За рулем Чифир. Он годился нам в отцы по возрасту. С заднего сиденья я видел его татуированные кисти, следы неволи, «пакши забитые». И в какое такое будущее дорулят нас эти руки? С ним и Малой я познакомился давно-давно. Это когда два года тому обратно тоже отправился искать правду в вечнозеленый Амстердам.
Левее Малой – Ежик. Под глазами – синие мешки. На щеках – румянец. Его бросало то в холод, то в жар. Будто лихорадка. Но здесь хуже того – «ломка». Ему бы «медленный», или метадон, или субитекс. За азарт к наркотикам прозвали Ежиком. И нам не встретить драгдилера на трассе. Лишь у Ежика осталось немного франков. Еще в Дании предусмотрительно разменял кроны. Как в воду глядел. Конечно, глядел. Уже какой год на игле. Его франков хватило бы на бензин. Но барыгу сложнее кинуть, чем заправку. Так, по крайней мере, нам вразумлял Ежик.
– Заглохнем на трассе и вообще никого не кинем! – сказал Чифир.
– Если только белку на каштан. – Малая зажгла сигарету. – Но каштан Ежику вряд ли поможет.
– Ой, «сбагрите» меня в больницу! А потом делайте, что хотите! – распорядился Ежик.
– Давай без одолжений! – Чифир сердито посмотрел на него в зеркало. – Не то продолжишь пешком. «Тазик» голодный! Не видишь?.. И какая больница? Это все равно что сдать тебя мусорам, в «департационку»!
Чифир закипел. Вероятно, лишь по старой дружбе не выкинул Ежика на обочину жизни.
– Паспорт «запалится», – Чифир смягчил голос. – И пишите пану в Польшу. Свое имя вскроешь. Визу уже не получишь. И надо тебе эти «рога»?
– Я закопаю паспорт.
– Где? Кругом лес и горы, – сказал Чифир. – Забудешь, где спрятал.
– Он флажок поставит. – Малая, кажется, умышленно выдыхала сигаретный дым на Ежика.
– Сейчас стошнит! Не дыми на меня! – Замученное лицо Ежика подтверждало его слова.
– Думаешь, нас от тебя не тошнит? – спросила Малая.
На том болтовня потухла. Все устали. Позади – дорога из Дании. Разве что Чифир разговорился в приступе гнева после баночки энергетика Redbull. А Еж по-прежнему не инвестировал сбережения в бензин. Эх, докатаемся!.. И не то чтобы крадем и тырим на каждой странице черных книг, а на топливо, странное дело, ни цента. Было время – были деньги. Которые отправляли на родину, если накоплялась сумма более-менее. Ведь при аресте полиция, вероятно, отберет… А с дорогой сюда не рассчитали. Привычка будто, как всегда, прорвемся на авось. Впрочем, был повод, отчего срочно покинули Denmark. И этот повод, по прозвищу Борода, сидел справа от Чифира. На днях он гулял с Малой ночью. И вдруг кого-то за чтото поцарапал ножом. Я там не был. Подробности не знал, не расспрашивал. Не мое дело. Но удивлялся. Борода в магазинных кражах волновался до пота на лбу и краски на лице. То и дело шептал, будто заклинание: «Ой, заметили. Ой, поймают! Что же будет!» Хотя в действительности замечали редко. И вот с ножом не дрогнул. Чифир его упрекал. Борода объяснял:
– Он сам на нож прыгнул. Я не ожидал. Шахид, наверное.
– Не мог дать ему подзатыльник и разойтись?! Мы из-за тебя!.. – Чифир не договорил то, что не нужно договаривать.
Ну, если бы не Борода… Чифир смотрел то на него, то оборачивался на Малую позади. Отвлекался. Выезжал на встречную полосу. Борода поправлял руль:
– Я не спортсмен, чтобы раздавать подзатыльники. Я пью пиво. Я вообще мог уйти оттуда. А Малая разгребала бы. Это ее проблемы.
– Уезжай домой! – настаивал Чифир. Он всю дорогу на этом настаивал.
– А какой Санта-Клаус раздаст за меня долги? – спросил Борода.
– Я помогу, – тихо сказала Малая.
– Не надо. Ты сама босота… Я ему жопу поцарапал. Ему там, в Афганистане, через день по жопе стреляли. Переживет. И нас знают только в лицо.
Потерпевший, объясню, был афганцем.
– Не нужно знать фамилии и лица. Все проще, – сказал Чифир. – В той деревне мы были единственными русскими. И только ты один с рыжей бородой… Фотографии и фамилии есть у иммиграционных служб.
Борода гладил свою бороду. Он всегда ее гладил, когда задумывался не на шутку. Вообще-то обычно Борода другой, молчаливый, будто пиво во рту. Две страны подряд не брился. «Будто местный», – так комментировал огненно-рыжую бороду. Действительно, чем не викинг, если нарядить в доспехи? Ему тоже позарез нужны деньги. В Гродно поджидают алименты, кредиты, налоги, долги. Того жди, отчалишь в тюрьму. У Луки не сорвешься. Бороде оставалось два выхода – или ворота казино, или дверца автобуса до Европы. С Ежиком – иначе. Ему лишь бы свалить на Запад. Это птичкам теплее к югу. А пацанам в «теме» – на Западе. Да, в Гродно краденое долго не проколешь по венам. Там срок заканчивается на мягкий знак… Даже одноразовый дозняк выйдет тюремным боком. У царя не сорвешься. Потом в тюряжке только останется поджечь последней спичкой оптимизма край письма со словами: «Здравствуй, мама! Здравствуй, папа!» Там баланда, а не «чего изволите, мистер?» Как без «передачки»? В шныри пойти-податься? Носки стирать-крахмалить кому попало? А кто-то даже спасается детским кремом «Надежда»… Так что Ежик, как тьма ему подобных первопроходимцев, тут в своей тарелке, швейцарской тарелке. Такой портрет я ему дал еще в начале знакомства. Я его сразу узнал. Я себя знал…
«Не в ту компанию ты, Витя, попал», – кто-то мне скажет. Гляди-ка, умник! Ну попал. Ну и пусть. Я не папа римский и не честный прокурор, чтобы этих ребят осуждать. Идеальных людей давно не ищу. Трудное занятие. Даже утопия. Проще уйти на ПМЖ в лес и общаться только с птичками и муравьями. Они хотя бы не врут, не завидуют, не хвастаются и т. д. Я радовался, что оказался с этими белорусами. Прежде был с другими: грузины, молдаване, прибалты. Люди, на мой взгляд, хорошие. Но их языки не понимаю. Порой бы поддержать разговор, да не пойму, куда вставить слово. В бандах, пусть и мелкопреступных, скромных, различаются лишь языки. Другое, главное, не меняется – уверенные в себе, задиристые ребята. Да и что там банды. Путешественники были такими же. И Магеланнус, и Кортес. По пути они иногда отвлекались от компасов, чтобы покорять народы и отбирать лучшее. Иначе не выжить, дорогу не окупишь. Попутно они тоже записывали экстрим-мемуары по блокнотикам и судовым журналам. И если не ломали шею раньше срока, то, как правило, заканчивали жизнь в нищете, под забором. Обычная судьба авантюристов.
О да, я пытался расширить географию воронежской преступности. Конечно, обзванивал и приглашал своих бритоголовых, как я, оболваненных земляков. Бывало, мы не один киоск с жвачками взломали плечом к плечу. И не одну сумочку «подрезали» у бабушки на костылях. Ну ладно – не пугайтесь. Про бабушку шучу. И за костыли – тоже. И все-таки мы могли сделать одолжение и обогатить криминальные европейские хроники. А то и – кинематограф. Но мои земляки, ну те, которые пацаны, оболваненные, не торопились. Мы, Витя, дескать, твои слова не ставим под вопрос. Но что, если ты там не трезвый? Ну, слишком эти европейцы, по-твоему, мягко стелют. И жилье, и пособие, и лечение – нате. В сказке, дескать, так мягко даже не стелют. Подозрительно. Курочку, дескать, тоже откармливают, чтобы бульончик получился наваристый. Так они от-т-тягивали приезд. От-тя-ги-ва-ли. И дотянули, что теперь отбывают по улице Желябова. Это там воронежская Бастилия.
И другая причина визита Швейцарки. Начался декабрь. Открытие воровского сезона по магазинам. Незачем сумка. Нужное и заветное спрячешь под куртку и штаны. В скандинавских странах, к примеру, куртка порой и летом не по погоде. Швейцария южнее. Всему, стало быть, свое время. Страна под тенью Альп уже давно жгла страницы нашего черного календаря. У магазинов свои плюсы и минусы. Да, криминал мелкий. Зато не то что дом и кошелек. Видишь, чего берешь. Ну а поймают, то жди – хи-хи! ха-ха! – штраф. Потом еще штраф. И еще … Бумага все стерпит. Плохо, что неизвестно, какой штраф окажется не угрозой, а последней слезой терпения и тюрьмой. Стратегически важно во время смотать удочки и дать стрекоча. Куда дальше? Тоже мне вопрос на засыпку! Мало, что ли, мест? И очередная одна страна победно перечеркнута жирным черным крестом на карте.
