На белом кафельном полу бурые капли. Поначалу обступал их без задних мыслей. Потом увидел, как мокрый след вел к Бороде. Низ его синего рюкзака был темно-синим. Вот откуда капало. Та упавшая, – дзынь! – бутылка. Борода вряд ли подозревал об утечке. Иначе бы сменил ленивую походку. Тем временем по его следу пробирался серьезный, внимательный продавец в серьезных очках. Хорошо, что Борода вышел без покупок. Мог не успеть, если бы отстоял в очереди. Я задержался на кассе с хлебом. Это не краду. Это хлеб. Кассирша принюхивалась. «Шмыг-шмыг» – носом. Только теперь и я заметил, как пахло жареной курочкой. Такой ужин грел мою спину. Птичка, коли мне не изменяет память, в упаковке. Где-то, значит, щель. Я скомандовал себе железным голосом робота: «Без паники! Без чувств! Держись, Витя!»
Из магазина, как обычно, вышел не схваченным. Да, опыт не пропьешь, не проколешь.
Меж тем неподалеку в доме 13, по ул. Ленина города Базель, молодая мама кормила сыночка со словами: «Ешь, малыш, ложечку. Не то придет страшный русский Витя и украдет все твои игрушки». Для съемок данного эпизода рекомендуется взять напрокат известную хоть тут, хоть там актрису. И тоже наобещать семь бочек арестантов. А потом… А потом… А потом наш абонент вне зоны доступа сети.
В машине Борода осмотрел рюкзак и выкинул треснутую бутылку в мусорку на улице. Запахло виски. Хотя мне не пахло, а воняло. Ненавижу виски.
Малая упала в депрессию из-за своего травмированного кроссовка. Теперь еще высматривай обувные магазины. Мы, конечно, отговаривали. Дескать, Малая, эй, Малая, если, не дай бог, попадешься, то вышлют в Польшу. А как получишь на днях швец. доки беженки аля ни кола ни двора, так потом хоть трава не расти и открывай бутик обувной! И пусть все ломают головы, отчего у директрисы Малой цены меньше на семьдесят процентов?.. Столько, поясню, как правило, дают за краденое.
Выдался странный денек. Не одно, так другое. И бензин, и свечи, и отключенный мобильник так называемого друга. Черт знает что! И еще кроссовок вдогонку! Но разве это проблемы? Конечно, нет. Проблемы – это когда попался в наручники мусоров с вагоном краденого. Не меньше. И краденого, не чего попало, а героина. И еще сам с иглой в вене. Вот там, в натуре, начинаются проблемы.
В деревне, по пути, случайно наткнулись на обувной магазин. Сквозь стеклянную витрину видели внутри продавщицу. И обувь тоже по одному испытательному экземпляру. И магазин, конечно, назывался «Джон Сильвер».
– Удачи! Чтобы потом не носить «передачи»! – напутствовал Чифир.
Малая сняла шапочку. Собрала волосы в пучок. Ушла. Напоминание о «передачах» не испугало. Мы не сомневались, что она вернется не босиком. И не такое выносила. И ноутбуки с обезвреженной «сигналкой» выносила. И мобильники. И украшения. «Золотой ключик» только не выносила.
За витриной – прямо-таки немое кино. Продавщица принесла пару обуви со склада. Малая примеряла обновку и недовольно хмурила брови. Продавщица улыбалась. Из кожи вон лезла – только бы угодить. Малая что-то рассказывала и чесала носик. Все вруны соблазняются чесануть носик. Еще Малая показывала пальцем на другую обувь. Одной рукой, получается, чесалась, а второй показывала. И вот продавщицы след простыл. Поиски на складе. Вскоре она вернется с новой парой. Ни Малой, ни примерочной обуви – ни слуху ни духу. Остался только прощальный, подбитый футболом кроссовок. Больше та продавщица не улыбалась. Никогда. Никогда в своей жизни. Ну а нам – что до нее? Не сожалеть же. Нам много кто прежде сожалел?.. Так я не взвешенно мыслил, когда коснулся своей тени. Жалость – это у капиталистов. Это – принц после вечеринки может воскликнуть: «А давайте мешок риса отправим во Вьетнам. Они там голодают». Или еще есть такая Ксения-Ксюша Собчак. Не удивлюсь, если однажды она провозгласит: «Идея! Я глубоко убеждена, что должна отдать свои обноски скинхедам». Куда до них нам, беспризорникам! В нас некому было во время посеять любовь. Уличным фонарям и тюремным прожекторам оказалось не по силам осветить наши сердца. Так что когда придем к власти, то коекто сразу не шампанское, а чифир начнет хлебать. Ну ладно – шучу. Чифира не будет… И все это к слову о кроссовках.
Фары машины освещали темную дорогу. Борода на переднем сиденье был с картой за штурмана. Кажется, нави ошибался. И возил нас вокруг пальца, вокруг поля.
– Ну что там? – спрашивал Чифир. – Где мы? – Не вижу. – Борода всматривался впритык, будто не карта, а ювелирное изделие.
– Слепой, что ли?
– Почти. Первым делом «приработаю» себе очки. – Борода все еще изучал карту. – «Дольчегабанно» какое-нибудь.
– Какое «бано»? – воскликнул Чифир. – С лупой, что бабка, будешь лазить!.. Давай карту! Сам разгребу!
– Нет-нет! Стой! То есть нет, езжай. Прямо езжай. Я нашел! Все время прямо! – Борода положил карту на панель.
– Убери в бардачок, – велел Чифир. – Мусора увидят карту и решат, что не местные… Остановят.
– Уже темно, – заметил Борода. – Что тут можно увидеть?
– И номера литовские, – напомнила Малая. Не лучшие номера. Часто на постах проверяют багажник. Всякая бабка с лупой позвонит с докладом в мусарню от чувства собственной неполноценности. Какая, дескать, опасная машина за углом, о ужас, о тьма, из Wild East Europe. И дважды ужас, если ребята в черных кожаных куртках и черных капюшонах.
Ночью приехали по адресу «друга». Чифир сразу узнал домик среди гор, леса и десяток бревенчатых избушек. Свет внутри не горел. Тем не менее постучали в дверь: «Тук-тук». Кнопки звонка не наблюдалось. Скорей бы войти. Уже поздно и прохладно. Еще стук. И два. И пять. Прислушались – внутри тихо. Так, впрочем, ожидали. Дверь, конечно, заперта. У Ежика всплеск любопытства:
– А если его мусора прикрыли?
– Да, возможно. – Чифир всматривался в окно кухни. – Или бухает… Он не так чтобы алкаш обсосанный. В Гродно ему женка стоп-гору выписывала. А тут один. И бесплатного бухла в магазинах – море.
– Утонул, наверное.
Без толку осмотрели окна кухни и спальни – без признаков движений, то есть жизни. И полутьма. Едва ли разглядишь. Мобильниками не осветишь. Соседи вызовут полицию. Почему? Зачем? Ну, я же давал уже предупреждение про особоопасных бабуль…
Скоропостижным референдумом мы решили, что взломаем окно на кухне. Зря, что ли, ломиком обзавелись?
Кухонное окно выходило в лес и горы. Это не спальня с видом на домики соседей. Лес и горы – нам на руку. Есть шанс, что кукушка и белка не позвонят в участок.
Первым за открытие взялся Борода. Бесполезно ковырял раму. Чифир смотрел, наблюдал, глазел. В конце концов, отобрал инструмент. «Трах!» – его удар по раме. Окно сразу распахнулось, как по волшебству. Мы, люди воспитанные, конечно, согласно этикету вытерли ноги об коврик на пороге. И только потом залезли в окно.
– Эй! И хавку из «тазика» возьми! – прошептал Чифир и бросил ключи Ежику.
Тот оставался снаружи последним.
В доме никого. Спальня, кухня, душевая – пусто. Включили свет. Везде спотыкаешься о беспорядочно разбросанные вещи, будто после урагана. Кухня: на столе черствый хлеб с плесенью и прокисшее молоко. В углу, под потолком – паутина. Давно сюда никто не заглядывал. Странно. Ведь еще вчера Чифир созванивался с другом-домовладельцем. Меня обожгла мысль, будто мы ошиблись дверью, то есть нет, я хотел написать окном. Чифир, конечно, кричал, как, мол, помню, все тут помню! Но там память такая, что еще хорошо, если с горем пополам, как у меня, наберется на один гигабайт. Не беспричинно же забывчивый Чифир, как я, писал планы на жизнь в обрывках мятой бумаги.
Вскоре вышли на русский след. В шкафу и под диваном обнаружили картошку. А какой бульбаш протянет без драников? Что ж, окном, получается, не промахнулись.
Теперь взялись за приготовление ужина на скорую руку. Удивило откуда, у всех оставались силы? У меня чувство тяжелых глаз, а мысли ползли. Разве что голод прибавлял сил. Зато Ежику не до еды. Он сел за стол. Руки – на стол. Голову – на руки. И… уснул, как школьник за партой. Борода чистил картошку. Малая угрожала пожарить:
