Гарри снова поворачивается к дверям, и спустя несколько секунд те медленно отворяются. Он торопливо выходит в коридор, слыша за спиной шаги догоняющего его Марка. Поравнявшись, тот идёт молча, опустив голову и засунув руки в карманы. Весь путь проходит в тягостном болезненном молчании, и Гарри, уже немного успокоившись под конец, начинает жалеть, что сорвался на товарища. А ведь сейчас он станет разговаривать с Гермионой, и только от Марка будет зависеть, что он сможет ей рассказать. Гарри даже собирается заговорить с ним, но они уже подходят к ненавистной клетке, в которой сжалась в углу его подруга.

Услышав чьё-то приближение, она вздёргивает голову, и в первое мгновенье выражение её лица гордо и упрямо. Но увидев Гарри, она, тихо охнув, бросается к решётке и вцепляется в неё пальцами. Он быстро опускается на колени и просовывает руки сквозь прутья, чтобы кое-как попытаться её обнять.

После неловкого объятия она отклоняется назад и с полминуты молча разглядывает его, слабо качая головой. Она сплетает их пальцы через решётку, и её глаза начинают блестеть.

— Гарри… Гарри, ты… Ты так изменился, — Гермиона даже пытается улыбнуться, но из-за запёкшейся под носом крови и синяков под глазами улыбка выглядит страдальческой. Она просовывает запястье сквозь прутья, чтобы коснуться его волос. — Твои волосы… Ты…

Гарри быстро хватает её ладонь и крепко сжимает.

— Да не думай обо мне! Как ты сама?

— Я? — Гермиона болезненно усмехается. — Вроде в порядке. А ты как?

Гарри собирается ответить, но тут над головой раздаётся скучающий голос Марка:

— Ну всё. Со всеми всё нормально. Идём отсюда.

Гарри поднимает голову и, наткнувшись на его ледяной взгляд, моментально жалеет, что вообще затеял эту перепалку в зале.

— Марк, пожалуйста, дай нам пять минут, — просит он, не выпуская руки Гермионы.

— Зачем?

— Ну, прошу тебя. Тебе сложно?

Состроив гримасу, Марк демонстративно делает шаг назад и складывает руки на груди.

Гарри достаёт палочку и наскоро наколдовывает сквозь прутья тёплую мантию. Она поднимается с пола и укутывает Гермиону, на которой оставили лишь брюки и тонкую рубашку. Гермиона машинально заворачивается в мантию, но Гарри замечает, что в её взгляде появились бесконечная тоска и напряжение.

— Гермиона… — он принимается осторожно гладить её по плечу. — Не волнуйся, всё будет в порядке. Я обязательно придумаю, что делать.

— Что ты здесь делаешь? — шепчет она в ответ вовсе не то, что он ожидал услышать.

— Ты знаешь, что.

— Ты… Ты ничего нам не сказал. Просто молча ушёл. К ним, — по её щекам катятся слёзы, а у Гарри в груди будто распускается острый каменный цветок.

— Давай не будем сейчас говорить обо мне, — торопливо произносит он, опуская голову. — Это совсем неважно.

— Нет, Гарри, это важно. Я просто не могу поверить. Вернее, я никогда до конца не верила, пока… — она вынимает ладонь из его руки и отстраняется.

— Пока что?

— Ты здесь и ты… Ты хорошо выглядишь, ты не заперт в темнице, как и я. У тебя есть палочка!

— Конечно, Грейнджер, она у него есть, — совершенно некстати встревает Марк. — А в вашем штабе что, карандашами колдуют?

Гермиона смотрит на Марка блестящими, широко распахнутыми глазами, а потом вновь поворачивается к Гарри. Её глаза сужаются.

— Гарри, неужели это правда? Скажи мне, что нет. Скажи! — она хлюпает носом, и её губы подрагивают.

Гарри отлично знает, что Марк стоит в двух шагах от них и ловит каждое слово. Если бы он не устроил сцену в зале, возможно, не стал бы от него таиться и хоть как-то, намёками объяснил Гермионе, что происходит. Но теперь он уже не уверен, что Марк не сдаст его.

— Гермиона, послушай…

— Нет, я не хочу ничего слушать. Уходи!

Гермиона мотает головой, отползает дальше от решётки, и Гарри понимает, что дают о себе знать начинающаяся истерика и риддловское Crucio, после которого ещё не скоро начинаешь соображать.

— Гермиона, дай же мне всё объяснить! Я клянусь, для нас с тобой ничего не изменилось, я по-прежнему твой друг. Пожалуйста, выслушай меня.

Вместо ответа Гермиона прижимает ладони к лицу и укладывается в позе зародыша на грязном полу. Гарри ещё с минуту зовёт её, но безуспешно: она остаётся глуха к его просьбам.

— По-моему, дама больше не желает с тобой говорить, — насмешливо замечает Марк, когда Гарри, отчаявшись, умолкает.

Он нехотя поднимается с колен, отряхивается и кидает на Гермиону последний взгляд, наполненный болью и сожалением.

— Я ещё приду, — сообщает он скорее себе, чем ей, и покидает подземелья.

Очутившись в коридоре, он подходит к окну и, прислонившись к подоконнику, бесцельно выглядывает на улицу. Он ожидает, что Марк подойдёт к нему, но тот проходит мимо.

— Марк! — окликает Гарри, но его будто не слышат. — Марк, прости! — выкрикивает Гарри вслед, и тот, наконец, останавливается и медленно оборачивается.

С недовольным выражением лица Марк подходит к нему и смотрит волком.

— Прости меня. Я совался, вспылил. Я не хотел всего этого говорить, просто перенервничал.

Зная быструю отходчивость Марка, Гарри осторожно улыбается, ожидая, что сейчас тот привычно махнёт рукой и скажет: «Проехали». Но тот долго и хмуро молчит, а потом серьёзно выдаёт:

— Ты меня достал. И я очень жалею, что нянькой к тебе приставили именно меня. Я думал, ты другой.

От удивления Гарри даже не находится с ответом. Он оторопело смотрит на Марка, не зная, что сказать. Марк, тем временем, продолжает спокойным и непривычно сдержанным тоном:

— Знаешь, я понимаю, каково тебе пришлось и как трудно тебе было первое время. Но потом ведь вроде всё наладилось. На какой-то момент мне даже показалось, что мы стали нормально общаться. Снейп как-то рассказывал, что ты едва не угодил в Слизерин. А я со скрипом туда попал. Я думал, мы найдём общий язык. Но, извини, Поттер, это уже становится невозможным. — Собственная фамилия больно бьёт по ушам, и Гарри сжимает челюсти. — От твоих выкрутасов все устали: и я, и Панси, и Тед, и Блейз. А ведь мы ничего плохого тебе не делали. Я-то уж тем более. Самое страшное в своей жизни, что я сделал по отношению к вашей компании — это придумал третью строчку в песне «Уизли — наш король». Я ведь не врал тебе в первый день, когда говорил, что мне до лампочки ваши разборки, я отнёсся к тебе нормально, просто как к парню, который попал в трудное положение. А ты с самого начала видел во мне только врага. И, судя по всему, продолжаешь видеть до сих пор. Я не понимаю, почему. Может ты, конечно, постоянно играешь в кого-то, кем не являешься, а иногда забываешься и выходишь из роли — я не знаю и думать об этом, честно говоря, не хочу. Но у меня всё очень просто. Ты нормальный парень, с которым интересно и приятно общаться, и мне казалось, нам даже удалось как-никак сдружиться. Но, похоже, я крупно накололся. — Гарри чувствует в горле тугой комок и с силой сглатывает. — В общем, мне надоело постоянно тянуть тебя за собой, помогать, что-то объяснять и доказывать. Правда. Потому что в ответ я получаю только «урод» и «ублюдок». Либо ты слишком хорошо притворяешься одним из нас — и сейчас, как ты понимаешь, я не имею в виду Пожирателей, — либо тут что-то намного сложнее. И я опять же не хочу разбираться, что именно. Это твои личные проблемы, и никто, кроме тебя, не сможет их решить. В общем, я умываю руки. Я думал, ты тоже хочешь подружиться, но если…