После третьего джин-тоника меня посещают яркие антропологические озарения. Я понимаю, что эта вечеринка – самое подходящее место, чтобы начать изучение феномена датского счастья. Тусовка моего друга – наглядный пример всего того, что я считаю достойным восхищения и объясняющим удовлетворенность датчан своей жизнью. Стоя у тлеющего костра, я начинаю мысленно ставить галочки в списке.

Первое – общая атмосфера в цветущем зеленом саду, окруженном живой изгородью буков, с непременным флагштоком, на котором реет большой красно-белый Dannebrog – национальный флаг. Хотя выпивка льется рекой, обстановка спокойная и расслабленная: не слышно громких возгласов, нет и намека на пьяную задиристость.

Далее – снующие повсюду дети. Датским детям позволено болтаться где угодно на свой страх и риск. Молодняк участвует в вечеринке вместе со взрослыми. Даже в полночь они продолжают с веселыми воплями носиться вокруг, играя в прятки и поглощая кока-колу с хот-догами.

Большинство гостей ушли с работы пораньше, но не на выдуманную «деловую встречу» и не притворившись больными. Они честно сообщили начальству, что едут на загородную вечеринку и им нужно время на сборы. Начальство (если оно само еще не отправилось домой по схожей причине) восприняло это как должное.

Датчан отличает спокойное отношение к работе, со всеми его плюсами и минусами. Один из плюсов – удовлетворенность жизнью. Потенциальный минус – неготовность взяться за дело, засучив рукава, например, в условиях глобального экономического кризиса. В этой стране мне редко попадались трудоголики.

Многие датчане (особенно занятые в государственном секторе) откровенно и без зазрения совести стараются свести свое пребывание на службе к необходимому минимуму. Количество рабочих часов в Дании сократилось вдвое за последнее столетие. Сегодня этот показатель гораздо ниже, чем в других европейских странах: 1,559 часов в год по сравнению с 1,749 в среднем по странам ЕС (правда, этот показатель мало связан с эффективностью – например, в Греции работают по 2,032 часа в год[17]). Согласно данным исследования Организации Экономического Сотрудничества и Развития (ОЭСР), проведенного в тридцати странах в 2011 году, по уровню безделья датчане уступили только бельгийцам – и это в мировом масштабе.

На практике это означает, что большинство датчан уходит со службы в четыре или пять пополудни, по выходным работают единицы, а о том, чтобы решить какой-то деловой вопрос после часа дня пятницы, и речи быть не может. Продолжительность ежегодного отпуска часто составляет целых шесть недель. В июле вся страна закрывается: датчане, подобно перелетным птицам, совершают сезонную миграцию в свои летние дома, кемпинги или лагеря отдыха.

Более 754 тысяч датчан в возрасте от пятнадцати до шестидесяти четырех лет (это 20 с лишним процентов трудоспособного населения) вообще не работают и живут на щедрые пособия. Газета The New York Times писала о Дании как о «лучшей в мире стране для уволенных работников». Пособие по безработице в первые два года после увольнения (а до недавней реформы – в течение одиннадцати лет) составляет здесь до 90 процентов предыдущего заработка. Датчане называют эту систему flexicurity – новообразование от слов flexibility (гибкость) и security (защищенность). Она дает работодателю возможность увольнять людей быстро и с минимальным выходным пособием (в отличие от Швеции, где трудовой контракт может быть пожизненным), а уволенным работникам – получать достаточную компенсацию.

Что еще делает датчанина счастливым? Летний домик – скромное одноэтажное строение в форме буквы Г, какими усеяно побережье архипелага. Это маленькое убежище, где можно расслабиться, расхаживая в шлепанцах и панаме, жарить на гриле сосиски и попивать дешевое местное пиво. А если у кого-то нет своего летнего дома, он наверняка найдется у их друзей. Иногда у человека есть постоянное место в кемпинге или сарайчик на koloni have – то есть на «общинном огороде». Это примерно то же, что участок в садовом товариществе, но здесь его используют, чтобы попить на природе пивка, а не вскапывать грядки.

Как и большинство квартир, летний дом обставлен разномастным старьем и бессмертными творениями IKEA. Одну стену занимают полки с зачитанными книгами в мягком переплете. Имеется обязательный сервант, забитый настольными играми и пазлами и, разумеется, камин с запасом дров, у которого можно согреть продрогшие на море кости. Деревянные полы облегчают выметание песка и травы. На выбеленных стенах висят произведения искусства «семейного значения», созданные руками родственников, – обычно это жутковатого вида абстракции.

Как я уже упоминал выше, алкоголь в этот вечер льется рекой. Дания отличается от четырех других скандинавских стран либеральным отношением к выпивке, и здесь нет государственной монополии на алкоголь. В стране победившего «Карлсберга»[18] спиртное продается во всех супермаркетах и местных продуктовых магазинчиках. С давних пор шведы толпами наезжают к южным соседям, чтобы оторваться по полной и вкусить буйного, по их меркам, датского веселья. Кстати, прямо сейчас я вижу мерцающие огоньки Швеции на противоположном берегу Эресунна[19].

В конце вечера мы, хихикая, направляемся к морю, раздеваемся и осторожно входим в воду. Мне было трудно привыкнуть, что в Дании нагота – обычное дело; впрочем, сейчас, по крайней мере, темно. Войдя по пояс в ледяную, по моим ощущениям, воду, я готов бежать обратно, но собираю волю в кулак и ныряю с головой. И тут же в очередной раз убеждаюсь, каким теплым может быть летнее море в Дании.

Такие вечера позволяют понять, почему датчане довольны своей жизнью на протяжении последних десятилетий. Жизнь нестарого представителя датского среднего класса кажется идеальной, особенно если не обращать внимания на задолженности по кредитным карточкам. Трудно вообразить что-то более прекрасное и умиротворенное.

Но в датском королевстве не все и не всегда было настолько ладно. Датчанам пришлось вынести большие страдания, унижения и потери, которые продолжались, пока на выручку не пришел бекон.

В давние времена жили-были датчане, которые правили всей Скандинавией. Вообще-то датчане – большие любители сказок, но это не сказки, а быль. Кальмарская уния 1397 года, в результате которой королева Маргарита Датская (аналог нашей Елизаветы I) стала правительницей Норвегии, Швеции и Дании, – ярчайший момент в истории страны. Союз просуществовал более столетия, пока в 1520 году король Дании Кристиан II не учинил так называемую стокгольмскую резню, обезглавив около восьмидесяти знатных шведских дворян. Это, конечно, была дипломатическая бестактность. Следующие несколько столетий Дании удавалось сохранять контроль над Норвегией, но Швеция стала играть более активную роль в регионе. Роль эта заключалась главным образом в том, чтобы задавать Дании взбучку по указаниям из Британии или Германии.

Был момент, когда тучи над Данией вроде бы рассеялись. Это произошло в правление знаменитого монарха эпохи Возрождения – короля Кристиана IV Датского, который очень походил на британского Генриха VIII своими аппетитами и комплекцией. Под его руководством осуществлялись амбициозные военные и архитектурные планы. Они финансировались в основном за счет пошлин с морских судов, проходящих через узкий пролив мимо Эльсинора (в свое время это место было скандинавским Панамским каналом). К сожалению, в военных сражениях Кристиан IV все больше проигрывал (в основном шведам), и его страна оказалась на грани банкротства. В 1648 году он умер, снедаемый завистью к успехам своего шведского соперника, короля Густава II Адольфа. По описанию одного историка, к моменту похорон Кристиана «Дания пала в финансовом отношении столь низко, что, когда блистательнейший из ее королей обрел вечный покой, его корона была в закладе, и даже шелковый покров на гроб куплен на заемные деньги». В то же время к моменту смерти Густава II Адольфа в битве с немцами (войнами с которыми он в основном и занимался в конце своей жизни) в 1632 году Швеция превратилась в одну из сильнейших мировых держав.