— Да, — отвечает он, не задумываясь.

— Это жестоко.

— Джинни, пожалуйста, — Гарри вздыхает, мечтая только о том, чтобы она поскорее ушла.

Но она продолжает сидеть в полной тишине, глядя в пол. Потом негромко произносит:

— Я ждала тебя, Гарри. И ждала, по-моему, достаточно долго. Почему ты не можешь хотя бы на какое-то время просто перестать думать обо всём этом?

— Потому что! Потому что я с утра до вечера вспоминаю всё, что случилось в поместье. А если мне удаётся отвлечься хоть ненадолго, то я начинаю замечать всё, что происходит здесь. И от этого вообще становится тошно!

— Но всё не так плохо. Мы жили здесь два года и…

— Хреново жили.

— По крайней мере, мы до сих пор живы.

— Ненадолго.

— Прекрати! Сидеть и лелеять свою депрессию — это, конечно, лучший вариант. Очень поможет!

— Ну а что ты предлагаешь?

В её карих тёплых глазах он читает глубокую скорбь всего мира.

— Я предлагаю, — спокойно начинает Джинни, — просто наплевать на всё. К чёрту всё, понимаешь? Пусть всё самое плохое происходит за дверью этой комнаты. А здесь есть только мы. И нам на всё плевать.

Она смотрит на него с такой уверенностью и надеждой одновременно, что он даже не находится, что возразить. Не получив ответа, она подвигается ближе и мягко проводит тёплыми пальцами по его щеке. Потом аккуратно стаскивает очки и кладёт их на тумбочку. Подслеповато прищурившись, Гарри наблюдает, как она тянется к нему.

— Джинни, я…

— Да замолчи уже! — горячо шипит она ему в губы, прежде чем впиться в них своими.

На этот раз Гарри отвечает на поцелуй, хоть и без особого энтузиазма. С каждой секундой к нему возвращаются приятные воспоминания о ласковых летних ночах, которые они проводили вместе в Выручай-комнате. Постепенно он вспоминает, какими мягкими, но в то же время настойчивыми могут быть её губы, какая гладкая и нежная её кожа на ощупь, какими становится её глаза, когда она отрывается от него, чтобы глотнуть воздуха. Он целует её уже более увлечённо, закрыв глаза и выкинув из головы все посторонние мысли. Тишина комнаты прерывается только тиканьем часов и её тяжёлым дыханием.

Обвив его одной рукой, Джинни подвигается вплотную и втискивает колено между его ног. Она наваливается на него всем телом и стонет на выдохе, когда он всё же обнимает её за талию. Гарри окутывает блаженное чувство эйфории, он уже не может думать ни о чём, кроме маленького языка, толкающегося ему между зубов. Неконтролируемым движением он запускает руки под тесную кофту, чтобы погладить Джинни по спине. Она скользит ладонью вниз по его груди и осторожно сжимает его пах. И Гарри это нравится, ему чертовски нравится!

Почувствовав ответное желание, Джинни становится ещё настойчивее. Не прерывая поцелуя, она седлает его ноги и ловко задирает юбку. Когда Гарри нащупывает её подтянутые ягодицы, у него просто сносит голову. Он прижимает её к себе со всей силы, жадно тиская, жарко впиваясь в её губы, сбивая дыхание от невыносимого нетерпения. Но когда она уже тянется к его ширинке, помимо дикого возбуждения, он ловит и ещё какое-то совершенно постороннее ощущение. Что-то не так.

Гарри с усилием пытается отогнать от себя неуместное чувство, но чем больше старается, тем сильнее оно становится. Балансируя на грани желания и тревоги, он прислушивается к нему и почти с ужасом понимает, что, кроме приятных воспоминаний, которые подарила ему девушка, сидящая у него на коленях, ему в голову лезут и другие. Неправильные, постыдные, странные и как будто нереальные. Её губы мягкие, но не настолько. Они требовательны, но недостаточно. Она хочет его слишком сильно, она теряет контроль над собой. И чего-то словно не хватает. Ещё какого-то пьянящего ощущения, без которого этот поцелуй с Джинни — не более чем поцелуй.

Эйфория разбивается, как зеркало на сотню осколков. Появляется неприятная пустота. Не представляя, чем заполнить её, Гарри невольно открывает глаза. Зажмурившись, Джинни усердно целует его, сбивчиво дыша и едва слышно постанывая. Её рука крепко сжимает через ткань брюк его налитый кровью член. Она так увлечена процессом, что не замечает, как безвольно падают по бокам его руки, а губы лишь послушно открываются навстречу, уже не стремясь обхватить её собственные.

Вдруг с абсолютной трезвостью Гарри понимает, что не хочет всего этого. Нет, его стоящий член, к которому ладонь Джинни уже как будто приклеилась намертво, говорит об обратном. Но он ясно осознаёт: он ничего не чувствует к целующей его девушке. Ему нравится её тело, но сейчас этого слишком мало, чтобы поддаться своему желанию, позабыв обо всём. Гарри ещё пытается бороться со своим мороком, когда понимает, что хочет, чтобы его целовали другие губы, а член сжимали бы другие руки. От этой внезапной мысли он даже вздрагивает и быстро перехватывает запястья Джинни, когда она уже лезет ему за пояс брюк.

— Что? — досадливо спрашивает она, отстраняясь и тяжёло дыша.

— Я не могу, — отвечает Гарри, глядя сквозь её плечо.

— Ещё как можешь, — усмехается она, пытаясь снова дотронуться до его паха, но он пресекает все её попытки и бесцеремонно спихивает с себя.

— Да что такое?! — выкрикивает Джинни, снова оказавшись на диване. — Что с тобой творится?!

— Я. Не. Могу, — твёрдо отвечает Гарри, не поворачиваясь к ней. — Потому что. Я. Не. Хочу.

Он резко вскидывает голову, когда слышит судорожный всхлип. Но ему показалось. Джинни всего лишь рвано вздохнула.

— Это из-за меня, да? Ты просто не хочешь со мной?

На несколько секунд Гарри прикрывает глаза.

— Джинни, прости. Ты славная, но сейчас я не могу отключиться от всего настолько, чтобы…

— Отключиться?! Ты хотел трахаться со мной в отключке?

— Не хотел. Поэтому и не могу. Пожалуйста, не дави. Дай мне время.

— Время? Сколько? Сколько ещё?!

— А над нами что, долг висит? Нам обязательно это делать?!

— Ты… Ты просто… — задыхающаяся от гнева Джинни выглядит страшно. Её щёки раскраснелись, в глазах полыхает бесноватое пламя, а кулаки сжимаются и разжимаются. — Ублюдок! — наконец выкрикивает она со слезами ярости и вскакивает с дивана. — Спокойной ночи!

По комнате пробегает лёгкое дуновение ветра, и дверь со всей дури грохает о косяк. Гарри сгибается пополам, со стоном пряча пылающее лицо в ладонях.

Приходит он в себя не сразу и то лишь от тихой барабанной дроби. Подняв голову, он видит, что за окном начался дождь. Как ни странно, в паху до сих пор ноет, болезненное возбуждение не прогоняется никакими мыслями. Шумно вздохнув, он подходит к окну и распахивает ставни, надеясь, что свежий воздух его охладит. Гарри садится на подоконник, упирается затылком в оконную раму и высовывает руку на улицу — ледяные капли, остужающие горячую кожу, погружают его в стойкое чувство дежавю. И постепенно из неприятного оно превращается в умиротворяющее.