Сан, чтобы остановить начавшееся крупномасштабное австрийское наступление. Генерал Брусилов приказал всем частям Восьмой армии, находящимся на левом берегу реки Сан, немедленно переправиться на правый берег для организации там эффективной обороны. Кроме того, граф Келлер сообщает, что по последним данным нашей разведки передовые части противника появились в Мезалаборжском проходе. В любой момент они могут отрезать нам отход на Санок.

В связи с этим выполняем распоряжение генерал-лейтенанта графа Келлера следующим образом: обороняемся до наступления темноты. Затем, по моему приказу, все эскадроны и пулемётная команда ротмистра Пальшау, скрытно покидают свои позиции и, стараясь не создавать шума, отходят. В арьергарде - эскадрон Барбовича.

Утром 24 сентября Десятый гусарский Ингерманландский полк соединился с основными

силами Десятой кавалерийской дивизии в городе Санок. Переправиться на правый берег оказалось невозможно. Из-за выпавших дождей вода в реке Сан поднялась больше чем на две сажени.

Тогда генерал-лейтенант граф Келлер принял очень рискованное решение: совершить фланговый марш на север вдоль левого берега реки Сан в то время, когда наступавшие с запада австрийцы в любой момент могли прижать Десятую кавалерийскую дивизию к воде.

Было приказано оставить только самое необходимое, чтобы обеспечить дивизии необходимую маневренность.

Впереди на рысях шли сотни Оренбургского казачьего полка. За ними, жутко скрипя, подпрыгивая на кочках, катились санитарные и обозные фуры и повозки. Потом на рысях мчались уланы, драгуны... В арьергарде находились гусарские эскадроны.

- Что грустишь, "Рубенс"? - с Головинским поравнялся Эмних.

- Настроение плохое. - Нехотя ответил Владимир.

- А я знаю почему оно у тебя плохое! У меня тоже оно такое же. Вместо того, чтобы через неделю форсировать Дунай, мы снова будем переправляться через Сан! Хочется плеваться и материться одновременно. - С горечью в голосе поделился с Головинским своими мыслями Виктор.

- Я об этом всё время думаю! - признался Владимир, но не сказал Эмниху о том, что он смертельно устал. У Головинского уже "двоилось" в глазах. Ноги и руки были "ватными". Владимир мечтал лишь об одном: упасть на мокрую землю и заснуть.

Наконец у местечка Радымно было найдено подходящее место для переправы на правый берег реки Сан.

Стремительно темнело. Остановились в какой-то деревне. Головинский смутно помнил, как он отдал "Камчатку" своему вестовому Мищенко, зашёл в низкую халупу, снял шинель, бросил на пол и упал на неё, теряя сознание.

Владимир проснулся от страшного звериного рыка над самым ухом: " Что это? Где это я?" - подумал он.

Низкий потолок, маленькие оконца, деревянные стены. Он лежал на полу на шинели, а рядом жутко храпел Пётр Васецкий.

- Так вот кто это "рычит"! - догадался Головинский и встал со своего ложа.

Владимир вышел из халупы. Клочки тумана медленно ползли над верхушками деревьев. Где-то в соседнем дворе истошно орал петух...

- Владимир Юрьевич! - вдруг кто-то окликнул Головинского.

- Почему Владимир Юрьевич, а не "ваше благородие"? - возмутился он про себя.

- Владимир Юрьевич! Владимир Юрьевич! Насилу вас нашли! Слава тебе, Господи! Неделю ездим из деревни в деревню. Спрашиваем у всех, где ингерманладцы? Нас посылают то туда,

то сюда... Нашли!

Перед Головинским стоял Прохор Ивашов, старший конюх отцовского конезавода и какой-то парень с лохматой кудрявой головой.

- Прохор?! Прохор, неужели ты? Здесь? - поразился Владимир.

- Здравствуйте, Владимир Юрьевич! Мы по приказу вашего батюшки двух жеребцов вам доставили.

- Прохор, как рад я тебя видеть! - Головинский в порыве эмоций обнял Ивашова, - а это кто с тобой?

- Как кто? Это же Мишанька Масловский!

- Мишка? - удивился Владимир, не узнавая в крепком парне своего ровесника и друга детства. - Ну здравствуй, Мишка! - Головинский обнял Масловского.

- Мишка, ну чего стоишь? Давай веди коней! - поторопил своего напарника Прохор.

- Красавцы! Какие красавцы! - восхитился Владимир, увидев двух жеребцов серой масти. - Особенно вот этот!

- Так это "Салтан"! Его вам Юрий Михайлович посылает, а другой - "Янтарь" - это подарок полку, в котором ваш батюшка службу начинал. - Объяснил Прохор.

- Невероятно! Просто невероятно, какой красавец! - с восхищением шептал Владимир, поглаживая шею четырёхлетнего жеребца.

- Один из лучших представителей орловской верховой породы! Объезженный. По седло готов. - Нахваливал "Салтана" Прохор, - ваш батюшка говорит, что больших денег стоит жеребец этот.

- Да я вижу, Прохор, что это не простой конь. Смотри, какая у него развитая грудь. Прямая спина. Шея гибкая. Красивая голова. А глаза, а глаза, Прохор, смотри какие у него умнейшие глаза! Подождите, я сейчас командиру эскадрона доложу.

Головинский с трудом разыскал Барбовича. Командир эскадрона только что умылся колодезной водой и вытирался полотенцем, которое подал ему денщик.

- Господин ротмистр, - обратился к Барбовичу Владимир, - мне доставили из дому двух жеребцов. Одного для меня, а другого отец дарит нашему полку.

- Прекрасно, корнет! Коней отправьте ветеринарному врачу на осмотр. О подарке я доложу командиру полка. Думаю, что Чеславский обязательно направит вашему отцу благодарственное письмо. Идите, Головинский!

- Мищенко, это мой жеребец. Зовут "Салтан", а другого - "Янтарь", он для полкового резерва. Отведи их немедленно ветврачу Осипову. - Приказал Владимир своему вестовому.

- А с "Камчаткой" чёвой-то делать, ваше благородь? - поинтересовался Мищенко.

- Сдай её в обоз! Да, пришли мне Петровского!

- Слушаюсь, ваше благородь!

- Ох, братцы, спасибо вам! Ох вы и услужили мне! - Владимир в порыве, захлёстывающих его эмоций, снова обнял Прохора и Мишку.

- Да нас за что благодарить? Это вы, Владимир Юрьевич, батюшку своего благодарите! - подал голос, молчавший до этого Мишанька.

- Владимир Юрьевич, да ещё родители ваши гостинцы вам передали. Мишанька, тащи поклажу! - сказал Прохор своему товарищу.

- Петровский, это мои земляки! Доставили двух жеребцов. Намаялись в пути. Накорми их и выдели место для отдыха! - приказал Головинский подбежавшему унтер-офицеру.

В тяжеленной плетёной корзине с крышкой, переданной ему родителями, Владимир обнаружил дюжину бутылок коньяку, шоколад, окорока, колбасы, хороший чай, туесок с мёдом и три банки его любимого варенья из чёрной смородины. В отдельном пакете лежали триста рублей и письма от отца, мамы и сестёр.