Волдеморт заметил его, когда он начал бегом взбираться по холму, и остановился. Даже с такого расстояния Гарри видел, как растянулись в хищной улыбке его синеватые тонкие губы. Защищая своего повелителя, Пожиратели встали перед ним, вскидывая палочки, словно волки ощетинились, готовясь к прыжку. Гарри было уже всё равно, сколько заклятий полетит в него, прежде чем он успеет добраться до цели, когда вдруг упал и понял, что не может подняться. Его что-то держало. Он вскинул голову, встречаясь глазами с красными вертикальными зрачками и, скрипнув зубами, обернулся. Одной рукой Дамблдор продолжал обиваться, а другая была вытянута в его сторону. Она дрожала.

Гарри зарычал от злости и попытался вырваться, но тут раздался хлопок и прямо перед ним возник Снейп. Ни секунды не мешкая, он взмахнул палочкой, и Гарри отбросило к подножью холма. Тут же за плечи его схватил Дамблдор, живот скрутило, и они очутились перед домом Блэков на площади Гриммо, где уже ждали его друзья и несколько членов Ордена. Гарри вырывался и кричал, проклинал Дамблдора и Снейпа, но его всё же удалось затащить внутрь и угомонить. Под стоны раненых, смешиваясь со всеобщей суетой, он таскался по дому, пытался выбить окна, ломился в дверь, но защитные чары пробить так и не сумел. Через час в гостиной появился и сам старик, сказав, что нужно немедленно уходить, потому что Пожиратели теперь знают местоположение дома и направляются сюда. И вновь Гарри утаскивали силком, теперь уже с Гриммо: кто именно, он даже не понял — кажется, Люпин. Все Орденовцы покинули дом, чтобы через несколько минут Пожиратели разрушили его до основания. В тот день они отдали врагу всё.

— Так и знал, что найду тебя здесь.

Он вздрагивает и оборачивается. Риддл подходит ближе, внимательно глядя ему в глаза.

— Здесь погибло очень много людей, — тихо говорит Гарри, снова смотря на маленький домик, из трубы которого мирно валит дым.

— Войны не обходятся без жертв.

— Тогда не стоит затевать войн.

Он отходит парапета и спускается на несколько ступеней по лестнице.

— Что случилось? С кем ты успел поговорить, пока меня не было?

Гарри останавливается и, вздохнув, присаживается на ступеньку спиной к нему.

— Я не хочу об этом говорить. В любом случае, это, наверное, уже не имеет значения.

— Я думал, ты обрадуешься, увидев замок в целости.

— То, что я увидел поначалу, было лишь фасадом. Я не знал, что на самом деле всё… так.

— Как?

— Ну, сейчас, может, всё и нормально, но то, что было до этого…

— Какая разница, что было до этого?

— Ладно, это всё неважно, — Гарри качает головой. — Вообще-то я думал, что вы разрушите замок, как только захватите. В общем, я был уверен, что так оно и случилось.

— Разрушить замок с многовековой историей? Неужели я похож на вандала?

— Только не говорите мне, что для вас имеют смысл какие-то культурные ценности.

— Дело не в этом.

— А в чём?

— Почему ты решил, что я захочу уничтожить замок, который долгое время был моим домом?

— Вы выросли в приюте, но тем не менее сожгли его.

— Приют был лишь моим временным пристанищем. А вырос я в Хогвартсе.

— Можно подумать, вами двигал приступ сентиментализма!

— Ты прав, дело и не в этом, — Риддл подходит к нему и садится рядом. — В своё время я тщательно изучал историю магических и маггловских войн внутри страны. Почти все они заканчивались одинаково: разрушением, уничтожением, гибелью сотен людей. Как я тебе уже говорил, прийти и разрушить не так трудно. Важно другое: что делать потом?

— Отстроить новое, — Гарри пожимает плечами.

— Если человеком движет навязчивое желание уничтожать, он не создаст ничего нового. Вернее, он может попытаться. Но потом природа возьмёт своё, и он уничтожит и это.

— В истории есть много примеров, когда новые цивилизации возникали на останках предыдущих.

— Верно. Но главное здесь — «новые». В переводе на историю магической Британии это означает, что мне следовало бы стереть с лица земли всю магическую часть страны со всеми людьми и создать что-то совершенно новое.

— Почему же вы не пошли этим путём?

— Потому что страна меня интересует именно такой, в какой я жил. Я не хочу уничтожать её, я хочу её менять.

— Значит, по-вашему, вы способны на созидание?

— Ты же был сегодня в Лидсе. Сейчас ты находишься в действующем Хогвартсе. Ответ очевиден.

— Я не верю в ваши благородные помыслы. Всё, что вы делали, вы делали только ради себя, ради собственной выгоды. Поэтому я и не пойму, какая вам выгода от строительства университета или ремонта Хогвартса. Вы уже захватили власть в стране — вам не обязательно думать об образовании волшебников. Вы можете делать всё, что хотите.

— Могу, — кивает Риддл. — Сейчас я могу всё. Но что будет после?

— Когда?

— Когда меня не станет, — Риддл поворачивает голову и смотрит на него в упор. Не выдержав его взгляда, Гарри отворачивается.

— Вы бессмертны.

— Да, но бессмертие не означает вечную жизнь. Рано или поздно всё заканчивается.

— Хорошо, пусть так. Лет через… миллион вы умрёте. Так какая разница? Не всё ли равно, что будет потом?

— Ты много лет рисковал жизнью. Ты когда-нибудь думал, что останется после тебя?

— Если повезёт, то могила, на которую смогут приходить те, кому было на меня не наплевать.

— И всё?

— А что ещё? Имя на страницах учебника истории?

— Слишком мелко, — морщится Риддл. — Смысл жизни не в том, чтобы студенты на истории конспектировали твою краткую биографию, зевая со скуки.

— А в чём?

— В знании. Жить и умереть, зная, что твоё дело будет продолжено. Быть уверенным, что даже после твоей смерти люди будут помнить, кому они обязаны всем, что у них есть.

— Попахивает дешёвым пафосом, — бурчит Гарри в сторону. — И тщеславием.

— Пусть так, — легко соглашается Риддл. — Но куда лучше быть тщеславным, чем умирать, понимая, что после тебя останется только гора костей и мяса.

— Вы не можете этого знать.

— Могу. Я умирал, — он мрачнеет, и Гарри сощуривается. — Но это не то, о чём ты подумал. Я умер больше сорока лет назад в Албании.