Голландские одуванчики Все ищут счастье. В черных зернах кофе, Отобранных за Мутною Рекой: Бросая в кипяток несчастья крохи, Отождествляют счастье и покой, Который только снится… и не снится. Задумал май сиреням злую месть. Так лихо каруселька жизни мчится, Что с лошади на льва не пересесть. Седеют одуванчики… лысеют, Вьюнки в изнеможении ползут. Плетут венки веснушчатые феи — Из Нидерландов их не привезут, Как розы, хризантемы и тюльпаны. Уходит поезд… с пятого пути. Нет, не успеть. Без ручек чемоданы Жаль выбросить. Опять идут дожди По четвергам. В субботу – чьи-то свадьбы. Ах, где я только счастья не искал! Я был бы счастлив, если бы да ка́бы. Возможно, и в постиранных носках Его немножко есть. В тугой барсетке… В сто лет назад написанных стихах… В солонке у хорошенькой соседки… Как будто начинает все стихать… Вдруг резко – нараспашку мая дверца, И снег черемух вянет на земле. В лицо пахнуло позабытым детством Вновь – от облитых клеем тополей. Мы привыкаем сетовать на власти, На невезенье, порчу, сглаз и рок. А где-то наше родненькое счастье, Несчастное, нас ищет – сбилось с ног. Но маются и ищут счастье люди, Энциклопедий тонны вороша. Хм… вы когда-нибудь кормили грудью, Прильнув щекой к ладошке малыша?  Чисто-белое кино Метель в степи. Протяжно воет ветер, В лицо швыряя жгучую крупу, Нанизывая на железный вертел Мою сиюмитную судьбу. Все было честно. Даже штормовое Предупрежденье было нам дано. Изнеможенье. Наважденье. Двое — Я и метель. Разорвано звено Между реальной явью и киношной. Стихия… как же можно супротив? Хотя теперь и модно, и возможно Технически – раскрасить негатив. Но с этим разноцветьем не согласна Мириться вьюга: знай себе одно — Все красит только монохромной краской. Метель снимает белое кино. Завтрак на веранде Двенадцатое утро мая Бесцеремонно улыбнулось, Голодным гамом заполняя Зевки не выспавшихся улиц. Так много воздуха и света В объятьях призрачной истомы, Так сладко предвкушенье лета, Что выйти хочется из дома, Где все промозгло, и обрыдла Тоска каминного уюта, Заплесневевшее повидло, Преданья пледов пресловутых. Свежи миндалевые дали, И долы мятные мятежны, Прохладны вздохи Цинандали — Пусть этот завтрак будет грешным, Веранду солнечно обрызгав: Поджаристые хлебцы с тмином, Упругий белый кубик брынзы, Зеленый чай, пары жасмина; Дрожащее желе рассвета, Иных пленившее немало, Не вдохновило лишь поэта, Сопящего под одеялом. Заламинирую любовь
Заламинирую любовь И стану ею любоваться. И можно будет не бояться Пролить печали горький кофе, Замять в кармане уголки — Под пленкой полиэтилена Ей море быта по колено. Пусть не поглажены шнурки И грудь вареньем не натерта. Ей можно будет резать торты И отскребать, как старый клей, Тугую жвачку серых дней; Используя ее как шпатель, Все щели так законопатить, Чтоб не просачивалась в грудь Обид густая баламуть; Легко, хвастливо и небрежно Носить на лацкане, как бейджик. Одев в прозрачную броню, Ее надолго сохраню. Глаза-хамелеоны У тебя глаза-хамелеоны — Есть такой в природе дивный цвет. Шелестят в них солнечные клены, Излучая ультрафиолет; Словно ей на небе места мало, Мало глубины семи морей, — В ободками сжатые порталы Рвется синь хрустальных сентябрей; Осторожность сумерек февральских, Иней с можжевеловых ресниц, Незажженность палочек бенгальских, Голод ста беременных волчиц. У тебя глаза-хамелеоны — Иссиня-серебряный ментол. Только он сегодня запыленный Солью слез, уроненных в подол. Мой ласковый и нежный День Отражена будильника нападка, И отделяет на мгновение меня Лишь тоненькая кожаная складка От только что родившегося Дня. Он просит ласки, требует заботы, Скулит и ставит лапы на кровать. Да, делать нечего: пусть неохота, Но мне придется все ж его начать. Уж как он рад! Бежит за мной на кухню, Подлизываясь чашкой кофейка, Несет в зубах поношенные туфли Без задников, с опушкой по бокам. Он терпеливо ждет за дверью ванной, Когда я окончательно взбодрюсь, Лицом, душой и телом чище стану И наконец вплотную им займусь. Я в коридор, а он за мною следом, Когтями исцарапал весь порог: Мол, нам пора за молоком и хлебом, Накинь скорей, хозяйка, поводок! И так до вечера: то это, то другое, То покорми, то уши почеши. Ох, и умаялась я за день, День, с тобою. Когда же ты закончишься, скажи! |
