— А чтоб его!.. Я надеялся, что тебя пронесет. — Уолтер подошел ближе и, помолчав, смахнул со щеки слезу. — Сочувствую, дружище.

Заметив Хелен, он нахмурился, а затем вытаращил глаза.

— Боже правый! Вот это номер! Жаль, ты уже ничего не расскажешь — я бы послушал эту историю! — Он скрестил руки на груди и посмотрел на Рэя, затем обернулся к Эйлин. — Попробую сам догадаться.

Рэй напрягся в надежде преодолеть паралич и открыть рот.

— Похоже, я из числа «счастливчиков», — пробормотал Уолтер. — Мне, конечно, грех жаловаться — вам куда тяжелее, — но никакого счастья я не чувствую. Лучше умереть самому, чем видеть, как адски мучаются все мои близкие. — Он закрыл рукой рот и всхлипнул. — Ну-ка, давай. — Уолтер подхватил Рэя под мышки и поднял на ноги. Когда он убрал руки, Рэй ожидал, что сейчас рухнет обратно в кресло, но мышцы ног пришли в тонус и удержали его в вертикальном положении.

Уолтер вернулся к Хелен и повел ее к Рэю. Она шагала легко и грациозно, как ни в чем ни бывало. Он положил ее правую руку Рэю на плечо, а левую поднял выше и вложил ему в ладонь.

— Это все, на что я способен. Мне шестьдесят девять, я не смогу вечно кормить и переодевать всех соседей. И даже не знаю, нужно ли вам это. — Не сдерживая слез, Уолтер опустил левую руку Рэя на бедро Хелен. — Вот так.

Затем он поставил в танцевальную позицию Эйлин и Джастина.

Рэй посмотрел в лицо Бэтгерл — застывшее и непроницаемое. Живыми были только глаза, полные боли и ужаса. Действие ксанакса и текилы заканчивалось, и ничто не защищало от чудовищной реальности.

От крыльца донеслась музыка. «Слезы в небесах» Эрика Клэптона. Диск «Блюзы о любви» из коллекции Эйлин. Знакомая мелодия разорвала тягостную тишину и пробудила лавину воспоминаний. По дороге в отпуск в две тысячи пятом они заиграли этот диск до дыр. Рэй подарил его Эйлин, когда та лежала в больнице с воспалением легких.

Через плечо Хелен он наблюдал, как Эйлин «танцует» с Джастином. Снова встретившись с ней взглядом, Рэй ощутил, как она силится что-то сказать.

Но что? Что она совершила ошибку и теперь жалеет, что оказалась в паре с другим?

«Хочу, чтобы между нами не было лжи».

Слова всплыли в памяти столь отчетливо, как будто Эйлин произнесла их вслух. Этой фразой она завершила свое признание. Тогда Рэй плохо соображал от шока, но сейчас вспомнил разговор в подробностях.

«Хочу, чтобы мы не лгали друг другу. Если хочешь, я уйду», — сказала Эйлин. А Рэй услышал: «Я хочу тебя бросить. Хочу провести последние дни с Джастином, а не с тобой. Ты ведь меня отпустишь? Не будешь мешать?»

Он неверно истолковал ее слова, «Хочу, чтобы мы не лгали друг другу». Ключевое слово «мы».

Она не прогоняла его, а просила прощения. Если бы он ее тогда обнял и сказал, что любит несмотря ни на что, они бы танцевали сейчас вместе. Хелен — замечательная, что бы она о себе ни думала, и все же Бэтгерл не принадлежит ему.

Рэй попытался ответить Эйлин. Сказать, что любит ее и прощает, что понял все только сейчас и сожалеет, что оттолкнул ее. Он попытался выразить свою мысль взглядом, надеясь, что она долетит до Эйлин, несмотря на тускнеющее небо. «Слезы в небесах» закончились, и зазвучала «Ты дорога мне».

Джейми Форд — правнук Мин Чунга, горняка из Китая, эмигрировавшего в Сан-Франциско в 1865 г. и взявшего западную фамилию Форд, тем самым запутав последующие поколения. Его дебютный роман «Hotel on the Corner of Bitter and Sweet» два года был в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме» и в 2010-м был удостоен «Asian/Pacific American Award for Literature». Его произведения переведены на 32 языка. Ведет блог на jamieford.com о своей новой книге «Songs of Willow Frost», а также смотрите Twitter@jamieford.

Май 1910 г.

Дороти Мой битых пять минут таращилась на серебряную монету в ладони, трогая грязными пальцами выгравированное на металле слово «СВОБОДА». На что же потратить последние десять центов: купить еще дозу опиума или сесть в автобус и убраться отсюда подальше? При мысли о тягучем шарике с привкусом табака (на дне трубки всегда оставались крошки) рот непроизвольно наполнялся слюной. Неделю назад Дороти заскочила сюда покурить разок-другой, да так и не выбралась. Почти все время она провела лежа, и нынешнее утро — если она правильно определила время — показалось беспросветным еще до того, как, на миг протрезвев, она ощутила скорый конец света.

— Эй, что происходит? — окликнула она служанку.

Здание плавно покачивалось. Слышался глухой рокот, похожий на далекий раскат грома. Курильня «Черная свеча» целиком умещалась в подвальчике в китайском квартале Сиэтла, на глубине тридцати футов. Сверху располагался недавно построенный отель «Милуоки».

— Не бойся, это не землетрясение. Наверное, «зефир» едет или товарный поезд. — Служанка ловко крутанула трут и подожгла ароматическую палочку, чтобы помочь клиентам заново раскурить трубки.

Дороти готова была поклясться, что стены ходят ходуном.

Ей вспомнилось путешествие в Америку: полтора месяца в ледяном трюме торгового дирижабля, в компании еще полусотни девушек. Их кормили галетами с чистым опиумом, подавляющим аппетит, а заодно и тошноту. Уже тогда Дороти знала, что опиум служит невидимой цепью, привязывающей рабов к хозяевам. И все-таки ей повезло. У девушек, которых готовили в невесты по фотографии, ноги были закованы в специальные ящички с хитроумным устройством, медленно увечащим ступни. За сутки железный механизм совершал один оборот. Импозантный седобородый акупунктурист аккуратно втыкал девушкам крошечные медные иголки в ноги, руки и лицо, чтобы облегчить боль. Иголки подсоединялись к электрогенератору, который получал энергию от Плети Святого Франциска — пассата, дующего в северной части Тихого океана.

Внезапный грохот вырвал ее из дремотного состояния.

Воздух дрожал вовсе не от героиновых испарений: это содрогалась и вспучивалась земля.

Грохот стал невыносимо громким, с потолка посыпалась пыль, и закопченные глухие стены с треском лопнули, осыпая все вокруг хлопьями штукатурки. Истошные вопли из игорного зала этажом выше, стук падающих тел и костей для маджонга — все тонуло в утробном реве растревоженных недр.

Пока затейливые опиумные грезы не окончательно развеялись, оставив теплое послевкусие прощального поцелуя, Дороти прикрыла глаза и попыталась представить, что это Най-Най укачивает ее на руках. Бабушка, как и большинство выходцев из Поднебесной империи, называла великую комету Небесной метлой.

«Сиэтл таймc» окрестила космического гостя Межзвездным бродягой.

А еще Дороти читала, что Эдмунд Галлей в порыве колониальной гордыни назвал комету в свою честь, словно четыре тысячи лет до него блуждающая «звезда» не сбивала с курса корабли. Словно благородное имя, призванное причислить комету к достижениям британской цивилизации, могло скрасить тот факт, что длинный хвост Небесной метлы состоит из цианида ртути и способен стереть с лица Земли все живое.

Дороти заморгала, окончательно приходя в себя. Потерла распухшие красные глаза и поняла, что в тусклом зале никто не заметил катастрофы, кроме служанки, укрывшейся под тяжелой деревянной скамьей. Под градом обломков потолка величиной с кулак половина завсегдатаев беспробудно спала, улыбаясь в наркотическом экстазе. Остальные лежали на боку, блаженно пыхтя трубкой и не замечая, что макушкой колотятся о деревянный подголовник.

Дороти захотелось остаться и на последние деньги купить еще одну дозу сахарной эйфории. Но тут ее отбросило на четвереньки, потом на живот, и монетка закатилась в щель в полу. Пол прыгнул на два фута к северу, затем лихо свернул к юго-западу. Загремели, сталкиваясь, медные плевательницы. Дороги закрыла голову руками. Жестянки с «лунными пилюлями» дребезжали, как струны цитры, ударяясь о деревянные доски. На пол сыпались горошинки британского опиума с примесью нитрата серебра, камфоры и мускуса. Аптекари прозвали эту смесь «Лунный волосок». Алхимики давно оставили затею превратить свинец в золото. Куда прибыльнее добывать из маковых головок возносящие на небеса пары, и неважно, что активное серебро окрашивает кожу курильщика в пепельно-голубой.