— Это не угрожает безопасности поместья! Никто даже не знает, где находится этот остров. Пожалуйста, Марк.

— Да пошёл ты! Это ж как дыра в заборе!

— Жили же вы с ней и раньше и ничего не случилось!

— Раньше у нас тут по поместью не разгуливал Гарри Поттер!

— Ты что, правда считаешь, что я могу привести сюда весь Орден Феникса?

— Да, — отвечает Марк не задумываясь.

— Ну, прекрати! Сюда нельзя аппарировать, никто не знает координат. Порт-ключи или Метки есть только у Пожирателей. Даже если защита целиком исчезнет, сюда никто не сможет попасть. Ты же это прекрасно знаешь!

— Знаю. Поэтому и не понимаю: на черта оно тогда тебе, если всё равно не поможет?!

— Мало ли. Вдруг я опять захочу сбежать? Или ты. Или кто-то другой. Сейчас, если ты не заметил, здесь довольно неспокойно.

— Ага, как же! Слушай, Гарри, эту чушь гони где-нибудь там, у себя в штабе, а меня не надо ею пичкать. Дыра в барьере — это брешь в обороне, и наплевать, может сюда сунуться кто-то чужой или нет. Петтигрю, вон, попал, хотя его и не звали. И ещё это покушение… Утечки случаются, ты сам не хуже меня знаешь.

Гарри отворачивается и со злости пинает сугроб. Вдруг становится жарко, и он дёрганым движением распахивает мантию. Но шагов сзади не слышно. Марк до сих пор стоит за спиной.

— Мальсибер сумел напасть на Драко, хотя у того была полностью жизнеспособная палочка, — произносит Гарри уже спокойно, не поворачиваясь. — Откуда мне знать, может, теперь его выпустят из подземелий и ни в какой город не отправят. Всем будет до лампочки, если он снова на меня накинется. Должен быть запасной вариант, понимаешь?

— Я думал, твой рабочий порт-ключ, с которым ты таскаешься в Лютный переулок, вполне себе запасной вариант.

— А то, что он хранится у Александры, уже не учитывается?

Позади слышится вздох и шорох. Гарри наконец поворачивает голову. Марк сел на ступеньку.

— Гарри, — серьёзно начинает он, — не утруждай себя придумыванием, мягко говоря, идиотских причин, по которым я не должен немедленно бежать к Лорду. Со мной это не прокатит, ты же знаешь. Я, конечно, понимаю, что я для тебя, в общем-то, никто. Так, малолетка, сын одного вредного ублюдка. Но всё же. Если в тебе есть хоть что-то… — Марк запрокидывает голову, ещё раз вздохнув, выпускает в воздух облачко пара и снова глядит на Гарри. — Короче, посмотри мне в глаза и скажи правду. Скажи, что сейчас ты мне безбожно врёшь. Скажи, как ты можешь использовать эту дыру. Просто скажи правду.

Голос Марка такой усталый и безжизненный, а надежда на то, что он будет молчать, столь призрачна, что Гарри не выдерживает. Он поворачивается к Марку всем корпусом и смотрит прямо в глаза.

— Хорошо. Да, я вру. Мальсибера не выпустят, я точно это знаю. Он напал на меня, потому что так нужно было Лорду. А теперь ему уже не нужно. Я не имею понятия, как использовать эту дыру, но через неё можно отсюда убраться, если что-то случится. И не обязательно мне. Для Орденовцев дыра бесполезна без координат острова. Вот и всё.

— Как они могут получить координаты? — после паузы спрашивает Марк.

— Не представляю. Во всяком случае, точно не от меня.

— Но ты не исключаешь такой возможности?

— Нет.

Марк опускает голову и думает, наверное, больше минуты. Потом быстро и очень тихо шепчет: «Я точно об этом пожалею», — а вслух говорит:

— Хорошо. Пока я не скажу об этом Лорду. Но если что-то случится… Нет, если будет хоть намёк на что-то, он тут же об этом узнает.

— Договорились. Спасибо, Марк, — Гарри улыбается и протягивает руку.

Марк с кислой миной принимает рукопожатие и поднимается со ступенек.

— Всё. А теперь завтракать. Хотя не думаю, что у кого-то проснётся аппетит.

— Слушай, Марк, — усмехается Гарри, когда они входят в поместье, — а почему ты не в Гриффиндоре, правдолюб?

Марк невесело хмыкает в ответ.

— Попробуй с моим отцом загреметь в Гриффиндор!

Гарри криво улыбается, и они заходят в полупустой зал, в котором царит тяжёлая атмосфера скорби пополам с надменным равнодушием.

***

С момента смерти Драко проходит две недели. Не слишком большой срок, но жизнь за это время ощутимо меняется.

Слизеринцы ходят мрачные, в основном, из-за Панси. Теперь её веки постоянно припухшие, Теодор говорит, она часто запирается в своей комнате и плачет. Гарри думает, что это ужасно глупо, прямо-таки по-детски — ведь слезами Драко уже не помочь, — но благоразумно помалкивает, чтобы не подливать масла в огонь.

Марк пытается выглядеть более-менее беззаботным, и поначалу у него даже получается — ведь Гарри твёрдо был уверен, что он презирал Малфоя. Однако вскоре становится ясно, что вражда эта была больше показной. Марк, как и все, переживает из-за случившегося, и Гарри всё чаще замечает, как надолго уходит в свои мысли его приятель. Размышляет он, скорее всего, не о Драко, а о своей судьбе и вновь открывшейся дыре в защитном барьере. Хотя поступок Малфоя многих заставил по-настоящему задуматься о жизни в поместье. Наверное, все чувствуют сгустившееся здесь напряжение: если раньше слизеринцы и без того старались держаться вместе, то сейчас они практически не разделяются, всюду ходят кучкой и расстаются только на ночь.

На остальных же Пожирателях самоубийство Драко почти никак не отразилось. За исключением Малфоев, конечно. Нарциссу с тех пор видели в зале всего несколько раз, всё остальное время, по рассказу Теодора, она проводит в бывшей спальне Драко. Люциус стал молчалив, обычная надменная ухмылка, кажется, навсегда покинула его губы.

Мальсибера Гарри больше не видел. Марк сообщил, что его почти сразу же после случившегося действительно отправили в город. Гарри бы и рад вздохнуть с облегчением, но расслабиться и хотя бы попытаться жить, как прежде, ему не даёт Риддл. Он больше не зовёт его к себе, да и вообще практически не обращает на него внимания за столом. Впрочем, Гарри и сам пока не горит желанием с ним общаться. После всего, что он узнал, и, в частности, после той сцены с Люциусом, ему до сих пор трудно даже смотреть на него. Риддл, скорее всего, понимает это, потому что продолжает отвечать вежливым равнодушием, видимо, выжидая, пока Гарри сам придёт к нему. А Гарри не хочет. Круг замкнулся.

К концу второй молчаливой недели Гарри ощущает знакомую глухую тоску. Он помнит, что так уже было, когда Риддл игнорировал его несколько дней, и помнит, чем это закончилось. В конце концов он ловит себя на мысли, что уже практически готов искать повод, чтобы прийти к Риддлу — ведь вечно это молчание продолжаться не может. И однажды этот повод отыскивается сам собой.

***

…В конце широкой лондонской улицы уже виднеется заветная дверь, и Гарри ускоряет шаг. В ушах до сих пор звучит грубый женский голос: «Надеюсь, ты не вернёшься». Вряд ли ворча это себе под нос, Коул знала, что её слышат.