Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— А как Жанна Сергеевна?

— Когда отпуск кончился — в науке он длинный, тридцать шесть рабочих дней — и я пришел на работу, все счастье мое прекратилось.  Жанна Сергеевна увидела меня и, сразу все поняв, потащила в свой кабинет и там сказала, что отравится ядом, если я от нее уйду.  И мужа своего отравит, чтобы в богадельне не жил.

— Да, запахи там, не позавидуешь...

Смирнов покивал замечанию и продолжил:

— И стали мы опять втроем жить — я, Лариса и Жанна…

— Втроем?!

— Ну да.  Лариса, правда, об этом не знала.  Ничего, справлялся, тем более, в химической лаборатории с этими короткохвостыми раками работы стало много, и Жанна Сергеевна большую часть себя отдавала банкам, склянкам и прочим ретортам...

— Ну а крабы? Что за договор у вас с ними был?

— А вы слушайте.  Я уже говорил, что в тот самый момент наш институт вплотную занялся короткохвостыми раками.  Навезли их — вагон и маленькую тележку.  Они по всем коридорам и комнатам туда-сюда лазали, в шкафах одежных на рукавах висели, сухари и печенье с чайных столиков воровали и даже в холодильники лазили.  Короче, везде они были — маленькие и большие, серые и коричневые.  И как-то в пятницу я одного маленького домой в кейсе принес.  Он как таракан в него заскочил, я не заметил и принес.  И зря, надо было его в сугроб вытрясти, чтоб замерз до смерти...

Смирнов замолчал, закурил сигарету и сразу же о ней забыв, напряженно уставился в горизонт.

— А что он у вас наделал?

— Ничего он не наделал.  Ел мясо, как лошадь, бегал туда-сюда, на занавесках висел.  В ванну прыгал...  И смотрел, паразит, смотрел.  А нам с Ларисой хорошо было, мы часто этим самым занимались.  На полу, на кровати, на диване, в прихожей, в ванной...  А он сядет удобно так, чтоб все видно было, и смотрит, смотрит, глазками своими крутя.  Иногда я даже кончить из-за этого никак не мог...

— Ну, краб тут, скорее всего, не причем.  Если вы по три раза на дню этим занимались, да еще, хм, в лаборатории на полставки, то, скорее всего, дело именно в этом.

— Может быть, вы и правы, но, сами понимаете, мне было на кого сваливать мелкие неприятности, и я сваливал...  Однако, в целом, жили мы довольно-таки хорошо, если не сказать лучше всех.  Но однажды, через месяц после того, как этот короткохвостый паразит у меня поселился, — Смирнов, брезгливо морщась, указал на останки съеденного им краба, — мне что-то не по себе стало.  Вы знаете, у меня интуиция неплохо развита, и я остро почувствовал, что он готовит мне горе, неизбывное горе, которое всю оставшуюся жизнь будет сидеть у меня в печенках...  Я взял его за панцирь, крепко взял — у него даже конечности повисли, и поклялся, что зверски съем его и всех его ближайших родственников, если он мне гадость какую сделает.

Но он сделал.  Не осознанно, но сделал.  Представляете, — вот мистика! — скоро крабы в институте начали один за другим дохнуть от какой-то неизвестной аденовирусной болезни.  А мы как раз  вплотную подобрались  к решению задачи съема информации с памяти короткохвостых, точнее, эта задача была уже решена и решена, как ни странно Жанной Сергеевной.  Это она придумала помещать крабов в атмосферу, содержащую пары этилового спирта, да, да, этилового спирта, не смейтесь — все великое просто, а иногда и вульгарно.  Короче, задача съема информации была решена, как всегда, случайно — мензурка со спиртом разбилась, и капелька его попала в камеру цифрующего датчика, и оставалось только научиться записывать ее и выводить на периферию.

И тут такое дело — сплошной падеж всех подряд короткохвостых.  И надо же — зимой! Отечественные крабы все окоченели в зимней спячке, а купить зарубежных мы, сами понимаете, не могли — институт, хоть и номерной, но долларов в кассе не было ни одного.  И надо же было дернуть меня за язык! Представляете, на Ученом совете я предложил коллегам пожертвовать науке своих домашних крабов — к тому времени они уже у всех сотрудников жили, и даже у их родственников и соседей.

Вы не представляете, какая буря поднялась — многие уже сжились со своими короткохвостыми меньшими братьями, имена им  дали, своего я Гошей назвал. А один научный сотрудник, как сплетничали в коридорах, даже разводил их на продажу, то бишь на мясо — представляете, всю кухню аквариумами сверху донизу уставил и разводил.  Не знаю, сколько он там зарабатывал — жадность — это жадность, ей деньги в принципе не важны, но отслюнил он одного дохлого крабика без одной клешни.  Но все остальные принесли вполне приличных, некоторые, конечно, со слезами на глазах, но принесли, после дезинфекции институтских помещений, естественно.  К вечеру следующего дня целых сто девяносто семь штук набрали...

— Вы опять уходите от темы...

— Да вот, ухожу...  Хотя, что уходить — сто слов осталось сказать...  А может, и меньше.

Смирнов замолчал.  Он скорбел по системе Станиславского.

— Ну, говорите же, не томите! — взмолился Роман Аркадьевич.

— Через три дня Жанна Сергеевна покрылась пятнами и перестала меня замечать.  А еще через день ее нашли мертвой в запертом кабинете — его пришлось взламывать.  Она такую дозу цианистого калия приняла, что была вся синяя и в пупырышках.  И представьте картинку: стоим мы все вокруг нее, кто в трансе, кто всхлипывает, кто бледный, как хлористый натрий, кто спиртом халявным в порядок нервы приводит, а этот научный сотрудник, ну, тот, который крабов на дому коммерчески разводил, Грум-Грижимайло его фамилия, между прочим, весьма известная научная фамилия, подходит к видеомагнитофону, нажимает кнопку…

— Ну и что? Почему вы замолчали?

— Потому что через десять секунд после этого я чуть не умер от разрыва сердца...

— А почему? Я ничего не пойму, — растерянно проговорил Роман Аркадьевич.

— Что же тут непонятного? На экране телевизора пошел трехчасовой, не меньше, порнографический фильм...

— Порнографический фильм!?

— Да.  И главные роли в этом фильме играли я и Лариса.

— Как это?

— Да так!  Жанна Сергеевна все вытащила из мозгов Гоши.  Представляете — все.  И фильм, как вы, по-видимому, подумали, был отнюдь не черно-белым, а цветным и очень хорошего качества.  И это еще не все.  Фильм, как я говорил, был трехчасовым, и, пока мои коллеги, раззявив рты и забыв о холодеющем трупе заведующей лабораторией, смотрели, какие мы с Ларисой выделываем коленца и позиции, я поехал к Жанне на квартиру.  Дверь  была заперта, но я не стал звонить, стучать, кричать, просто вызвал службу спасения, и в пять минут они вырезали замки...

— И что? Мужа она тоже убила?

— Да.  Он тоже был синим и в пупырышках...  Но лицо у него было довольное.  Жанна, наверное, ему сказала, перед тем, как яд дать, что на том свете у них все тип-топ будет, там ведь хребтов позвоночных нет, они душам ни к чему.  Увидев его труп, я бросился назад в институт с единственной целью утопить в царской водке подлейшего из подлейших короткохвостых раков.  Однако ничего не вышло. Я узнал, что Жанна Сергеевна за день до смерти отправила Витю Ященко, своего лаборанта, на черноморское побережье Кавказа с приказом выпустить Гошу на волю.  Зачем она эта сделала? — вы можете спросить. Не знаю.  Может, потому что в его рачьей памяти был я, любимый ею человек? Когда лаборант вернулся, я поставил ему три бутылки водки, и, выпив, он рассказал, где выпустил подлеца, из-за которого погибла красивая женщина в расцвете творческих и сексуальных сил.  Найти его было несложно — всех институтских крабов мы кольцуем…

4
{"b":"583820","o":1}