В машине Тамара Петровна села рядом с Ларисой, обняла за плечи, прижала к себе и тихо бормотала всю дорогу:

– Поплачь, поплачь. Хотя ты теперь не плакать – радоваться должна. Все несчастья с тобой уже случились. А значит впереди тебя ждет – что? Правильно, самая большая радость. Иначе и быть не может. Самый темный час ночи – перед рассветом. И уж поверь мне, что Бог не делает – все к лучшему.

Машина затормозила у подъезда и Тамара Петровна, быстро поцеловав Ларису в щеку, вышла.

***

Прожив на свете сорок девять лет, Тамара Петровна так и не смогла понять, почему женщины выбирают порой столь неподходящих для счастья мужчин. Она выросла в большой и дружной семье, вышла замуж и вот уже без малого двадцать пять лет обзаводилась собственной большой семьей. Два года назад оба сына наградили ее обворожительными внучками. На праздники одного большого стола не хватало, ставили два. Выслушивая горестные любовные истории подруг и знакомых, она никак не могла взять в толк: как же так можно было ошибиться в человеке? Ей одного беглого взгляда хватало, чтобы понять: станет этот мужчина приличным мужем и отцом или нет.

Тамара Петровна вышла из лифта и нажала кнопку звонка. Ей открыл высокий молодой человек, несколько взъерошенный, с тревожным взглядом.

– Санников Николай Савельевич, – отчеканила Тамара Петровна.

– Да-да, – посторонился молодой человек. – Проходите.

Она посмотрела на него удивленно. Век живи, век учись: от молодого человека, показавшегося ей в первую минуту весьма славным, несло перегаром. «Ну что ж, – сказала она себе, – не считай, что знаешь все на свете. Жизнь всегда полна сюрпризов…»

Квартира оказалась чистенькой и уютной, а Николай Савельевич – солидным пожилым мужчиной весьма интеллигентного вида. Тамара Петровна покосилась на молодого человека: вид у него был смущенный, глаза – умные и грустные. Она быстро измерила давление старику, нахмурилась, набрала в шприц лекарство, засыпала вопросами:

– Часто это у вас?

– Впервые.

– Повышенные физические нагрузки? Вчера? Сегодня утром?

– У отца ноги парализованы, – осторожно вставил молодой человек.

Тамара Петровна сделала укол. Госпитализировать деда нужно было срочно.

– Значит так, – деловито начала она, – я сейчас схожу за носилками. А вы, – кивнула она молодому человеку, – нам поможете спустить…

– Не надо носилок – спокойно прервал ее Николай Савельевич. – Я никуда не поеду.

Сказал так, что Тамара Петровна сразу поняла: спорить бесполезно. На таких стариков она в своей практике насмотрелась. В принципе, она свое дело сделала, нужно подписывать бумаги об отказе и уезжать.

– Жена его дома? – спросила она резко.

– Мама умерла, – ответил молодой человек.

Сердце у Тамары Петровны на мгновение сжалось. Но паузы в такой момент особенно недопустимы, а потому она потребовала казенным тоном:

– Вы… Как вас зовут?

– Костя.

– Костя, нужно подписать бумаги, что ваш отец отказывается ехать в больницу. Пойдемте на кухню.

Санников-младший послушно написал все, что продиктовала ему Тамара Петровна.

– Теперь пусть отец подпишет и вы тоже, – сказала она.

Константин встал было, но тут Тамара Петровна дернула его за руку с такой силой, что он опустился на стул.

– Что вы себе думаете? – прошипела она. – Ваш отец в крайне тяжелом состоянии, понимаете? За ним нужно наблюдать: день или неделю – сколько потребуется. Нужно мерить давление через каждые полчаса, если будут показания – делать инъекции. Без этого он погибнет! Хотя случай совсем не смертельный. Он не должен погибнуть из-за своего упрямства и вашего равнодушного соучастия. Вы ведь уже потеряли мать…

Она осеклась. Молодой человек был бледен и держался, похоже, из последних сил.

Длинные черные ресницы вздрагивали, губы были плотно сжаты. Тамара Петровна потрепала его по руке.

– Уговори его, слышишь? Пойди, попробуй.

– Это бесполезно, – коротко бросил Костя. – Он и скорую-то не разрешал… Он не поедет. И я, – он замолчал на мгновение, стараясь справиться с собой, – я ничего не могу сделать.

Последние слова он произнес обреченно, словно подписывая самому себе смертный приговор. Людям не всегда можно помочь, – это Тамара Петровна усвоила давно. И уж точно нельзя помочь когда они сами этого не хотят. Молодые бывают глупы или упрямы, но на уговоры поддаются, а вот старики…

– Вы женаты? – спросила Тамара Петровна.

– Нет.

– Ухаживаете за отцом сами?

– Конечно. Да он и не подпустил бы никого другого.

– Намучались?

– Что? – не понял Костя.

– Давно это с ним? – сменила тему Тамара Петровна.

– Как мама умерла – уже два года.

– А лечить пытались?

– Вы же видите, – развел руками Костя.

– Хорошо! – радостно резюмировала Тамара Петровна.

– Что ж хорошего-то?

– Повезло вам сегодня, Константин! У меня фельдшер в машине без дела. Оставлю его вам. Пусть понаблюдает… Вот вам мой телефон. Вечером позвоните, расскажете что и как.

Костя ничего не ответил, но посмотрел так, что самые горячие слова благодарности ничего не добавили бы этому взгляду… Тамара Петровна не стала вызывать лифт – медленно спустилась по лестнице. Ее терзала мысль, что она вмешивается в чужую жизнь, что все это глупо…

– Лариса! – вид у Тамары Петровны был крайне озабоченным. – Тут такая неприятная история… Хорошо, что ты поехала с нами…

***

Костя едва сдержался, чтобы не расцеловать женщину, когда услышал про фельдшера. Господи, есть же на свете добрые люди! Ей ведь ничего не стоило подписать бумаги об отказе и уехать. И что тогда? Тогда он должен был бы сидеть и смотреть, как умирает его отец. Это было бы равносильно самоубийству.

Два года назад погибла мама. Когда-то она была инспектором по делам несовершеннолетних, и они с отцом волновались каждый раз, если она задерживалась на работе. Это, конечно, не оперативная работа, но все-таки… А в последние три года перед пенсией ее перевели в управление. И они успокоились окончательно. Считали, что теперь ей ничего не грозит. А оказалось…

Автомобильная катастрофа, в которой ее крошечную «Оку» смял грузовик, произошла по ее вине. Водитель грузовика – молоденький мальчик – был в таком шоке, что долго не мог говорить членораздельно. По его словам мать ехала по дороге так, словно выбирала, в кого лучше врезаться.

Она действительно выбирала. Перекресток, скорость и отказавшие тормоза. Даже в такой ситуации она думала прежде всего не о себе, а о людях. Крутанув в сторону от автобуса и миновав встречную машину, врезалась в бок мощного грузовика.

Когда отцу сообщили, он упал – нырнул за матерью в небытие. Обморок длился всего несколько секунд, небытие отвергло его, вытолкнув обратно, но безумный его порыв – в ту же минуту последовать за любимой – позволил ему там за что-то крепко уцепиться и выволочь на свет божий несколько маленьких смертей.

Первая касалась его тела. Отказали ноги. Он проклинал свое здоровое, никакими болезнями не подточенное тело, которое в такой ужасный момент, когда ее сердце остановилось навсегда, даже протестовать толком не сумело: умерло лишь наполовину. Тело предало его, стало обузой.

Доктора говорили «нехарактерно», «стационарное обследование», «неврологическая природа». Но слова докторов, посещавших отца в эти самые тяжелые первые дни, проплывали мимо и разбивались о мамин портрет на стене. Она смотрела оттуда на докторов лукаво улыбаясь. А на отца – не смотрела… То ли фотограф попался не опытный, то ли что-то отвлекло ее в тот самый момент, когда полыхнула вспышка, но с какой стороны теперь не смотри на портрет, взгляд всегда был – мимо: убегающий, неуловимый. Тайная символика фотографии привлекала внимание отца куда больше советов докторов. В глубине души он надеялся на скорую встречу.

Вторая смерть касалась его души. Умерли все его желания. Целый месяц он даже с сыном не разговаривал. Лежал и смотрел в потолок, не понимая, какой смысл жить дальше…