С этими словами она взмахнула саблей, отрубая голову Маркуса. Подхватив её, она высоко подняла над собой, и капли крови оросили её лицо.

Криспин беззвучно раскрыл рот. Он собрал всё мужество, что оставалось, чтобы встать. Но не смог. Первая из жизней завершилась.

Вдалеке прозвучали крики и отрывистые команды.

– Паладины, – поскучнев, произнесла тёмная эльфийка. – Ну, как всегда.

Она сунула голову Маркуса в сумку и, легко перепрыгивая по камням, скрылась на тайной тропе за обрывом.

– Я хочу тебя, – вдруг сказал Вилсин.

– Я… я сейчас! – Энни неожиданно засуетилась. Впервые мужчина так открыто проявлял своё желание. Мгновенно её кровь вскипела от жара страсти. Она бросилась срывать одежду и уже через несколько секунд осталась голой. Густые белые волосы падали на упругое тело. Губы искали поцелуя. Вилсин обхватил её и закружил в объятиях. Энни впилась пальцами в крепкую шею, ожидая, когда мощная булава проникнет внутрь неё.

Вначале обжигающий спазм пронзил солнечное сплетение. Словно вышибли дух в бою неожиданным ударом. В груди появились спазмы. Что-то липкое потекло в пах. В сплетённых за спиной дамнос-ворта ногах появилась слабость. Сильные объятия шипастых рук пропали, но чувство полёта осталось. Энни открыла глаза.

Она висела на толстом корявом суку камнедрева, в полуметре над землёй, пришпиленная, как жук булавкой. Рядом стоял Вилсин. Приблизившись, он сдёрнул с её шеи подарок – плетёное ожерелье с сердоликом, покачал несколько секунд перед глазами, затем резким росчерком когтя взрезал сверху её правую грудь и начал медленно заталкивать туда украшение.

– Это действительно подарок, – начал дамнос-ворт голосом, в котором запечаталось угрюмое молчание склепов, – это свадебное ожерелье, которое дарит невеста жениху в клане тёмных эльфов дель Орон.

Когтистый палец ритмично проталкивал бусинки в кровавую плоть.

– Разумеется, его делают не гномы. Его плетёт сама невеста, заранее, ещё в детстве. И отдаёт на хранение родителям. Поэтому его не было при себе у Энейры дель Орон, когда ты её убила. Но Дрём передал мне её личную просьбу вручить ожерелье тебе при встрече.

Грудь раздулась и приняла комковатый вид.

– Конечно, ты не могла помнить это дерево. Оно тогда ещё не выросло. А без него – не припоминаешь?

Тёмная эльфийка попыталась что-то сказать, но кровь хлынула через рот. Дамнос-ворт достал рубин размером с кулак, пылающий магическим огнём, и резким ударом вбил его в живот эльфийке.

– Это немного поддержит силы, чтобы ты дослушала.

Девушка застонала. Шок проходил, теперь боль брала своё. Дамнос-ворт наклонился и мощными челюстями впился в правое плечо, разламывая кости и откусывая руку напрочь.

В его холодных глазах пробудились тени чувств. Ярость, зажатая неслыханными тисками воли глубоко внутри.

– Маркус, такое маленькое существо, помнишь?

Выхаркивая розовые пузыри, эльфийка застонала. Дамнос-ворт вонзил зубы в левую руку и разорвал и её. Кровь полностью залила его лицо. Он поднял обрубок и помахал над головой.

– Ты хотела знать, сколько дереву лет? Сто четырнадцать лет, три месяца и два дня. Видишь, не очень точно я подгадал. Не к годовщине. Он же тебе говорил: Криспин, запомни это имя. Пришлось на эти сто лет взять имя идиота-братца, которого ты соблазнила. Ты и его забыла, да? Он тебя не удовлетворял? Ну, разумеется, я был лучше, ты же сказала. Я был самым лучшим. Сто четырнадцать лет у меня никого не было. Я не мог заставить себя прикоснуться ни к одной женщине. Ты так и вставала у меня перед глазами, залитая кровью Маркуса. Когда я прикасался к тебе, меня охватывало омерзение, которое неведомо самим Владыкам. Когда я сжимал тебя в объятиях, земля уходила у меня из-под ног. Настолько сильно я хотел разорвать тебя на части, и так упорно не давал себе этого сделать.

Я умер, глядя, как ты уносишь голову Маркуса. Через месяц я получил вторую жизнь и вернулся. Десятки лет я искал тебя по всей Но. Именно тебя. И вот, когда цель уже так близка, где же я нахожу тебя? На плахе. Разве я мог это допустить? Чтобы тебя убил не я. Я готов был защищать тебя от любых врагов. Терпеть любые пытки и страдания.

– Дорогая моя… – Криспин яростно рванул кусок мяса из бедра эльфийки.

– … ненаглядная… – ещё один кусок полетел на землю.

– … чёрная Ракса… – берцовые кости левой ноги треснули от пинка и выставили концы из мяса.

– … я готов отдать все свои жизни, лишь бы… – шипастые руки зверски разрывают живот.

– … ОТОРВАТЬ ТВОЮ ГОЛОВУ И РАЗМОЗЖИТЬ ЕЁ НАД МОГИЛОЙ МОЕГО ДРУГА!!!

Криспин больше не сдерживал ярость, копившуюся в нём. Он начал разрывать тело тёмной эльфийки, купаясь в крови, вбивая мясо в кору камнедрева, вгрызаясь в кости и плоть. С последней волной ярости он сорвал красивую голову с остатков костяка и начал бить её о дерево, пока она не стала кашей.

Только тогда его гнев начал стихать. Криспин сел под дерево, обхватил колени руками и заплакал. Слёзы, настолько едкие, что выжигали бороздки в твёрдой коже, накапливались в уголках глаз медленно, минута за минутой, а потом крупными каплями стекали вниз, на землю.

Когда он очнулся, дерево уже упало и быстро сгнивало. Черви пожирали его остатки.

Криспин поднялся и, не оглядываясь, пошёл прочь. Уже на самом выходе с перевала, где начиналась граница Ривении, его поджидала закутанная в серый плащ фигура.

– Всё прошло хорошо? – буднично поинтересовался закутанный в серый плащ.

Криспин устало вздохнул.

– Неужели ты явился лично? Разборки с какой-то мразью заслуживают твоего внимания?

– Ты заслуживаешь моего внимания. И все мои неразумные, вспыльчивые и гордые, но честные, преданные и добрые ворты.

– Кажется, ты перехвалил, Дрём.

– Если я разглядел в вашем народе что-то хорошее тогда, разве так удивительно, что хвалю сейчас? Не расстраивайся. Ваша награда не уйдёт от вас. И я вовсе не про девять жизней. Но всему своё время. Сейчас у тебя есть полгода: найди женщину нашего племени и продолжи род. Заодно поймёшь, что такое любовь. Это не просьба.

– Медовый месяц вортов? – усмехнулся вдруг Криспин.

– Через шесть месяцев жду тебя за Дымным Кряжем, у базилики Хилеаса.

Дрём превратился в серый дым и растаял в воздухе.

Криспин расправил могучие плечи и упругим шагом двинулся к виднеющейся впереди ривенийской заставе.

– Накажем, – доверительно кивнул надсмотрщик. – Разумеется, накажем.

– Отребье Иррово! – хлыст в руках дородного мужика щёлкнул по высокому голенищу сапога. – У меня пирожок к пирожку, выпечено и уложено как для Его Величества, а эта мразь своей говённой ручонкой успела там поковыряться. Куда вы-то смотрели?!

– Извинения, господин трактирщик. Изв… – комок под тяжёлым башмаком надсмотрщика дёрнулся, – извинения. Глядите, льёт как из члена Ирра: гадёныш выскользнул из цепей – наверно, глины кусок подобрал и подмылил запястья…

– Хватит мне басни рассказывать! – пар вырывался из углубления в бороде, словно из недр драконьей пещеры. – Мне выпороть не даёшь – пори сам. Моим, моим хлыстом, чтобы кровь осталась.

Надсмотрщик взял хлыст из рук мужика и пнул дрожащий комок в пузырящуюся лужу. Оттуда на него взглянули заплаканные жёлтые глаза с вертикальными ящеричьими зрачками.

– Не надо, молю, господин… – пискнул детский голосок. Хлыст взвизгнул, разрывая дождевую завесу. Ремень окрасился бурой кровью.

– Пирожок к пирожку, – недовольно протянул мужик, сжимая и разжимая пудовые кулачищи.

– А вот и дом ваш скоро, господин капитан, – весело рыкнул Рагнар. Седой эльф вздрогнул и прижался к его груди.

– Не зови меня так, мой добрый Рагнар, – голос эльфа звучал глухо. Худые морщинистые руки сжимали плечи Рагнара так, что костяшки пальцев белели сквозь пергаментную кожу. Когда-то полные изящества, теперь эти руки напоминали птичьи лапки. Седая голова подпрыгивала, словно эльф кивал при каждом широком шаге своего спутника.