Эх, взять бы все это давно и бросить:

Интриги-вериги, власть…

Гоняет ветер осенний проседь

На старой моей главе.

На смерть приходящих топорно, ратно —

У дьявола ли украсть,

У бога ли выменять тех обратно,

Кто нынче лежит в траве?

Стена крепостная моя надежна,

С нее и гляжу окрест;

И жизнь многолика, быстра, картежна:

Судьбою случай вершит.

Мне выпала доля – хозяин форта,

И я несу этот крест;

Но замок мой доброго вышел сорта —

Корона местных вершин.

По лесу кистью художник бродит,

Искрится роса на лугу,

Туман не туман – только что-то вроде —

Виляет вслед за рекой.

И низкое солнце уже не жарко,

Над лесом ведет дугу.

Мне, в общем, и жизни моей не жалко,

Когда тут пейзаж такой…

Мой недруг не дремлет, грозит осадой,

Нацелил свой trebuchet.

И мне остается идти с досадой

Готовить мои войска.

Мой верный слуга мне камзол утюжит.

Что будет с моим дюше?

Но замок мой крепок, я знаю, сдюжит,

Не то, что тот, из песка.

На склоне восточном царит виноградник —

По осени много дел.

Но хочешь, не хочешь, seigneur, ты – ратник,

Не все же цедить chartreuse?

Мой меч плотояден, тяжел, проворен —

Вовек на него не глядел б!

Эх, если б был я от расправы уволен,

Последний в роду Chevreuse…

Не глупо ли жизнь проводить при лязге,

При лязге шальных мечей?

И вечно гадать в этой дикой пляске:

Авось пронесет опять?

Мне выпало править, мое поместье

С рекой (не сказать ручей).

В вопросах коварства, расправ и мести

Известна мне каждая пядь.

Уставший от боен, я белой вороной

Смотрюся со всех сторон;

Я случаем был награжден короной,

И я не смыкал очей.

Давно не новость дурное свойство,

Побочное, всех корон:

Корону всегда окружает войско,

Прикормленный блеск мечей.

Я все повидал, я изведал трона,

И мне опротивел свет.

Шумит подо мною устало крона,

Пускает листву кружить.

Почто не заботит нас то, какой мы

По жизни оставим след?

Долина мерещится мне покойной;

Мне только бы жизнь прожить…

Мне б только увидеть мою дикарку,

Раскосых очей восток…

Как та танцевала, кляла кухарку

За пресность. Хозяйка грез,

Сложу ли я меч, по своей ли воле…

С тобою и смерть – восторг!

Что встречу сегодня я в чистом поле,

Последний в роду Chevreuse?

Стена крепостная во мху, топчу я

Видавший былое вал.

И в сини стада кучевых кочуют,

Как отзвук далеких битв.

А в мирной провинции этой сложно

Представить, что ты воевал;

Тем паче, герцог, понять невозможно,

Как мог ты быть здесь убит.

Твой замок порос сорняком и плющом,

Колодца чернеет рот;

С подвалов тянет грибным, гниющим

Молчанием сырых камней.

Туристы по склону ползут, под арку

Шныряют входных ворот.

Все явней мерещится мне дикарка,

И мысли мои о ней.

Судьба расставляет встречи

Всевластной своей рукою,

Как будто на чет и нечет,

Лишая тебя покоя.

И что, казалось бы, проще,

Ослиной душой перечить?

Вот только судьбиный росчерк

Похлеще любых затрещин.

Судьба играет на нервах,

Порою груба, как клещи;

Но екнет в сердечных недрах,

И глаз твой вдруг станет резче.

И, черт возьми, ты узреешь

Причины для этой встречи

И вдребезги захмелеешь,

Теряя пред ней дар речи.

Так, встретив мечту во плоти,

Мне крыться отныне нечем —

Читал я в глазах напротив

Куплеты степных наречий.

Так выпало мне судьбою —

Напело мотив влечений

Встающее за тобою

Наследие былых кочевий.

Так стал я твоею паствой,

И вирши тому порука.

Но, боже, как ты прекрасна!

Почто нам с тобой разлука?

Нелепо душе и грустно,

Коль ты от меня далече.

Рассудок утратил русло,

и время совсем не лечит.

Был вечер осенний, наполненный синью,

Густеющей синью, съедавшей фасад;

Был вечер в Париже, видавшем Бастилию,

И плаху, и дым баррикад и засад.

В парижском кафе ветер тянет прохладу,

Волнует дыхание свечей на столах;

Играет вино, сердце просит балладу;

Балладу о смерти исполнит аллах.

Гудят разговоры, и дым сигаретный

Мешается с синью, и сыплется смех.

Вот только в ночи силуэт минаретный

Решает сегодня один за всех.

В парижском кафе мирно теплится вечер,

И с кухни приятно посуда гремит;

И кажется, будто наш мир бесконечен;

И верится слабо в какой-то лимит.

Вот только есть пули, свистящие пули,

Повисшие в сини на долю секунд;

Безликие пули, увязнув в пурпуре,

Земную дорогу навек пресекут.

Бокалы за стойкой огни дробили,

В убранстве уютный царил завет.

Они не узнали, за что их убили,

Прежде чем двинулись на тот свет.

В парижском кафе (точно с той картины)

Кошмарного бреда расцвел венец;

Но не было площади с гильотиной,

Ни тугой петли, на худой конец…

Был вечер осенний, ноябрьский вечер,

И ветер дыхание свечей качал;

Приговор невнятен, судья злоречен,

Твердолоба искренность палача…

В парижском квартале густеющий вечер,

Звенели то гильзы, то крик оглушал;

Насколько порою наш мир скоротечен —

Мы нынче не верим своим ушам…

И плещется синь в этой улице гулкой,

Уносит ушедшие в тень имена;

И если мы жизнь именуем прогулкой,

То вброд переходим мы реку без дна.