— Ай! — воскликнул я, энергично потряхивая рукой. Каждая уловка была хороша, только бы отвлечь его внимания от огня. Кстати, я сам изо всех сил старался не смотреть в сторону камина.

Щелкнула телефонная трубка, и появился величественно шагающий Кенникен.

— Дипломаты! — презрительно бросил он. — Будто у нас нет других забот.

Пырнул меня большим пальцем.

— Ну, хорошо, вставай!

Я поднял папиросу.

— А как быть с ней?

— Докуришь снаружи. У тебя будет много вре...

Взрыв баллона в закрытом помещении оказался оглушающе сильным, а взрывная волна разбросала по всей комнате кусочки торфяного жара. Я ждал того, что произошло и, конечно, среагировал быстрее, чем кто-либо из них. Не обратил внимания, что кусочек раскаленного торфа обжег мне шею, а вот полностью застигнутый врасплох Григорий не сумел справить­ся с горящим куском, который угодил ему на кисть руки, взвыл от боли и выпустил оружие.

Я метнулся через комнату, схватил пистолет и дважды выстрелил Гри­горию в грудь. Тут же развернулся, чтобы прихлопнуть Кенникена, прежде чем тот придет в себя. Он стряхивал с себя горящий торф, на звук выстре­лов обернулся в мою сторону. Увидев нацеленный в него пистолет, схватил настольную лампу и изо всех сил швырнул в меня. Я уклонился, и поэтому пуля прошла мимо. Лампа пролетела над головой, угодив в лицо Ильичу, который как раз открыл дверь, торопясь на звуки выстрелов.

Это избавило меня от необходимости открывать дверь. Я оттолкнул Ильича и, спотыкаясь, выскочил в коридор, где с облегчением обнару­жил, что входная дверь тоже открыта. Кенникен доставил мне несколько тяжелых минут, и я с радостью рассчитался бы с ним, но момент оказался неподходящим. Выскочив из дома, пробежал мимо лишенного всех четы­рех колес фольксвагена. Мимоходом послал еще на всякий случай пулю в сторону здоровяка, пытаясь этим аргументом убедить его не высовывать голову. Я вбежал в темноту, которая, к моему сожалению, оказалась не такой и темной, как бы желал, и направился в сторону пустыря.

На этой местности доминировала лава, испещренная морщинами извержений и покрытая толстым ковром мха со смутно вырисовывающи­мися кое-где карликовыми березками. Если бы я пересекал эту местность днем, то смог бы пройти за час не более полутора километров, не сломав при этом себе ноги в лодыжке. Передвижение в темноте требовало от меня громадных усилий, понимал, что перелом или даже вывих ноги означает для меня смерть на месте.

Благополучно преодолел метров четыреста и, прежде чем остано­виться, оставил уже за собой берег озера, приблизившись к дороге. Огля­нувшись, увидел окна комнаты, в которой был узником. Заметил какое-то мигание, а потом занавеси вспыхнули. Послышались отдаленные крики, какая-то фигура промелькнула возле окна, но ничто не указывало, что за мной организовали погоню. Пожалуй, они даже не знали, в какую сторону я побежал.

Передо мной высился массив застывшей лавы, за которым, как предпо­лагал, должна проходить дорога. Я двинулся в ту сторону и начал подъем. Мне нужно было оказаться по ту сторону и исчезнуть с их поля зрения, прежде чем наступит уже близкий рассвет.

Передвигаясь на животе, я преодолел хребет возвышенности и очу­тился под заслоном массива. Поднявшись на ноги, увидел расплывчато маячившую впереди прямую, темную линию, которая не могла быть ничем другим, как дорогой. Хотел уже двинуться в ту сторону, как чья-то рука провела на мне удушающий захват, и одновременно правая кисть оказалась словно в тисках.

— Брось оружие! — хриплым шепотом по-русски приказал незнако­мец.

Я выпустил пистолет и в ту же секунду полетел вперед от сильного толчка в спину, споткнулся и упал.

Подняв голову, наткнулся на слепящий свет фонаря, и в его блеске увидел ствол пистолета.

— О боже, это ты! — удивленно воскликнул Джек Кейс.

— Убери от меня этот проклятый свет! — крикнул я и принялся масси­ровать себе шею. — Куда ты, черт возьми, исчез тогда в Гейсир?

— Мне очень неприятно. Когда я приехал в отель, он уже был там.

— А говорил.

Он прервал меня с ноткой раздражения:

— Ради всех святых, я же не мог тебе сказать, что он в отеле. Ты нахо­дился в таком состоянии, что разорвал бы его на куски.

— Вот и выяснилось, какой ты друг, — с горечью сказал я. — Но не время сейчас заниматься сведением счетов. Где твой автомобиль?

— Стоит здесь рядом, на шоссе.

Он спрятал пистолет.

Я быстро принял решение. Не мог сейчас доверять ни Джеку, ни кому- нибудь другому.

— Джек, можешь передать Тэггарту, что я отвезу посылку в Рейкьявик.

— Хорошо, но сейчас сматываемся отсюда.

Я подошел к нему ближе.

— Я не верю тебе, Джек.

Молниеносным движением всадил ему в солнечное сплетение три выпрямленных пальца. Он глубоко выдохнул и согнулся пополам. Я врезал ему ребром ладони по шее, и он упал у моих ног. В рукопашном бою мы с ним были равноценными партнерами, и не думаю, что мне удалось бы справиться с ним так легко, ожидай он моего нападения.

Где-то вдали заработал двигатель автомобиля, и справа по небу заша­рили лучи фар. Я упал ничком на землю. Слышал, как машина поднимается вверх по склону и направляется в Тингветлир, откуда я недавно приехал в обществе Кенникена.

Когда шум мотора утих, я обыскал карманы Джека. Забрал у него ключи и пистолет. Оружие Григория чисто вытер и выбросил. Затем нашел автомобиль Джека.

Это был вольво, припаркованный рядом на дороге. Мотор ровно загу­дел, и я двинулся в путь, не включая фар. Меня ожидало долгое возвраще­ние в Лаугарватн вокруг озера Тингвадлаватн, но, честно говоря, я готов был ехать еще дальше, лишь бы не возвращаться туда, откуда только что вырвался.

В Лаугарватн приехал около пяти утра. Автомобиль оставил рядом и, выходя из него, заметил за занавесками окна какое-то движение. Через минуту из дома выбежала Элин и бросилась мне в объятия.

— Алан! — крикнула. — У тебя лицо в крови.

Я дотронулся до щеки и почувствовал застывшую кровь, которая, по-видимому, какое-то время сочилась из рассеченной раны. Получил ее, наверное, во время взрыва баллона.

— Идем в дом, — ответил я.

В холле мы встретили Сигурлин. Она осмотрела меня с головы до ног и заявила:

— У тебя прожжен пиджак.

Я глянул на дырки в ткани.

— Да, — согласился. — Пожалуй, был неосторожен.

— Что случилось? — Элин подгоняла меня.

— Состоялась. состоялась беседа с Кенникеном, — коротко ответил.

Начала проявляться моя усталость. Однако пришлось взять себя в

руки, времени на отдых не оставалось.

— У тебя есть кофе? — спросил у Сигурлин.

Элин схватила меня за руку.

— Что случилось? Что Кенникен?..

— Позже тебе расскажу.

Тут же подключилась Сигурлин.

— У тебя вид, будто не спал неделю. Наверху есть свободная кровать.

Я покачал головой.

— Нет, спасибо, я. мы. мы должны ехать.

Они посмотрели друг на друга, после чего Сигурлин сделала деловое предложение.

— Во всяком случае, кофе ты можешь выпить. Он уже готов. Мы всю ночь пили кофе. Идем на кухню.

Я уселся за кухонный стол и, не жалея, насыпал сахару в черный, источа­ющий аромат кипяток. Никогда еще не держал во рту ничего более вкусного. Сигурлин подошла к окну и посмотрела на вольво, стоящий у дома.

— А где фольксваген?

Я скривился.

— Можешь поставить на нем крест.

Мне представился случай бросить на него лишь поверхностный взгляд, но и того короткого мгновения хватило, чтобы заметить: Ильич действительно разобрал фольксваген на части.

— Сколько он стоил? — спросил я и сунул руку в карман за чековой книжкой. Она остановила меня нетерпеливым жестом.

— Это может подождать, — в ее голосе зазвучала резкая нота. — Элин рассказала мне все о Слэйде и Кенникене.

— Ты не должна была этого делать, Элин, — спокойно заметил я.

— Должна же кому-то довериться, — взорвалась та.

— Нужно немедленно идти в полицию, — решила Сигурлин.