Она включила воду и начала нежно выполаскивать глину и угольную пыль с боков поросенка.

— И ничего бы этого не случилось, если бы этот чертов идиот не оставил меня одну. Этот тупой сукин сын. Ты знаешь, как ужасно такое испытать? Такое почувствовала, что мало не покажется.

Она таким образом выставила два пальца, почти не оставив зазора между ними, чтобы собирать мыло и преобразовывать его в пену на спине поросенка.

— И дело даже не в том, что Дэннис был благопристойным другом. И дело не в том, чтоб он хоть когда-нибудь заметил, что я была девушкой. И дело не в том, что я хотела, чтобы он был только со мной все время или осыпал меня цветами. Просто было бы приятным какое-нибудь маленькое подтверждение, что я хорошенькая или, по крайней мере, женского пола.

Она выполоскала поросенка и осмотрела царапины:

— Теперь видно, что все твои боевые шрамы мелкие.

Элина всхлипнула, заморгала, прогоняя сдерживаемые слезы, которые хотели прорваться сквозь ее защиту полномасштабным потопом.

— После того, как я закончу, мы положим какой-нибудь приятный компресс на твою шкуру для поддержания здоровья. И ты знаешь, я прекрасно понимаю, что тебе не дано постигнуть и слова из мною сказанного. Я никогда и не думала, что очутюсь в своей ванной комнате, в таком виде, изливающая свои проблемы на свинью, — она сделала паузу и беспомощно уставилась на него. — Это просто потому, что мне не с кем поговорить. А если я не расскажу, то меня разорвет на кусочки. А мне не хотелось бы этого, потому что тогда моя семья будет жалеть меня.

Она протянула руку за полотенцем:

— Давай я расскажу тебе о Чаде. Тебе следует знать, по крайней мере, от кого ты убегал. Все началось с саночек…

Пятнадцатью минутами позже раны поросенка были обработаны при помощи компресса пахнущего корицей, у Элины закончились слова, и она начала сдирать собственную одежду с себя.

— Я думаю, мы должны будем для защиты заключить тебя под стражу, — сказала она, залезая в ванну. — Пока Чад не откажется от своих мечтаний об убийстве свиней. Я могу, вероятно, чувством вины вынудить папу построить своего рода свинарник.

Она подняла головку душа и включила воду:

— Так что я…

Поросенок задергался. Его коричневая шкура закипела, расширилась, закрутилась, как быстро надутый воздушный шар, потускнела и моментально превратилась в голого человека. На мгновение они уставились друг на друга в полном шоке. Элина уловила вспышку широких плеч, молодого лица и темных напряженных глаз под коричневыми бровями. Мужчина поднял свою руку, произнес заклинание и исчез.

Это уже было чересчур. Элина уронила головку душа. Ее колени согнулись. Она села в ванну и разразилась слезами.

Кто-то стучал в дверь. Элина проигнорировала.

Мама распахнула дверь и внесла поднос.

— Прошло три дня, — сказала она. — Я понимаю, ты не хочешь спускаться вниз, покушать с семьей, но ты должна есть что-нибудь кроме сэндвича в день.

Сэндвич в день – было великолепной выдумкой Элины. Таким образом, ей не надо было иметь дело с вопросами от сестры и Бориса.

Мама поставила поднос вниз и села рядом с ней на кровати:

— Хочешь поговорить об этом?

Элина покачала головой.

Мама поджала свои губы:

— Это не то, о чем я с твоим отцом думала. Если бы мы знали, что все таким образом обернется, я бы никогда не позволила тебе выйти из дома. Если это поможет – такая история не повторится. Все говорят о том, как Турманы попали в кучу проблем. Они ухитрились обидеть одну из аристократических семей, очень могущественную. Сомневаюсь, и как в этом мире они вообще вступили в контакт с ними – должно быть через их банк. По слухам, Турманам необходимо выплатить огромную сумму, чтобы избежать вражды. Они ликвидируют свои инвестиции, чтобы добыть наличность.

Элина оторвалась от своей книги:

— Так что, свидание было совершенно напрасным?

— Выходит так.

Представить только. Может, она была проклята.

Зазвонил звонок в дверь.

— Я мигом вернусь, — мама пододвинула поднос в ее направлении. — Ешь. Пожалуйста.

Элина посмотрела на поднос. Картофель фри и кусок запеченного цыпленка. По крайней мере, это была не свиная отбивная котлета. Она бы не дотронулась до еще одного куска свинины, даже если бы умирала с голода.

Мама появилась в дверном проеме:

— Пошли, — ее голос не оставлял возможности для проведения переговорного процесса в комнате.

Элина вздохнула и встала: «Ну, что теперь?»

Она последовала вниз за мамой в фойе. Наружная дверь была открыта. Она увидела своего папу на крыльце с жалобным выражением лица, невиданным ею прежде. Мама слегка подтолкнула, продвигая ее за дверь к солнечному свету.

— А вот и она, — услышала Элина, как сказал папа, а затем прошмыгнул мимо нее в дом и закрыл дверь.

От солнечного сияния Элина прищурилась и подняла свою руку к глазам: «Широкие плечи, темно-карие глаза, темно-русые волосы, коричневые…»

— Это ты!

Он кивнул головой:

— Да.

Жар бросился к ее щекам, и она поняла, что покраснела.

Он был лет двадцати и выше Элины на пол фута. Даже в зеленой футболке было ясно, что он был мускулистым, но его широкие плечи и мощная грудь утончались ниже, далее к узким бедрам и длинным ногам, которые имели очень хороший вид в синих джинсах и бутсах. Он стоял на расслабленных ногах, с натуральной осанкой, но как-то элегантно, несмотря даже на слегка растрепанные волосы. Его кожа была загорелой, и его лицо заставило ее сильнее покраснеть. Его глаза были очень темными, как горький шоколад, и умными. Он точно не был красавчиком, но определенно был привлекательным и очень мужественным.

И он видел ее обнаженной. После того, как она прогонялась за ним через половину Старого Города, прижимала его к своей груди, носилась с ним вокруг да около добрых пятнадцать минут, а потом рассказала ему историю своей жизни.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — эхом отозвалась она, испытывая огромное желание каким-то образом провалиться под крыльцо и исчезнуть.

Он провел рукой по своим волосам.

— Реально это более неловко, чем я думал, что может быть.

Он бы не получил возражений от нее.

Он снова провел рукой, прижимая свои волосы. Что-то блеснуло на его руке. «Перстень, — ее шокированному мозгу потребовалось целых три секунды, чтобы переварить значение рельефного герба на нем. — Патриций? О боже». Он принадлежал к одной из весомых семей магов тяжелой категории.

— Меня зовут Дункан. Ты хотела бы пойти на свидание со мной? — спросил он.

Элина отпрянула. Он испытывал чувство жалости к ней.

— Я не нуждаюсь в благотворительности.

Дункан сделал маленький шаг назад.

— Ясно. Я понимаю, учитывая обстоятельства. Ну, если ты себя чувствуешь ублаготворяемой, я оставил свой номер у твоего отца…

— Я имела в виду, что мне не нужно, чтобы ты пошел со мной на свидание только из жалости, — сказала она и чуть не потеряла сознание от собственной храбрости.

— Жалость?

— Да. Я рассказала тебе все. Видимо, ты думаешь, что я своего рода истеричная тупая дура, над которой можно посмеяться. На самом деле, вся моя сила воли уходит на то, чтоб не убежать с криком подальше, а стоять и говорить тут с тобой.

— Довольно-таки много из всей моей силы воли ушло на то, чтобы пригласить тебя на свидание, — сказал Дункан. — Я имею в виду то, что я был свиньей. Должно быть, и есть куда более худший способ быть представленным красивой девушке, но вот не могу придумать ни одного. Если что, то здесь посмешищем являюсь я. Я, пиромаг II-го уровня.

Элина заморгала: «Пиромаг II-го уровня». Он мог бы испепелить целые городские кварталы в считанные минуты.

— Я получил специальную подготовку. Но умудрился вляпаться прямо в ловушку, устроенную тремя панками, которых я должен был бы уложить вслепую и со связанной за спиной одной рукой. Хорошо, что академия закрыта летом, а то моя парта была бы вся в свиных ушах, — тихо проворчал он, вполовину своего голоса.