крепости, и взять их могли только штурмом.

Въехав в аул, Кремнев остановил машину и осмотрелся.

Все дома были похожи один на другой — черепичные крыши, выкрашенные зеленой краской ворота. Слева женщина неопределенного возраста, одетая по местному обычаю в черную юбку, вязаную кофту и платок, гнала к реке стадо баранов.

Где-то в этих домах и сараях рассредоточились его люди. Но наверняка не только они. Здесь же были и люди Эмир-хана.

Впереди, метрах в ста, Кремнев увидел вкопанный в землю стол, сколоченный из грубых досок, и две лавки.

За столом над шахматной доской лицом к нему сидел человек. Рядом стоял большой чайник и две чашки.

Кремнев понял, что это и есть Эмир-хан.

Егор вышел из машины, захлопнул дверь и пошел к столу.

Присматриваясь по дороге к окружающему ландшафту, Кремнев не мог не отметить, что Эмир-хан выбрал идеальное место для встречи.

Разумеется, если смотреть на это с его точки зрения.

Взять его в таком месте будет очень непросто. Оставалось только надеяться на профессионализм группы и, как обычно, на самого себя.

При приближении Кремнева Эмир-хан поднялся и протянул руку. Кремнев ее пожал.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, но этих секунд Кремневу вполне хватило, чтобы оценить достоинство, силу и властность Эмир-хана.

Высокий и широкоплечий, он смотрел на Кремнева спокойным взглядом, в котором при всем желании нельзя было разглядеть ничего, ни единой эмоции.

— Добро пожаловать, Абдулл-Хаммад, — голос был таким же ровным и спокойным, как и взгляд. — Я рад, что мы наконец-то встретились.

— И я рад, Эмир-хан. Долго же до вас пришлось добираться.

Они сели за стол, и Эмир-хан разлил по чашкам чай.

— Тогда за знакомство.

Он глотнул из чашки и передал ее Кремневу.

Кремнев сделал то же самое.

Ему был знаком этот древний восточный обычай, хозяин показывал гостю, что напиток не отравлен.

— Я люблю горы, Абдулл-Хаммад, здесь прекрасный воздух, — по губам Эмир-хана скользнула едва заметная усмешка. — Кроме того, в этих горах очень удобно прятаться.

— Превосходный чай, — похвалил Кремнев.

— Спасибо.

Кремнев посмотрел на шахматную доску. Его фигуры были белыми, Эмир-хан предоставлял ему право первого хода.

— Любите шахматы?

Эмир-хан улыбнулся.

— Одна из моих немногих слабостей. А вы?

— Люблю иногда сыграть, — кивнул Кремнев. — Когда попадается достойный противник.

— Ну что же, тогда начинайте.

Кремнев передвинул пешку с Е2 на Е4.

— Я узнал, что у вас есть то, что мне нужно. И что вы готовы это продать.

Эмир-хан сделал ответный ход.

— Кто же вам это сказал?

— Мустафа.

— Мустафа много чего говорил.

— Говорил?

— Я узнал, что вчера вечером наш общий друг Мустафа умер. Сердце остановилось.

Кремнев напал слоном на черного коня, разыгрывая испанскую партию. Эмир-хан в ответ двинул пешку с Н7 на Н6.

«Одной гнидой меньше, — подумал Кремнев. — Вот только не из-за Шайтана ли его сердце остановилось»?

— Жаль, — равнодушно сказал он вслух. — В том случае, если мы договоримся, он обещал организовать транспортировку груза.

— В том случае, если мы договоримся, мы обойдемся и без Мустафы.

Кремнев взял слоном черного коня, и черным пришлось сдвоить пешки.

— Речь идет об «СК-8».

Эмир-хан усмехнулся.

— Вы что, хотите взорвать Нью-Йорк?

— У моих клиентов далеко идущие планы.

— Откровенно говоря, я еще не решил, хочу ли я продавать эти бомбы. Думаю, что цена на них будет только расти.

Белый ферзь взял слона на F3, Эмир-хан в ответ вывел своего ферзя на F6.

Теперь ферзи стояли друг против друга.

— Как знать? Когда эти бомбы пустят в серийное производство, цена на них упадет.

Сощурив правый глаз, Эмир-хан посмотрел на Кремнева.

— А если их не пустят в серийное производство? Тогда я окажусь единственным, у кого они будут.

Кремнев глотнул чай.

— Похоже, Эмир-хан, это вы планируете взорвать Нью-Йорк.

— Как знать, — неопределенно сказал Эмир-хан.

Он снова наполнил обе чашки.

— Знаете, Абдулл-Хаммад, за что я так люблю шахматы? Эта игра показывает, на что каждый человек способен. Здесь проявляется не какое-нибудь одно качество, а сразу все. Ум, способность к аналитике, решительность, творческое начало, авантюризм. Нельзя стать настоящим игроком, не имея хотя бы одного из этих качеств. И при этом, какая гармония!

На шестнадцатом ходу Кремнев взял слоном вражескую пешку, и белые получили преимущество.

— А вы неплохо играете, — похвалил Эмир-хан. — Боюсь, скоро мне придется сдаться.

«Конечно, придется. Ты прав, — подумал Кремнев. — Ты даже не представляешь, насколько ты прав».

— Ну, почему, — произнес он вслух. — Ситуация неоднозначная, на доске еще много фигур.

— Это очень благородно с вашей стороны, но, по-моему, результат партии очевиден. У нас по две фигуры, но у вас лишняя пешка. Сомневаюсь, что при таком раскладе возможен даже ничейный результат.

— Так вы сдаетесь?

— Да, — просто сказал Эмир-хан. — Эту партию вы выиграли. Поздравляю.

— Спасибо.

Эмир-хан опять наполнил чашки.

— А знаете, что на мой взгляд самое прекрасное в шахматах?

— Что?

— То, что это — игра. И очень увлекательная. И некоторых людей она поглощает настолько сильно, что они напрочь забывают о реальной жизни. Шахматная доска, пускай ненадолго, становится для них единственным миром. Они с легкостью жертвуют фигуры, а когда они одерживают победу, они чувствуют себя чуть ли не Александром Македонским. Как вы сейчас.

Кремнев криво улыбнулся.

— А разве вы, Эмир-хан, не такой же?

— Я? Нет, я не такой же. Я всегда умел отличить игру от реальной жизни. И всегда умел правильно расставлять приоритеты. Поэтому вы сейчас смотрите на доску и думаете, что победили меня, — он сделал паузу. — А я смотрю на вас и думаю о том, что все ваши люди, которых вы привели с собой, уже мертвы.