– А я вот соскучился по жаре – мечтательно вздохнул я – у нас всё равно есть, где купаться.

А поезд тем временем подъезжал к Гомелю. Долго силился я отыскать следы недавних граффити-войн фашистов и антифашистов, которые происходили за окнами моего поезда в самом начале нулевых – задолго до того как фа/афа разборки перекинулись на Россию, где долгое время ещё боялись до этого даже зачёркивать нацистские свастики и кельты. Но, увы – всё закрасили и стёрли. Только и осталась свежая краска кремового цвета.

В Гомеле поезд встал на 20-минутную стоянку и, воспользовавшись этим мои соседи по купе мигом соскочили на платформу за свежим воздухом и сувенирами, а я остался в купе, опасаясь за сохранность своих вещей. По коридору стали проходить торговцы, и я купил у них большую шоколадную плитку, которую тут же продегустировал. Плитка оказалась твёрдой как камень и не догадайся я использовать боковые зубы – мигом стал бы похож на певца Шуру, а то и ещё круче – на Горшка из Короля и Шута. И после такого экспириенса я спрятал плитку до лучших времён.

Как раз мои соседи оперативно вернулись в купе.

– Ну как вы тут, не умерли от жары? – спрашивает меня Людмила, жена бородавчатого Михаила

– Нет – отвечаю я – зато чуть Шурой не стал.

– Как это?

– А вот так – купил у торгашей, которые тут ходили шоколадку, и чуть было не остался без зубов.

В купе все засмеялись, а Людмила предложила:

– Может, покажете эту шоколадку!

И я показал им её вместе с фантиком.

– Да уж, ну и кирпич! – присмотрелся к ней бородавчатый Михаил – Я б такое тоже есть не стал.

А поезд двинулся дальше. И чем ближе дизель-тепловоз вёз вверенные ему вагоны к беларусско-украинской границе, тем нервозней становилось настроение в купе.

– Вы, слышали, как на харьковской таможне ведут себя погранцы? – сказала возмущённо Людмила – Стоило мужику ляпнуть, что он везёт 5000 евро, так эти 5000 евро они у него и забрали.

– Ну, на границе вообще не надо болтать о том, что везёшь валюту – вставил я свои 5 копеек в разговор – меня родные перед поездкой тоже предупреждали, не признавайся пограничникам в том, что везёшь деньги.

– Но всё равно – нигде не сказано, что валюту надо отдавать погранцам – сказала Людмила.

Впрочем, не скажу, что был тогда я абсолютно спокоен и хладнокровен. В сумке у меня была бутылка винца, которую моя бабушка просила передать нашей старой соседке – Алисе Максимовне. Очень не хотел я, чтоб меня за провоз алкоголя ещё замели на границе как особо опасного контрабандиста и в лучшем из всех случаев депортировали бы обратно в Россию, как российского гражданина.

И вот мы в Тереховке. На той самой границе. Поезд стоит долго, а проверка проходит на удивление быстро. Входит белорусский пограничник, весь в зелёной почти советского образца форме, берёт у меня паспорт, вставляет его во внутренний сканер своего явно допотопного и тяжёлого ноутбука. И, отсканировав его, убедился, что я не враг государства, не опасный преступник и вообще перед белорусскими, русскими, украинскими и международными законами абсолютно чист и на меня нету компромата. И, в конце концов, вернул мне документ, проверил всех остальных соседей точно таким же образом и отправился дальше проверять всех.

А вот в Хоробичах, что уже по другую сторону границу всё было гораздо страшнее и веселее. Украинские погранцы в тёмно-синей форме, делавшей их похожими на полицаев и порой с собаками шныряли по вагону, допрашивая народ на ломовейшем суржике и крича на весь вагон порой трёх этажным матом, тем самым как бы заставляя дрожать и трепещать всё живое и шевелящееся в их радиусе.

Наконец в наше купе заглянул совсем уж матёрый волк заставы лет за 40 с суровым, как у Челюсти из Бондианы лицом и устроил мне перекрёстный допрос:

– Фамилия, имя, отчество!

– Васько Александр Васильевич

– Дата рождения

– 26 ноября 1987 года

– С какой целью едете в страну?

– Повидать в родном городе друзей и одноклассников (правда)

– Оружие, наркотики везёте?

– Нет (правда)

– Валюту?

– Нет (вру)

– Алкоголь, продукты?

– Нет (бесстыже вру)

Отстав от меня, волк заставы помучил для профилактики соседей по купе в точно таком же духе и, в конце концов, обломавшись с уловом, удалился восвояси, явно недовольный.

– Фу-ух! – пробормотал я – давненько не припомню, чтоб наши погранцы так сурово вели себя в поездах, как сейчас!

– Сразу видно – давно не ездили в поездах! – сказала тётя Валя.

– А ведь они бы могли меня обыскать – лукаво и полушёпотом говорю я ей с нескрываемой усмешкой – меня же ведь винцом для одной нашей соседки снарядили!

– Ну, вы, Саша, блин даёте! – усмехнулась Людмила.

«Да уж! – подумал я – на кой вообще нужны эти границы. Достаточно просто убедительно и не моргая глазом врать, а тут уж можно и полторы тонны чистейшего героина в желудке провезти. Да что там полторы – тут крокодил можно провозить целыми поездами, набитыми до отказа барыгами». Но сам слегка испугался полёта своей мысли – я, то ведь не был авантюристом и в тюрячку мне не особо хотелось. Хотя границы всё равно упразднить стоило бы – ибо кто хочет тот всегда через них, что угодно провезёт и проедет, невзирая ни на какие контроли. Как птицы, которых ни одна государственная граница не в состоянии остановить.

После получасового стояния в Хоробичах поезд двинул дальше в сторону юга и вглубь Украины.

И тут… о чудо!

Вместо хвалёного шансона с нечеловеческим лицом радиоволны внезапно выдали такую развесистую музыкальную клюкву, что душа сама захотела петь и плясать, а о необходимости одеть наушники я забыл напрочь. Какие-то отвязные ребята играли не менее отвязные украинские типа народные песни под аккомпанемент самоиграек и все на тему сельской свадьбы и горилки. Одна только песня чего стоила:

И слушая всё это, я радовался жизни, так как никогда не радовался и даже захотел от переполнившего меня позитива сплясать настоящий украинский гопак, но вовремя вспомнил, что танцевать я не умею и убоялся участи стать героем смешных видео на Ютубе в самый последний момент.

Но тупо приклеенная к моему лицу улыбка не отклеивалась настолько долго, что соседи по купе мигом заметили эту перемену.

– Саша, чего это ты такое с тобой? – спросила меня удивлённая тётя Валя.

– Да вот угораю с этих развесёлых песен про свадьбу и горилку и теперь вот в хорошем тонусе – говорю я, а в это время моё внутреннее я чуть ли не распирает от радости и оно чуть не орать готово: «Люди! Боже мой! Я наконец на Украине! Мать вашу за ногу, я в Украине, Украине, УКРАИНЕЭЭЭЭЭЭЭЭ!»

Впрочем, песни про родной колхоз, горилку и весілля под самоиграйку как-то быстро приелись из-за того, что слишком часто стали повторяться и после третьего их прослушивания я заново погрузился в музыкальный астрал и пока я погружался в него они совсем пропали с радиорадаров поезда, уступив место тишине.

Мы проехали Щорс, где тётя Валя нас окончательно покинула, пару полустанков, названия которых я позабыл и станцию Дочь, а впереди нас ждал Бахмач.

Бахмач меня обрадовал. Там на вокзале в отличие от Жлобина ничего не поменялось. Никакого евроремонта и бабки с пирожками и пирогами были на своих местах. Как и бабки со всем остальным съестным, что рождала украинская земля из своих недр – от арбузов до кукурузы.

«Даа! – обрадовано подумал я – в этих местах уж точно в ближайшие 50 лет мало что поменяется и это даже круто и хорошо! Вот тут действительно чувствуешь, что вернулся на родину с большой буквы».

А поезд продолжил свой путь по путям Украины, обойдённым электрификацией.

Всю последующую ночь я упорно боролся со своим сном. В Дрезден-Сити мой поезд прибывал лишь в полпятого утра по киевскому времени, а перспектива проспать свою станцию, чтоб потом с самого Днепра катить на электричке обратно на неё же меня, особо не грела. К тому же мой ангел-хранитель Вадик Томишевский, у которого я должен был вписываться, собирался меня встречать на платформе с отцом, а подвести их ну никак я не мог.