Олеся шла непривычно медленно для самой себя. Подол её юбки развивался на ветру. Олеся никуда не спешила и снова ловила себя на мысли, что лето наступило слишком рано, даже не дождавшись окончания весны. В прошлом году май был более холодным. Теперь же всё вокруг цвело и светилось под лучами солнца, будто климат северо-запада вдруг смягчился.

Олеся глядела по сторонам на зеленеющие деревья, на сочную траву под своими ногами, словно искала подвох. И он нашёлся – на школьном дворе двое мальчишек играли в футбол. Только вместо мяча они приспособили чью-то сумку. И вряд ли она принадлежала кому-то из них. О том, что сумка девчачья буквально кричали вышитые на ней красные бабочки. Такой дизайн обычно не носят парни. И Олеся прекрасно это знала. Наверняка, сорванцы утащили сумку своей одноклассницы. Вот нахалы!

– Что вы творите? – крикнула она им.

– Училка! Валим! – засуетились парни и рванули в разные стороны.

– Сейчас догоню, и получите у меня! – сказала она им вслед.

Затем она подошла к сумке и принялась собирать выпавшие оттуда учебники и тетради. Они валялись на земле, в дорожной пыли, будто были совсем не нужны их владелице. Даже странно. На ее месте Олеся прибила бы негодников, устроивших такое с её вещами. Конечно, в словесной форме. Драться она не умела.

От негодования она упустила несколько листков, которые тут же унесло ветром. Впрочем, один из них удалось спасти. На нем был рисунок, изображенный простым карандашом, черно-белый, но так мастерски сделанный. Олеся даже залюбовалась на парня и девушку, изображенных там. Они сидели на соседних скамейках по разные стороны дороги, будто поссорились, и не глядели друг на друга. Оба грустные. А из глаз девушки лились слезы, почти как настоящие.

Олеся не умела рисовать. В тот момент она очень пожалела, что никогда даже не пыталась научиться.

Она сложила рисунок вчетверо, подняла с земли сумку и направилась в школу.

Возле учительской она услышала разговор трех девочек, в классе которых еще недавно преподавала.

– У неё нашли бутылку, – говорила одна из них, – так она её почти всю выпила, прикиньте?

Но заметив Олесю, девочки сразу замолчали. Лишь одна из них тихо поприветствовала её. Олеся поздоровалась в ответ, поинтересовавшись у девочек, почему они не на уроке.

– Нас освободили, – ответила одна из школьниц. – У нас…

Но подруга перебила её, не дав договорить:

– Экзамены! Нам пора готовиться.

И все трое быстро удалились.

Олеся осталась одна, наедине с каким-то странным ощущением, будто что-то сделала не так. Она снова задумалась, правильно ли она выбрала себе профессию. Ей хотелось быть другом своим ученикам, а они сторонились её. Но о плохом она решила подумать в другой раз. Она вошла в учительскую, где должна была встретиться со своей руководительницей, завучем школы, Жанной Александровной. Но кроме Жанны, там Олесю ожидал коренастый мужчина лет тридцати пяти в полицейской форме. В руках он держал кожаную папку. Из чего Олеся сделала простой вывод – он пришел для допроса. От волнения она затолкала найденный ей рисунок в карман своего пиджака. Затем она поздоровалась и поставила на стол сумку.

– Нашла на улице, – добавила она. – У школы.

Полицейский достал из сумки дневник. Так он узнал, кому она принадлежала.

– Её, – сказал он.

Олеся заволновалась еще больше. Она не догадалась заглянуть в дневник. И теперь даже боялась предположить, что случилось. В одном она была почти уверена – неприятности были у кого-то из учеников. Она не стала ни о чем расспрашивать, желая поскорее уйти.

Но Жанна Александровна осторожно указала на неё полицейскому, будто на какую-то преступницу. Он тут же остановил Олесю.

– Вы Скрипникова Олеся Эдуардовна? – спросил он.

– Да, – хлопая глазами, ответила Олеся.

Мужчина представился капитаном полиции Смирновым. Больше Олеся от волнения ничего не запомнила. Она бы и фамилию его не запомнила, не будь та столь распространенной.

– Я вас оставлю, – сказала Жанна Александровна и быстро просочилась в коридор.

На секунду Олеся почувствовала себя преданной. Её оставили один на один с полицейским, который явно под кого-то «копал». Вопрос под кого именно?!

– Садитесь, – предложил ей капитан Смирнов. – Обычное дело. Задам вам пару вопросов.

Он пристально поглядел на неё. Она села на край стула и замерла, словно ей было, что скрывать.

Капитан расположился за столом напротив нее, положив перед собой свою папку и фуражку.

– Что преподаете?

– Английский язык. Я практикантка.

– В каких классах?

Капитан задавал вопросы, почти не глядя на Олесю, постоянно что-то записывая.

– В начальных, шестом и девятом, – отвечала она. – Везде понемногу, – натянуто улыбнулась она.

– А сколько вам лет?

– Двадцать два.

– То есть ученики с вами на «ты»?

– Нет, – чуть замялась Олеся, не любившая отвечать на вопросы, – как обычно, по имени отчеству. А что?

– Вы не пугайтесь! От вас требуется охарактеризовать только одного человечка. Сможете?

– Кого?

– Юлю Никитину.

– Юлю? – удивилась Олеся и бросила взгляд на найденную ей сумку.

Юля была её ученицей и не только…

В тот же миг Олеся поняла, что вовсе не так хорошо знала эту девочку. Но боясь вызвать излишние подозрения своим молчание, сказала:

– Она хорошая. Учится хорошо. Старательная.

– Вы с ней общались вне класса?

– Пару раз, – умышленно соврала Олеся.

Она общалась с Юлей чаще, чем полагается учителю. И общих тем у них было куда больше, чем мог представить себе капитан Смирнов. Еще бы! Они обе были сиротками, оставшимися на попечение родственников (не самых близких). Обе предоставлены сами себе. Обе не имели друзей-сверстников, с кем обычно разговаривают по душам. Обе одиночки и обе скрытные. Неудивительно, что у них появились общие секретики, но кое-чего Олеся всё же не знала про Юлю…

– О чём вы общались? – поинтересовался капитан Смирнов.

– Да так, – Олеся задумалась и после короткого молчания добавила: – об учебе.

– О мальчиках говорили?

– Нет, нет, – нервно замотала головой она, чем выдала свою ложь.

Капитан нисколечко ей не поверил.

– О чем конкретно или о ком вы общались? – продолжал он.

Ну, конечно, они общались о мальчиках. Юля даже звонила ей и писала через социальные сети. Олеся в какой-то степени ощущала себя её наставницей или, на худой конец, старшей подругой. И это обстоятельство грело Олесину душу. А кто не хочет стать авторитетом?!

Но сейчас Олеся не хотела вдаваться в подробности их с Юлей бесед, хотя прекрасно помнила каждую из них. И эти воспоминания вновь и вновь возникали в памяти Олеси, будто она вернулась назад в прошлое. Она снова сидела рядом с Юлей, а та рассказывала ей о своем парне. И эти разговоры уже успели наскучить Олесе.

– Он хочет, чтобы у нас были взрослые отношения, – говорила ей Юля. – Ну, вы понимаете. А я не хочу.

– Тогда так ему и скажи, – отвечала ей Олеся.

– А если он меня бросит.

– Если бросит, значит, он не твой человек.

Тогда для Олеси было очень просто раздавать взрослые советы. О чем она только думала, оставляя Юле свой номер телефона, записав его на первом попавшемся клочке бумаги. Рассчитывала ли она, что девочка ей позвонит?! Вряд ли! Но всё оказалось совсем наоборот. Олеся стала буквально личной советчицей Юли. Об этом не стоит знать полиции. Так считала Олеся. Капитан Смирнов всё равно не поймет. Он сидел напротив неё и сверлил её глазами, упрямо повторяя свой вопрос:

– О чем вы с ней говорили?

Олеся еще пару секунд помолчала и ответила:

– Не помню. А что всё-таки случилось? Что-то с Юлей?

На этот раз несколько секунд помолчал он, а затем сказал:

– Она покончила с собой. Вот её предсмертная записка.

Капитан достал из своей папки прозрачный файл-вкладыш с огрызком бумаги внутри и протянул его Олесе. А на огрызке аккуратным девичьим почерком было написано: «Я не хочу жить. Всё из-за Вас, Олеся Эдуардовна. Вы во всем виноваты! Зря я сделала, как Вы сказали…»