— Но вы ведь живы.

— А мог бы и не быть. Я не знал, получится ли завершить ритуал и вернусь ли я к жизни.

— Зачем же вы пошли на него?

— Тщеславие, — улыбается Риддл. — Я потратил очень много лет на то чтобы понять, чего я хочу. И когда пришло понимание, стало ясно, что мне не добиться этого, будучи тем, кем я был тогда. Простым смертным человеком. Можно было продолжать жить, как раньше, ничего не предпринимая, и вскоре сдохнуть, как другие, или же рискнуть. Я рискнул.

— Что это был за ритуал?

— Я не стану вдаваться в описание подробностей. Но этот ритуал должен был или возвысить меня, или убить. И никто не мог предсказать его исход.

— Но ведь… всё получилось.

— Да. Но я многое знаю о смерти. И о страхе перед смертью.

— Не всё её боятся, как боялись вы.

— Ты опять про себя? — Риддл снисходительно усмехается. — Это самообман. В человеческой природе заложен страх перед гибелью. Многие говорят, что не боятся умереть, но это только слова. Храбрецы не боятся смерти ровно до того момента, пока не почувствуют её неотвратимость. К счастью, у тебя пока не было возможности это испытать, несмотря на всё, через что ты прошёл.

— И на что похожа смерть? — тихо спрашивает Гарри.

— На кислоту. Которая медленно разрушает сознание, капля за каплей. Выжигает тебя изнутри собственного тела. Но это не главное. Все эти ощущения гасит настоящий животный страх. Когда ты лежишь, окровавленный, на грязном полу старого заброшенного дома. Когда последнее, что ты видишь — это равнодушное лицо малознакомого человека, который склоняется над тобой, чтобы проверить, дышишь ли ты ещё. Когда ты осознаёшь, что сейчас всё закончится, а смерть надвигается так неизбежно, что ты чувствуешь её каждой клеточкой погибающего тела и понимаешь, что совершенно беспомощен перед ней, что ты ничего не можешь сделать. Вот это действительно страшно.

— И вы сделали всё, чтобы больше не испытывать этого? Но вы же сами сказали, что рано или поздно всё равно умрёте.

— Да, и поэтому сейчас я делаю всё, чтобы не умирать с ощущением собственной бесполезности. Но давай больше не будем говорить об этом. Я искал тебя немного для другого разговора. Что ты думаешь о новом Хогвартсе, Гарри?

— Ну… Сначала кажется, что он ничуть не изменился. Потом понимаешь, что он уже совсем не такой, каким был раньше.

— Время тоже не идёт вспять. Всё меняется. Я бы тоже хотел видеть Хогвартс таким, каким он был во времена моей учёбы.

— А я бы многое отдал, что посмотреть на него таким, каким его запомнили вы, — грустно улыбается Гарри.

— В самом деле? Это не так трудно устроить.

— Правда? — он поднимает голову.

— Идём, — опёршись на его колено, Риддл поднимается и идёт вниз.

Гарри смотрит ему вслед и, прежде чем встать, кое-что понимает. Всё, о чём сейчас говорил Риддл, безусловно красиво. Вот только Волдеморт, придя к власти, не стал бы думать о последствиях своего правления. Кажется, только что он разговаривал именно с тем Риддлом, который был до появления Лорда Волдеморта.

***

— Дай мне руку, — Риддл протягивает ладонь.

Они стоят в коридоре первого этажа перед распахнутыми дверьми пустого Большого зала. Как Гарри успел выяснить, в честь выборов студентам дали внеплановую неделю каникул и, пока он гулял по замку и разговаривал с Риддлом на башне, они уже успели покинуть замок. Так что теперь, несмотря на то что подошло время ужина, в зале нет ни души.

Он шагает к Риддлу и уверенно накрывает его ладонь своей. Несколько секунд, пока они смотрят друг другу в глаза, ничего не происходит, но потом стены, пол и потолок подёргиваются, их очертания немного искажаются. Воздух накаляется, рука Риддла тоже становится горячей. Он прикрывает глаза, на чём-то сосредотачиваясь, и пустое пространство постепенно заполняют фигуры — вначале прозрачные, как призраки, вскоре они становятся чётче. Отовсюду раздаются голоса, тихие и глухие, но потом и они крепнут, и уже через минуту Гарри с Риддлом оказываются перед наполненным людьми Большим залом. По коридору тоже снуют студенты, но никто их, кажется, не замечает. Риддл медленно пятится к залу, увлекая Гарри за собой.

Когда он входит и осматривается, тут же замечает, что форма на всех студентах выглядит немного иначе, чем та, к которой он привык. Ни у одной из девушек не видно распущенных волос, а все юноши коротко подстрижены. Гарри смотрит на стол преподавателей, но вместо Дамблдора на стуле с высокой спинкой в центре сидит незнакомый ему пожилой волшебник. Дамблдор же расположился в правой части стола, на нём — ярко-фиолетовая мантия, очков нет, а волосы и бороду ещё не успела тронуть седина.

Он скользит взглядом по факультетским столам и задерживается на слизеринском, с краю которого устроилась компания старшекурсников. Несколько лиц кажутся ему очень знакомыми, но молодого Риддла он узнаёт сразу. Тот не принимает участия в общей беседе, а сидит, с задумчивым видом водя пальцем по краю стакана. Однако по наклону головы можно сказать, что он внимательно прислушивается к тому, что говорят остальные.

Гарри хочет подойти к ним ближе и пытается высвободить руку, но, когда Риддл не отпускает её, с удивлением оборачивается.

— Это не Думосброс, Гарри, — усмехается он. — Я являюсь проводником в моих воспоминаниях, так что ты не сможешь гулять здесь без меня. Уберёшь руку — связь исчезнет, и нас выкинет.

— Хорошо, — кивает Гарри, крепче сжимая его ладонь. — Я хочу подойти.

Риддл без возражений даёт подвести себя к слизеринскому столу. Как раз в этот момент один из юношей, сидящих к ним спиной, наклоняется вперёд и понижает голос:

— А я слышал, что он уходит из школы.

— Что, насовсем? — поднимает брови его сосед.

— До конца года точно.

— Как же! — фыркает парень, поворачивая голову к преподавательскому столу. — Он будет торчать здесь, пока его кто-нибудь не выживет.

Его интонации кажутся ужасно знакомыми, и, приглядевшись повнимательнее, Гарри узнаёт в нём Антонина.

— Ты что-нибудь знаешь об этом, Том? — прищуривается первый.

Молодой Риддл отвечает не сразу. Покрутив перед глазами вилку и немного помолчав, он, наконец, пожимает плечами.

— Дамблдор не делится со мной своими планами. И на вашем месте я бы перестал за ним шпионить.

— Да кто шпионит-то?!

— Ивэн просто интересуется… — примирительно начинает Долохов, но Риддл вдруг встаёт, швыряет салфетку на стол и уходит. Вся компания провожает его долгим взглядом. — Да, конечно! Я так люблю сидеть и говорить сам с собой! — выкрикивает Антонин ему вслед.