- Ибо прокуроры наследуют Землю, - тихо сказала Люся и начала осторожно надевать на голову темный парик с конским хвостиком. - Уж во всяком случае, они без картошки не останутся и без лыка, надо думать, тоже. Мировым голодранцам здесь точно ничего не светит. Ну а прокуратура была, есть и будет всегда.

Из утренних уголовных новостей она уже знала, что Пампушечке удалось благополучно пережить эту ночь, и что он уже улетел в Неаполь прожигать папино генеральское наследство. "Все складывается удачно, - думала Люся, расчесывая хвостик. - Я получу диплом, а Пампушечка к тому времени уже проголодается и вернется обратно. С него можно будет и начать. У него очень надежное в процессуальном плане дело. Вот что значит - иметь настоящие генеральские гены".

Подкрышен позвонил, когда Люся уже вышла из подъезда и подняла руку, призывая такси.

- Эмилий, я не знала, какой ты на самом деле расчетливый и циничный человек, - сказала Люся в холодное стекло своего смартфона. - Ожидать кризиса, чтобы потом делать деньги на горе других людей? Это уже слишком. Прощай, Эмилий.

Мембрана смартфона еще вибрировала сбивчивыми оправданиями Подкрышена, когда Люся размахнулась и забросила его в сугроб. Она вдохнула морозный воздух полной упругой грудью, улыбнулась и громко сказала:

- Прощай Бобров! Прощай ненавистный город!

Такси уже подъехало, и Люся решительно взялась за ручку задней правой дверцы. Путь на Москву был открыт. Он сейчас лежал перед нею и как бы сам предлагал ей сделать первый - самый важный и ответственный шаг.

Конечно, Подкрышен ничего этого не знал, так как ехал по центральному городскому проспекту в противоположном направлении. Поэтому он продолжал набирать номер Адельки еще некоторое время, но в ответ слышал только безнадежные длинные гудки. Все это было ужасно неприятно Эмилию, ведь он успел уже привязаться к Адельке и где-то даже, по-своему, конечно, полюбить ее. Да и охотиться на новых партнерш он уже давно устал, и джинсы вот уже плохо сходились в поясе, да и вообще... На интимном фронте все складывалось плохо, очень плохо.

- Баба извилины выкручивает, а-ха-ха? - спросил таксист, когда Эмилий запихивал смартфон в карман.

- Ты лучше на дорогу-то смотри, - хмуро сказал Подкрышен. - А то размажемся сейчас по какому-нибудь трактору, и все извилины наружу высыплются, хрен потом подберешь и бабам выкручивать будет нечего.

- Правильно, а-ха-ха! - воскликнул таксист, нервно поерзав на сиденье. - Тут как раз сегодня ночью, а-ха-ха, какой-то лох бэху почти новую о березу ударил. Можно сказать - угробил идеальный автомобиль, макака-гиббон а-ха-ха! Но его извилин нигде видно не было. Вот ведь бывают люди без извилин, а-ха-ха, да?

- И не говори, - сказал Эмилий, косясь на таксиста недобрым глазом. - Таким что бэху о березу стукнуть, что мерина об осину, что какого-нибудь безмозглого гиббона о пальму - один хрен.

- Вот-вот! - оживился таксист, хлопая ладонями по баранке. - Мне бы такую бэху, эх, а-ха-ха! Надавил на педаль и - вези меня, извозчик по гулкой мостовой, а если я усну, шмонать меня не надо, а-ха-ха!

Эмилий уже давно заметил, что извозчик у него какой-то странный. Он, например, глушил и заводил двигатель своей развалюхи, похлопывая ладонями по рулю, постоянно ерзал на сиденье, и все время лез к незнакомому клиенту с пустыми разговорами. И это странное "а-ха-ха". "Уж не зебра ли? - подумал Эмилий. - Подослала еще одного охотника - разговорчивого и за рулем, а я как дурак, еще и уселся на переднее сиденье. Раззява". Он решил легонько прощупать таксиста отвлеченным разговором.

- Все ведь от отсутствия идей происходит, - заметил он осторожно, когда таксист хлопнул ладонями по рулю, останавливаясь перед очередной ситуативной пробкой. Перед машиной как раз остановился человек в грязном оранжевом жилете. Он смотрел на лобовое стекло развалюхи пустыми стеклянными глазами и легонько покачивал широкой деревянной лопатой. - Вот, например - по глазам же видно, что идеи у этого человека отсутствуют полностью.

- Точно! Эй, ты! Чего встал? Иди себе свой снег убирать в другом месте! - закричал таксист, резко и быстро высовываясь из окна. Ремень безопасности сильно натянулся, кабина накренилась, а Эмилий от неожиданности даже вздрогнул. - Да я бы без своей идеи и минуты прожить бы не смог, - сказал таксист, возвращаясь в салон. - Нет, правда.

- В самом деле? - удивился Подкрышен. - Выходит, что она у тебя есть?

- Конечно! - воскликнул таксист, хлопая по рулю и запуская двигатель.

- А какая, рассказать не жалко?

- Не вопрос! - закричал таксист прямо в лобовое стекло и тут же тронулся с места. - А-ха-ха! Я хочу, чтобы вокруг все было идеальным. Такая вот у меня идея.

- Это как же?

- Ну, вот смотри - едем мы по этой дороге, а она ведь не идеальная?

- Конечно.

- Ну, так вот. А моя идея и заключается в том, чтобы она сделалась идеальной, а-ха-ха, зараза! И машина вот эта - не идеальная. - таксист хлопнул ладонями по рулю и двигатель заглох. Он хлопнул еще раз, запустил двигатель и продолжил .- А я хочу, чтобы была - идеальная. Хочу каждый вечер возвращаться в идеальный дом, и чтобы идеальная жена уже ждала меня там с идеальным ужином.

- Ну и аппетиты у тебя, парень, - печально заметил Подкрышен. - Идеалист прямо какой-то... Тебе бы в Германии родиться с такой идеей.

- А ты думаешь, немцы секрет идеальности знают? - спросил таксист, резко разворачиваясь к Подкрышену.

- Ты на дорогу-то смотри! - воскликнул Эмилий, отстраняясь. - А то сейчас по вон тому самосвалу размажемся, а он ведь тоже не идеальный.

- Точно, а-ха-ха! - воскликнул таксист, возвращаясь за руль. - Эх, поймать бы здесь какого-нибудь немца, да и выпытать у него секрет этой самой идеальности.

- Он не скажет.

- Это почему же?

- Да ведь ты и сам не идеальный, наверное? Не поймешь, ведь - в чем фишка идеальности заключается.

- Это - да, а-ха-ха, - согласился таксист. - А иначе, зачем бы я ко всему идеальному стремился тогда?

"Идиот, - подумал Подкрышен. - Впрочем, такой вот идеалист по случайному самосвалу размажет идеально просто, и глазом не моргнет. Будешь тогда лежать в не идеальном гробу. Правда, под почти идеальным памятником собственного производства. Мне ли не знать о таком, мне ли не ведать?"

Таксист вдруг о чем-то задумался, возможно - о своей врожденной неидеальности, а затем включил радио. Пронзительный, наполненный какой-то, то ли грустью, то ли болью, мужской голос пропел:

Гудбай, Америка, о!

Где я не буду никогда,

Услы-ы-ышу ли пе-е-есню,

Которую запомню на все-е-егда?

А-ла-ла, ла-ла, ла-ла, лай-лай...

"Ах, Америка-Америка, - с грустью подумал Эмилий.- А что есть, в сущности, эта самая Америка?" Подкрышен уже готов был погрузиться в размышления о судьбах Америки, как следующий куплет отвлек его.

Мне стали слишком малы,

Твои тертые джи-и-инсы...

"И ведь верно, - подумал Эмилий. - Джинсы уже не застегиваются. А тут еще этот хвост снизу давит, зараза. Нужно было его оборвать к едрене фене еще в отеле и не мучится... На кой он мне без моей Ади? Или я пятьдесят тысяч пожалел, а не хвост? Какой же я все-таки бизнесмен. Бизнесмен до мозга костей. Адежда, похоже права - я циник. Так ведь я этого никогда и не скрывал..."

Эмилий стал смотреть в окно на проплывающие мимо березы. Такси уже выехало на околицу Боброва, и скорость продвижения резко снизилась. То тут, то там начали попадаться разбитые автомобили, мигалки ДПС и кареты скорой помощи.

- Все такое неидеальное... - тихо произнес таксист, сосредотачиваясь на управлении развалюхой.

Эмилий тяжело вздохнул и сказал: