– Я поменяла замок на одной двери, на центральном входе, а замок на двери со двора менять не стала. Это стоило бы на сто фунтов дороже, и я, честно говоря, не видела в этом смысла. Вор никак не мог узнать мой адрес по ключам, и в то время мне это показалось бессмысленной тратой денег.

– А теперь?

На некоторое время воцарилась тишина.

– Теперь я жалею, что не поменяла оба замка.

Грехем возвращается в офис только в три часа дня.

– Задержался с клиентом на обеде, – объясняет он, и по его расслабленному лицу видно, что он не только отобедал, но и выпил пару кружек пива.

– Вы не против, если я схожу на почту, раз вы вернулись?

– Только быстро, через час у меня осмотр помещения.

Я уже наклеила на все конверты марки и перетянула стопки писем резинками, поэтому остается только сложить все в сумку. Я надеваю пальто, а Грехем удаляется в свой кабинет.

На улице так холодно, что дыхание паром вырывается у меня изо рта. Сунув руки в карманы, я прижимаю пальцы к ладоням, чтобы согреться. Телефон вибрирует – я получила новое сообщение, – но он лежит во внутреннем кармане. Ничего, это может подождать.

Стоя в очереди на почте, я расстегиваю пальто и достаю мобильный. Сообщение от Келли Свифт, той полицейской, с которой я говорила.

Означает ли это, что она поговорила с Кэтрин Таннинг? Означает ли это, что она мне верит? Не успеваю я прочесть сообщение, как приходит новое:

Передо мной в очереди стоят шесть человек, за мной – столько же. Свифт просила выслать фото «как можно скорее». Я снимаю очки и настраиваю фотокамеру на мобильном, не сразу вспоминая, как повернуть телефон, чтобы направить объектив себе на лицо. Затем я вытягиваю руку – настолько, чтобы остальные не заметили, как я делаю селфи. Объектив направлен немного вверх, и в таком ракурсе у меня двойной подбородок и мешки под глазами, но я все равно нажимаю на кнопку – и пугаюсь, когда мобильный выдает меня громким щелчком. Какая неловкая ситуация! Кто станет делать селфи на почте? Я отправляю фотографию Свифт и тут же получаю уведомление, что сообщение получено. Я представляю себе, как она сравнивает мой снимок со снимком в «Лондон газетт». Наверное, сейчас она напишет, что мне просто показалось. Но телефон молчит.

Чтобы отвлечься, я пишу Кейти – интересно, как прошло ее собеседование? Оно должно было закончиться несколько часов назад, и я понимаю, что Кейти не связалась со мной из-за того, что я сказала сегодня утром. Я прячу телефон в карман.

Вернувшись в офис, я застаю Грехема перед моим столом: начальник роется в моем ящике. Когда я открываю дверь, он резко выпрямляется и шея у него наливается кровью – не от смущения, а от раздражения, что его застукали.

– Что-то ищете?

Искать ему там нечего. В верхнем ящике лежат конверты, ручки и резинки для скрепления бумаг. Интересно, открывал ли он остальные? В центральном я храню старые записные книжки – они аккуратно сортированы на случай, если мне нужно будет что-то проверить. Нижний ящик – свалка: там спрятаны мои тренировочные штаны (когда-то я думала, что перед уходом домой могу ходить на пробежку на набережную, но потом забросила эту идею, а штаны так и не забрала домой), запасные колготки, упаковка тампонов. Мне хочется сказать Грехему, чтобы он убрал руки от моих личных вещей, но я знаю, что он мне ответит: мол, это его офис, его стол, его ящики. Если бы Грехем Холлоу сдавал кому-то квартиру, то в день получения оплаты открывал бы дверь своими ключами, не постучавшись.

– Ключи от многоквартирки. В шкафу их нет.

Я подхожу к металлическому шкафчику рядом с архивной картотекой в коридоре. «Многоквартиркой» мы прозвали офисное здание в квартале, где раньше находилась городская АТС. Я смотрю на крючок с подписью «А» – и сразу нахожу ключи.

– Я думала, кварталом АТС занимается Ронан.

Ронан – последний в длинной череде постоянно меняющихся помощников маклера. Все ассистенты – мужчины, поскольку Грехем не верит в способность женщины грамотно провести переговоры. Все они так похожи друг на друга, будто их клонировали на одной и той же фабрике: новый ассистент появляется на следующий же день после того, как уходит старый, и одет он всегда в точно такой же костюм. Помощники в фирме долго не задерживаются – отсюда бегут как хорошие, так и плохие сотрудники.

То ли Грехем не слышит моего вопроса, то ли предпочитает не обращать на него внимания. Забрав ключи и напомнив мне о том, что скоро новые арендаторы офиса в небоскребе «Черчилл Плейс» придут подписать договор, он уходит, звякнув колокольчиком над дверью.

Он не доверяет Ронану, вот в чем проблема. Он никому из нас не доверяет – и поэтому вместо того, чтобы сидеть в офисе, где и должен был бы оставаться, он занимается полевой работой, всех проверяя и всем мешая.

На станции «Кеннон-стрит» полно мужчин в деловых костюмах. Я проталкиваюсь по платформе почти до туннеля – в первом вагоне всегда меньше людей, и, когда мы доедем до станции «Уайтчепел», дверь откроется прямо напротив выхода.

В поезде я подбираю сегодняшний выпуск «Лондон газетт», брошенный на грязной полочке за моим сиденьем, и сразу смотрю рубрику объявлений. Объявление с тем же номером неработающего телефона – 0809 4 733 968 – тут же бросается мне в глаза. На сегодняшнем снимке брюнетка: широкая улыбка, белые зубы и, судя по низу фотографии, большая грудь. На шее у нее тонкая цепочка с маленьким серебряным крестиком.

Знает ли она, что ее фотографию напечатали в рубрике объявлений?

Констебль Свифт со мной так и не связалась, но я уговариваю себя, что отсутствие ответа должно радовать меня, а не тревожить. Она бы сразу же перезвонила, если бы стоило волноваться. Как врач, который непременно позвонит, если анализы плохие. Отсутствие новостей – это уже хорошие новости, верно? Саймон был прав, это не моя фотография в газете.

На станции «Уайтчепел» я делаю пересадку, чтобы сесть на электричку до «Кристал Пэлас». В переходе я слышу сзади шаги. В этом нет ничего удивительного: в метро все звуки искажаются, отражаясь от стен, усиливаясь и переплетаясь, отчего кажется, что по коридору идут, бегут, топочут десятки людей.

Но я не могу отделаться от ощущения, что с этими шагами что-то не так.

Меня преследуют.

Когда мне было восемнадцать, я возвращалась домой из магазина. Тогда я только недавно забеременела Джастином, и грядущее материнство сделало меня невероятно осторожной – на каждом углу мне чудилась опасность. Вот об этот выступ на мостовой я могу споткнуться, вон тот велосипедист меня точно собьет. Я чувствовала такую ответственность за растущую во мне жизнь, что даже дорогу спокойно не могла перейти, не подумав о том, что это опасно.

В тот раз я пошла в магазин за молоком, сказав маме Мэтта, что мне пойдет на пользу прогулка. Мне так хотелось помочь ей, отблагодарить за то, что приняла меня к себе в дом… Уже сгустились сумерки, и по дороге домой я вдруг поняла, что кто-то за мной идет. Я ничего не услышала, просто во мне вдруг вспыхнула уверенность в том, что меня преследуют, – более того, этот человек не хочет, чтобы я его заметила!

Сейчас я ощущаю ту же уверенность.

Тогда я не знала, что мне делать. Я перешла на другую сторону дороги – но преследовавший не отставал. Я слышала его шаги, он догонял меня и уже не прятался. Оглянувшись, я увидела мужчину – парня не старше Мэтта, куртка с капюшоном, руки в карманах, шарф закрывает нижнюю часть лица.

Путь можно было срезать через узкую улочку за рядом домов, не улочку даже, а переулок. «Так будет быстрее», – решила я. Тогда я не рассуждала логически, мне просто хотелось поскорее оказаться дома, в безопасности.