Она буквально заставила себя разжать пальцы. Дорога, казалось, была открыта только для них. Бо быстро лавировал сквозь поток машин, подсвечивая путь желтыми огнями, уверенно и безошибочно совершая свои маневры, и ее сердце мчалось вместе с ним. Неоновые огни превратились в размытые полосы, когда они пролетали мимо баров, сувенирных магазинов и клубов. Черные пальмы неярко мелькали на фоне рекламных щитов. Она, наконец, отпустила свои волосы, откинула голову назад и закрыла глаза.
— Ты такая красивая, Лола, — сказал Бо. — Невероятная.
Это было красиво. Она никогда не чувствовала себя так целостно со всем окружающим. Казалось, что даже телом она слилась с машиной. Лола открыла глаза. Природа за окном, роскошь машины и Бо — все это было единым целым вокруг нее. Она влюбилась в эту машину, и в эту возможность проехать по родному бульвару именно так. Она думала, что их видно отовсюду. Вдруг она резко подскочила, когда заметила, где именно они были.
— Бо, ты решил вернуть меня...
— «Хей Джой»? — перебил он. — Нет, конечно! Я не настолько жесток.
Они проехали мимо бара и остановились в нескольких кварталах ниже. Она знала, около какого здания они припарковались, так как часто прогуливалась здесь, когда ходила навещать Джонни в «Хей Джой».
— Что мы тут делаем? — спросила она, когда он закрыл окна.
— Пропустим по стаканчику на ночь.
— Обязательно здесь? Неужели мы не можем выпить в номере или в баре отеля?
— Мы будем пить именно тут.
Он вышел из машины, а затем помог выйти и Лоле. Своей уверенной рукой он обнял и направил ее вниз через переулок, пока они не прошли стоянку.
— Что это за место? — спросила Лола. — Я никогда раньше тут не была.
Бо постучал по большой боковой двери.
— Здесь, как правило, напиваются.
Высунулся вышибала, а затем отошел в сторону, чтобы пропустить их.
— Ты, должно быть, часто сюда приходишь, — сказала Лола через плечо.
— Мне нравятся их устрицы.
— Слово «устрицы» ты используешь как эвфемизм для чего-то еще?
Он засмеялся:
— Тебя это испугает?
— Нет, — сказала она, снова посмотрев через плечо. — Эвфемизмы меня не беспокоят.
Они прошли по коридору. Она раздвинула тяжелые золотые бархатные шторы, чтобы войти в тускло освещенную комнату. Справа от нее мужчина в костюме чокнулся вытянутым бокалом с женщиной, обряженной в жемчуга.
Несмотря на то, что они были всего в нескольких кварталах от «Хей Джой», Лола не беспокоилась о том, что встретит кого-то, кого она знала. Это было окружение Бо, не ее. Она только начала говорить, что ей не нравится, но резко остановилась. Внизу, позади всей этой вычурности показались песчаные кирпичные стены и кожаные кабинки цвета старого виски. На стенах светились бронзовые бра, рассеивая мягкий свет. В центре комнаты стоял рояль, и пианист играл Heart-Shaped Box.
— По твоему взгляду я предполагаю, что ты поклонница Нирваны, — сказал Бо.
— Я не думаю, что существует еще более неожиданная песня для подобного места.
Бо сделал заказ у бармена, в то время как она наблюдала за игрой пианиста.
— Впервые я услышала Нирвану по радио, на следующий день после того, как умер Курт Кобейн, — сказала она.
— Я помню тот день, — сказал Бо. — Я был подростком, так что и ты должна была быть...
— Довольно молода. Я влюбилась. Хотя Джонни ненавидит такую музыку. Он насквозь пропитан рок-н-роллом.
Она взяла бокал, протянутый Бо, не глядя.
— Что насчет тебя?
— Я солидарен с Джонни в этом вопросе.
— Действительно? — Она взглянула на него.
— Не смотри так удивленно. Pink Floyd спасал меня не одну ночь в офисе.
Лола мотнула головой и сделала глоток из своего бокала. Она посмотрела на его содержимое.
— Тебе понравилось? — спросил Бо. — Это бурбон.
— Бурбон, на самом деле, не мой алкогольный напиток, но именно этот довольно хорош, — она сделала еще один глоток. — Приятный вкус, бархатный, обволакивающий.
— Слегка фруктовый. — От него пахло как от бурбона. — Пеппи Ван Винкль, примерно двадцать три года бочковой выдержки. Очень редкий, отчасти потому, что настаивается так долго. Как правило, столько времени не выжидают. Не торопись, посмакуй его.
— Другими словами, очень дорого.
— Это зависит от того, что ты подразумеваешь под словом «дорого». Деньги не идут ни в какое сравнение с тем, что значит для меня выпить этот бокал в твоей компании.
В голове у Лолы зашумело, окатило волной признательности, и виной тут был не только алкоголь. Сладкий напиток обжигал, тяжелый запах бара щекотал нос, приглушенный свет, глубокий голос Бо — пьянящее сочетание.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Бо.
— Расслабленной.
Он улыбнулся:
— Я тоже.
— Ты расслабился? Могу поспорить, это бывает так же редко, как и бурбон, который мы пьем.
Два мартини, которые она выпила на вечере, абсолютно никак не отразились на ней, но бокал этого бурбона был словно падение в теплые объятия.
— Это было довольно самоуверенное высказывание, — сказал он.
— Сколько ты работаешь? Только честно.
— Прямо сейчас я очень много работаю. И всегда так работал, особенно когда только начинал создавать что-то из ничего. У меня тогда не было даже перерывов на перекусы.
— И как к этому относится твоя семья?
— Я стараюсь, чтобы они ни в чем не нуждались.
— А что насчет друзей? Девушки?
Бо поднял бровь:
— Я свободен, если ты еще не заметила.
— Даже сейчас?
Он колебался.
— Человек с деньгами доверяет своим врагам больше, чем друзьям.
Она попыталась представить свою жизнь без Джонни и Веро, и людей, которых она видела в баре почти каждый вечер. В то время как она жила своей размеренной жизнью, Бо вынужден был ходить по светским мероприятиям с алчными журналистами и меркантильными людьми, которым всегда было что-то от него нужно. Она положила руку ему на плечо:
— Должно быть, это очень нелегко.
Бо понадобилась минута, чтобы ответить:
— Когда ты так добра ко мне, я сразу хочу тебя поцеловать, — предупредил он.
— А если я именно этого и хочу? — она позволила себе игривую улыбку.
Он обнял ее чуть ниже спины и прижал к себе:
— Тогда во мне начинает просыпать дикое желание, — он скользнул рукой по ее ягодицам, но остановился.
— У тебя просто железная выдержка, — сказала она, надеясь, что он не заметит, как сбилось ее дыхание.
— У меня очень тонкая грань терпения.
— Эй, это ты катаешь меня с места на место.
Его глаза заблестели:
— Готова поехать в гостиницу?
Ее взгляд опустился к его губам, слегка задержался на них и вернулся наверх. Он слегка сжал пальцы у нее на спине.
— Я сочту твою неспособность ответить за согласие, — сказал он.
Он взял ее руку и повел из зала. Выйдя из переулка, она повернула налево, но он потянул ее в другую сторону:
— Сюда.
— Но машина...
— Этот бар не был запланирован на этот вечер, — сказал он, ведя ее в противоположном направлении. — Я сегодня услышал о поставке этого бурбона и хотел, чтобы ты его попробовала.
— Тогда куда мы идем?
Он отпустил ее руку и ничего не ответил. Ее сердце часто билось, пока они шли на запад. Он посмотрел на нее таким нетерпеливым взглядом, словно желание поцеловать ее было равносильно прогулке по красной ковровой дорожке.
— Здесь? — спросила она, когда он, наконец, остановился. — Ты думаешь, это смешно?
— Ничего смешного, — сказал он, слегка прикрыв глаза.
— Я не пойду туда. Я не могу.
— Ты можешь, — сказал он. — И ты пойдешь.
Она смотрела на Бо. На кирпичной стене висела розовая неоновая вывеска, на которой мелькало слово «Девочки» снова и снова. Она прижала вспотевшие ладони к платью. После прекрасного вечера в элитном обществе Лос-Анджелеса, «Шаловливые Кошечки» казались жестокой шуткой.
Но это была не шутка. Игривость, смешинки и очарование исчезли из глаз Бо: