Переломным моментом в создании армии нового, европейского типа следует считать 1692 год. В этом году Пётр I заканчивает формирование и обучение своих потешных полков – Преображенского и Семёновского – по новому, иноземному образцу. Полки, названные по подмосковным сёлам, откуда рекрутировались солдаты, были созданы отцом Петра I, царём Алексеем Михайловичем, специально для военных игр сына, который заметно тянулся к военному делу. Тогда же, по примеру Семёновского и Преображенского, началось формирование ещё двух полков. А через три года, в 1695 году, в свой первый Азовский поход Пётр выступает уже во главе четырёх регулярных полков – Преображенского, Семёновского, Лефортовского и Бутырского, которые с полным основанием можно считать первыми современными на то время русскими армейскими образованиями.

«Потешной Семёновский» размещался в подмосковном селе Семёновское и вместе с Преображенским полком составлял так называемую «Петровскую бригаду». Семёновский полк участвовал в Северной войне и прославился в битве под Нарвой. Согласно легенде, семёновцам, вместе с гвардейцами Преображенского полка, в награду за мужество, проявленное на поле боя, было приказано носить красные чулки в память о том, что они отражали атаки врага, «стоя по колено в крови».

В 1723 году полк перевели в Петербург. Первоначально он дислоцировался на Петербургской стороне. Затем Семёновскому полку выделили участок, ограниченный Загородным и Московским проспектами, Звенигородской улицей и Обводным каналом. Этот район в Петербурге до сих пор известен под именем «Семенцы».

Офицерские дома и казармы для рядовых строили вдоль пробитых в заболоченном лесу линий-просек. Уже тогда появились первые неофициальные адреса семёновцев. Они были шуточными: «В Семёновском полку, на уголку, в пятой роте, на Козьем болоте», или: «В Сам Петербурге, в Семёновском полку, дом плесивый, фундамент соломенный, хозяин каменный, номер 9». Козьими болотами в то время в Петербурге называли заболоченные, безлесные, то есть плесивые (плешивые) пастбища для выгона мелкого рогатого скота. Их в границах нынешнего Петербурга было много.

Напротив современного Витебского вокзала для Семёновского полка построили лазарет, в котором сегодня находится Военно-медицинский музей. Перед зданием лазарета разбили безымянный сквер, известный как «Лазаретный садик». В 1920-х годах его фольклорным названием, по воспоминаниям старожилов, стало «Тошниловка».

В сквере в 1837–1842 годах по проекту архитектора Константина Тона возвели Введенский собор лейб-гвардии Семёновского полка. В 1932 году его закрыли, а в следующем – разрушили. В подвальных помещениях взорванного храма обнаружили полковое знамя. Согласно легенде, его привезли с фронтов Первой мировой войны несколько офицеров и солдат Семёновского полка. Спасённое ими знамя они решили спрятать в подвалах храма в надежде, что «окаянные дни» пройдут и они смогут извлечь полковую реликвию.

Введенский собор лейб-гвардии Семёновского полка

В середине XIX века деревянные казармы Семёновского полка заменили каменными, а линии превратили в улицы, которые постепенно начали застраиваться обывательскими домами. Тогда же им дали названия по городам Московской губернии, откуда полк перевели в Петербург. Так появились Рузовская, Можайская, Верейская, Подольская, Серпуховская, Бронницкая улицы. Тогда же в Петербурге возникло первое мнемоническое правило: «Разве Можно Верить Пустым Словам Балерины». Первые буквы слов этой замечательной абракадабры позволяли легко восстановить в памяти и названия улиц, и порядок их следования друг за другом. Вскоре появились дворовые, не претендующие на появление в печати варианты: «Разве Можно Верить Пустым Словам Б…».

Казармы лейб-гвардии Семёновского полка. Рузовская улица, 12

И более изощрённая, рафинированная разновидность: «Разве Можно Верить Подлому Сердцу Б…». Мифотворчество продолжается до сих пор. В Интернете одно за другим появляются всё новые и новые варианты, претендующие на почётные места в арсенале городского фольклора: «Разве Можно Верить Подлой Старой Барыне», «Решив Меньше Весить Пошли Слоны Бегать». И даже лестное для автора этой книги: «Разве Можно Верить Пустым Синдаловского Байкам». На форуме появилось предложение: «Надо мэтру (извините. – Н. С.) подкинуть такой вариант и с наглым видом заявить, что в народе это укоренилось. Что он скажет?» Я уже сказал: «Для меня это лестно». Но мы отвлеклись…

Казалось, что из названий всего шести улиц между Витебским вокзалом и станцией метро «Технологический институт» уже ничего извлечь невозможно. Все варианты исчерпаны – ан нет. Вот ещё один, предложенный низовой культурой в годы перестройки: «Разве Можно Верить Пустым Словам Большевиков». Впрочем, не исключено, что этот вариант родился давно, ещё в советские времена, когда фольклор, по определению, стал одной из форм общественного протеста против тоталитарного большевистского режима, но оказался в подполье, и потому мы его не сразу услышали.

Рядовые лейб-гвардии Семёновского полка

В семёновцы брали, как правило, высоких, белокурых, «лицом чистых», с голубыми глазами под цвет форменных воротников. В рукописной поэме петербургских гвардейских полков под названием «Журавель» солдатам Семёновского полка посвящены несколько строк, одна из которых стала расхожей петербургской поговоркой: «Семёновские рожи на кули овса похожи».

В 1820 году Семёновский полк прославился первым в России осмысленным массовым выступлением солдат.

Формально оно было направлено против бесчеловечного обращения с ними полкового командира Ф.Е. Шварца, отличавшегося, как вспоминают современники, «чрезвычайной строгостью по фронтовой службе». В петербургских гвардейских полках знали, что в местах расквартирования полков, которыми командовал Шварц, оставались могилы солдат, засечённых до смерти. В местном фольклоре такие могилы назывались «Шварцевые». Новые порядки Шварц начал наводить и в Семёновском полку, где он сменил весной 1820 года любимого солдатами бывшего командира Я.А. Потёмкина, под началом которого полк прошёл войну 1812 года. Один за другим он вводил всё новые и новые смотры и учения, не предусмотренные никакими правилами службы, вплоть до так называемых «десяточных» смотров. Ежедневно десять солдат обязаны были приходить к нему на квартиру в полной парадной форме. Там они подвергались особенно изощрённым издевательствам. Именно эти «десяточные» смотры и переполнили чашу терпения семёновцев.

Никаких политических целей семёновцы не преследовали. Их требования сводились к сокращению изнурительных учений, отмене «десяточных» смотров и учений по праздничным дням, а также смене Шварца на посту командира полка. Последнее, пожалуй, было для них особенно важным. Один из современников вспоминал, как арестованная рота семёновцев шла в Петропавловскую крепость: «Шли они спокойно и без оружия, в одних шинелях, мимо нашего дома. Я спросил у них: „Куда вы?“ – „В крепость“. – „Зачем?“ – „Под арест“. – „За что?“ – „За Шварца“».

В петербургском фольклоре этот солдатский бунт остался под названием «Семёновская история». Но значение его оказалось глубже, чем когда под словом «история» понимается эпизод, случай. Восстание семёновцев возникло стихийно и продолжалось всего два дня, но эхо тех событий было слышно далеко за пределами России. В то время Александр I находился за границей. Согласно одному историческому анекдоту, на слова императора о том, что на спокойствие в России он может положиться, австрийский канцлер К. Меттерних якобы сообщил ещё ничего не знавшему русскому царю о восстании в Семёновском полку. «Семёновская история» нашла отражение и в народных песнях: