— Я ничего о кораблях не слышал.

Уитмен сам мог бы стать хорошим источником информации. Он работал в ЦКЗ — центре по контролю заболеваний. Изначально он был главным агентом, отвечающим за эту операцию, за карантин и эвакуацию Нью-Йорка. Удивительно, как все может измениться в двадцать четыре часа.

Если бы люди в этом грузовике знали, кто он, если бы знали, что он сделал… они разорвали бы его на куски.

Он выбросил руку в сторону, удерживая на месте женщину и ребенка, когда вдавил педаль тормоза.

— Иисусе! — вскрикнула женщина.

Ему пришлось резко тормозить, потому что улица впереди была полна зомби.

Такие красные глаза могли быть у людей от дыма. Мертвое выражение лиц могло быть следствием шока. Но Уитмен уже научился отличать. Он мог с уверенностью сказать, кто перед ним — зомби или живой человек. Зомби иначе стояли, иначе двигались. Прионы проделывали в их мозгах крошечные дырки, и люди теряли способность говорить. Потом теряли способность думать. У них оставались только животные инстинкты: бежать или, гораздо чаще, сражаться. Люди были созданы хищниками, и две сотни тысяч лет эволюции превратили их в жестоких охотников. Этот факт маскировал лишь тонкий налет цивилизации. Снимите налет, уберите все, что делало человека человеком, и то, что останется, возжелает вас бить, расцарапывать вашу плоть и пускать вашу кровь.

Именно так и заражались прионом. При контакте с биологическими жидкостями. Кровь из ран, слюна от укусов, слизь откуда угодно. Безотказный способ. Отличный способ — во всяком случае, для прионов.

Уитмен двигался задним ходом, но, глянув в зеркало, увидел огонь и на той стороне. Дым, полный огненных искр, заполнял улицу. В Бруклине много складов, и все они набиты токсичным дерьмом. Задний ход — не вариант.

Он взглянул на дорогу через треснутое лобовое стекло. Там на него смотрели зомби.

— Эй! В кузове! — крикнул он своим пассажирам. — Не высовывать из машины руки и головы! И держитесь за что-нибудь!

— Что вы делаете? — спросила женщина, широко распахнув глаза.

Он перевел машину обратно на первую передачу и вдавил педаль газа.

— Мы можем ехать всю дорогу до берега через Флэтбуш, — сказала женщина.

Энджи. В какой-то момент она сказала, что ее зовут Энджи, — он не мог вспомнить, когда именно. Большинство его воспоминаний перепуталось.

Он покачал головой. Кое-что он помнил просто отлично.

— Армия использует Флэтбуш как основной коридор до города. Все дорожные полосы там заняты их машинами, везущими военное снаряжение к Манхэттену. Флэтбуш-авеню сейчас действует как односторонняя дорога.

У Уитмена имелись и другие причины не встречаться с армейскими частями, но ей этого знать не нужно. Для Энджи он — просто хороший парень с ворованным грузовиком.

С грузовиком, который теперь залит кровью и облеплен кусками тел. Уитмен видел палец, катающийся по капоту. Он старался не вспоминать о том, как протаранил толпу зомби. Очевидно, вчера он недостаточно повидал ужасов, чтобы снизить чувствительность желудка.

— Откуда ты это знаешь? — спросила она.

— Просто поверь мне, — сказал он.

Она покачала головой, но больше задавать вопросов не стала. Он гадал, как долго это продлится.

— Есть и другие дороги. Можем поехать по Атлантик-авеню.

Он кивнул и сосредоточился на дороге.

Левой рукой Энджи пригладила волосы. На тыльной стороне ладони стойким маркером был нарисован знак плюс. У Уитмена тоже такой имелся, как и у всех, кто сидел в кузове. Все пытались оттереть свои знаки — слюной, лимонным соком или любым растворителем, какой только могли найти. Один парень пытался выжечь его жидкостью для прочистки труб, и все равно не вышло. Самое большее, что им удалось, — это немного размазать чернила. Это были чернила армейских стандартов, специально разработанные так, чтобы их нельзя было смыть. Людей со знаком плюс на руке было запрещено пускать на Манхэттен.

Уитмен был уверен и в том, что никто со знаком плюс не попадет на корабль. Но других идей все равно не было.

А когда-то у него была куча хороших идей.

Например, идея перегородить все мосты и превратить Манхэттен в безопасную зону. Все здоровые люди запрутся в своих домах и квартирах, и зомби их не достанут.

Или идея отправить войска с несмертельным оружием прочесать город квартал за кварталом, чтобы они отловили всех зомби, на которых наткнутся. Прекрасная была идея — пока солдат не начали кусать. После этого никто больше не говорил об отлове зомби. После этого в ход пошло настоящее оружие.

Еще у него была идея пожертвовать тремя внешними боро Нью-Йорка — Бруклином, Квинсом и Бронксом. Собрать на Манхэттене всех здоровых людей. Места для них там хватило бы. И превратить Статен-Айленд в карантинную зону.

Идеи возникали одна за другой, когда становилось ясно, что предыдущая не работает. Что зомби в городе намного больше, чем они думали, и что огромная часть города уже безнадежно потеряна.

У него была идея спасти хотя бы Манхэттен, и тогда… тогда обязательно случится что-нибудь хорошее, и прилив обратится вспять.

У него была еще одна идея — его лучшая, — но он не хотел о ней вспоминать. Как и принять на себя за нее ответственность.

У него была идея, что он очень устал.

У него была идея, что он получил неверную информацию, и это все разрушит.

У него была идея, что он не годится для этой работы.

А потом, когда пришел приказ из Атланты, когда имя самого Уитмена оказалось в списке возможных инфицированных… тогда он отбросил все прежние идеи. Кроме одной.

Кроме идеи сбежать.

Он остановил грузовик.

— Перейди за руль ненадолго, — сказал он ей.

— Что ты задумал? — спросила Энджи.

Но пересела за руль, как была, с младенцем в правой руке. Уитмен подошел к задней части кузова. Этот грузовик принадлежал ЦКЗ и был предназначен для перевозки бригад лаборантов в белых халатах. В кузове имелись скамьи, и в нем могло удобно разместиться более десятка человек со всем своим оборудованием.

Теперь внутрь набилось человек пятьдесят потенциально инфицированных. Одни сидели у других на коленях, другие свернулись калачиком на полу. Кто-то стоял у края, держась за борт, чтобы не упасть. На тесноту никто не жаловался.

С тех пор как он их подобрал, ни один из них не выказал симптомов. Но Уитмен полагал, что это всего лишь вопрос времени. Окажись даже один зомби в грузовике, и жизнь каждого сидящего там окажется под угрозой. Уитмен знал, как решить эту проблему. Он начинал склоняться к плану Энджи, который, похоже, состоял просто в том, чтобы надеяться на лучшее.

Когда военврач поставил на руке Уитмена плюс, когда ему сказали, что он едет на Статен-Айленд в организованный там адский лагерь, он на некоторое время сошел с ума. Пробив себе дорогу, вырвался из здания, каким-то чудом добрался обратно до передвижного командного пункта ЦКЗ. Там уже никого не было. Он нашел грузовик и просто уехал, не имея представления о том, куда двигаться дальше.

Энджи и одну треть этих пассажиров он нашел в районе Боерум-Хилл. Они стояли перед жилым комплексом у кованых железных ворот, наблюдая за тем, как весь их мир идет прахом.

Он сразу понял, что нашел себе нужное занятие. Уитмен не был врачом, но он всю свою жизнь помогал людям. Защищал их от смертоносных эпидемий.

Затем они подбирали всех, кого встречали по дороге, — всех со знаком плюс, всех, кому некуда было больше идти. Сейчас, когда он подошел проверить, как у них дела, они уставились на него с напряженным ожиданием. Они жаждали информации или хотя бы ободряющих слов.

— Мы едем на Брайтон-Бич, — сказал им Уитмен. — Энджи думает, что туда придут корабли, чтобы нас эвакуировать.

— Эй, друг, а разве мы не должны были ехать до Ла-Гуардиа? Ну которая аэропорт? — крикнул кто-то.

Уитмен покачал головой. Оба аэропорта — Ла-Гуардиа и Кеннеди — окулированы военными. Им там делать нечего.