Не желая сейчас думать, кто это мог быть, Гарри неторопливо одевается, на ходу восстанавливая хронологию неясных событий. Он так возбудился от ласк Джинни, что даже не сразу смог уснуть. Ничего удивительного, что ему приснился… приснилась какая-то чушь, и он кончил во сне — так уже бывало и раньше. Потом что-то приключилось в поместье, и шрам, который не беспокоил уже больше года, взорвался от боли, разбудив его. Немного пораскинув мозгами, Гарри приходит к выводу, что ничего не понимает, но уверен в одном: сон явно не связан с его невесёлым пробуждением.

Застегнув последнюю пуговицу рубашки, он бросает взгляд на часы: два пополудни. Кажется, он провалялся здесь несколько часов. Прихватив волосы в неаккуратный хвост, он выходит из комнаты и нос к носу сталкивается с Сириусом, Люпином, Грюмом и Гермионой, которые вполголоса обсуждают что-то, стоя под его дверью, но разом замолкают, когда он появляется.

— Гарри! — Гермиона привычно бросается к нему, но замирает, когда между ними остаётся не больше полушага, и пытается потрогать его щёку, но Гарри, морщась, перехватывает её запястье.

— Ну? Что решил верховный суд? — насмешливо роняет он, выгнув бровь и по очереди обводя глазами всех четверых.

— Ты нормально себя чувствуешь? — спрашивает Люпин с неподдельным беспокойством.

— Как видишь. Где Снейп?

— Ещё не вернулся.

— То есть вы до сих пор не знаете, что случилось?

— Мы думали, ты нам скажешь, когда очнёшься, — отвечает Гермиона, потупив взгляд.

— Снова шрам, — глухо отвечает Гарри, глядя в стену. — Больше ничего не знаю.

— Ты уверен? — сощуривает Грюм свой обычный глаз.

— В чём? В том, что я чуть не рехнулся от боли, но не имею понятия, что её вызвало? Вполне уверен.

— Извини, — Гермиона нервно усмехается и трясёт головой. — Мы думали, ты знаешь, и… Извини.

— Вы ошиблись. Но почему ты извиняешься? — ответом, как Гарри и ожидал, ему служит выразительная тишина. — Так, — медленно тянет он, чувствуя, как в голосе постепенно появляются знакомые стальные нотки. — Смотрю, вы уже пришли к какому-то однозначному мнению. Не поделитесь догадками, а то меня разорвёт от любопытства на сотню окровавленных кусочков.

— Дамблдор считает, — после паузы начинает Грюм, — что Волдеморт лишился своего лица, поэтому ваша связь восстановилась.

— Вот как? Тогда почему я ничего не чувствую сейчас?

— Не знаю, — пожимает плечами Сириус. — Но тебе должно быть виднее, — он медленно разворачивается и спускается по лестнице под собственный тихий лающий смешок.

— Ясно. Я понял, что вы мне ничего не скажете.

— Мы испугались, Гарри, — пытается укорить его Гермиона, но её обиженно блестящие глаза вызывают у него лишь насмешливую улыбку.

— Испугались, что шрам заболел, потому что Волдеморт в меня вселился? — по виновато опущенным головам Гермионы и Люпина он понимает, что попал в точку. — О боже…

Покачав головой, он спускается на первый этаж вслед за Сириусом, чтобы поесть — желудок напоминает о голоде пустой тошнотой. На полузаполненной кухне уже суетится миссис Уизли, потому что подошло время обеда.

Обед протекает в драматическом молчании, которое нарушает только тихое позвякивание приборов о посуду. Гарри ковыряется в тарелке, прилежно делая вид, что не замечает странных взглядов, которые периодически кидают на него подпольщики. Смешно, конечно, хоть и грустно, но сейчас ситуация безумно напоминает ему далёкий второй курс, когда он мило поболтал со змеёй во время показательной дуэли. Хотя ощущения далеко не радостные, ему с трудом удаётся скрывать нехорошую ухмылку, которая так и норовит растянуть уголки его губ.

Когда Молли принимается разливать всем чай, у Гарри появляется какое-то сумрачное предчувствие. Отчего-то ему кажется, что сейчас нужно встать и выйти из кухни. Этот иррациональный позыв он не может объяснить ничем, кроме интуиции, поэтому просто поднимается с места и, никому ничего не сказав, выходит в коридор — всё равно сидеть под недобрыми пристальными взглядами товарищей ему уже порядком надоело.

Он мнётся у входа, посмеиваясь над собой за идиотизм, и уже собирается подняться к себе, как вдруг входная дверь с еле слышным скрипом приоткрывается, и во мрак коридора плавно ступает тёмная фигура. Гарри хмурится, вспоминая, что Снейп для эффекта обычно любит распахнуть дверь с грохотом, и, лишь подойдя ближе, понимает, что зельевар едва держится на ногах, причём не без помощи стены.

Снейп стоит, глядя куда-то в потолочный карниз, и молчит, как будто не замечает его. Он тяжело дышит через рот, и Гарри становится не по себе. Достав палочку, он зажигает на её конце слабый Lumos, чтобы разглядеть лицо Снейпа, но тот немедленно отворачивается, скривившись.

— Уберите, — его голос хриплый и какой-то страдальческий.

Гарри тут же опускает палочку и спрашивает почему-то шёпотом:

— Что случилось?

— За время моего отсутствия вы не придумали какого-нибудь другого вопроса, Поттер? Или будете повторять этот, как заевшая пластинка?

Несмотря на грубость, Гарри облегчённо выдыхает: кажется, со Снейпом всё более или менее в порядке.

— Вас пытали? — зачем-то спрашивает он, хотя и так всё ясно.

Снейп с трудом усмехается.

— Немного не тот вопрос, который я ожидал услышать.

— Извините, придумываю на ходу, а с импровизацией у меня не очень, — огрызается Гарри по привычке. — Так что там?..

— Северус! — прерывает его громкий голос за спиной, и Снейп опять болезненно морщится.

К ним быстро подходит Дамблдор и, бесцеремонно оттолкнув Гарри в сторону, вглядывается в белое лицо зельевара. Не оборачиваясь, он щёлкает пальцами, и несколько настенных свечей за его спиной загораются. В их мягком свете хорошо видно, как блестят щёки и лоб Снейпа от покрывшей их испарины.

— Рассказывай, — приказывает Дамблдор, не давая ему времени прийти в себя.

— Вы что, не видите, что ему плохо? — против воли вступается за зельевара Гарри, но старик только отмахивается от него, как от надоедливого комара.

— Иди к себе, Гарри.

— Уже бегу! — выплёвывает он, демонстративно делая шаг вперёд.

Дамблдор явно хочет сделать ему выговор, но тут Снейп начинает тихо говорить, почти через слово прочищая горло и судорожно сглатывая:

— Альбус… У Лорда случился спонтанный выброс магии. Все в поместье проснулись… от боли. Когда я прибыл… они были готовы отгрызть себе руки.

— Почему это произошло? — спрашивает Дамблдор.

Гарри понимает, что сейчас лучше не привлекать к себе внимание старика, чтобы тот вновь не потребовал его уйти, но удержаться не может: