Союз с левыми эсерами, выступавшими за продолжение войны с Германией, был разрушен «Брестским миром». И именно подписание Брестского мира, по словам лидеров белого движения, стало переломной точкой, вынудившей их ради спасения России от «немецкого ига» и выполнения союзнического долга выступить против большевиков.
Однако большевики оказались здесь последними, кто отказался продолжать войну. Первым 2 (15) марта 1917 г. отрекся от престола Император и Верховный главнокомандующий Русской армией Николай II. Подписывавший отречение Николая II лидер октябристов А. Гучков сложил с себя полномочия военного министра Временного правительства спустя всего два месяца – в мае, «не желая разделять ответственность за тот тяжкий грех, который творится в отношении родины». «Есть какая-то линия, за которой начинается разрушение того живого, могучего организма, каким является армия»{39}. Реакцию среднего московского обывателя на этот шаг передавал сторонник кадетов, современник событий: «Отказался от обязанностей военного министра А.И. Гучков. Уж если он, которому доступны все тайны войны, пришел в отчаяние от настоящего положения, то кто же теперь будет верить в доведение войны до победного конца?»{40}
Адмирал А. Колчак бросил командование Черноморским флотом в мае 1917 г. без приказа, оправдываясь: «я был поставлен в такое положение, что не мог больше командовать»{41}. В мае Колчак утверждал на заседании правительства: «гораздо проще было идти совершено открытым путем, просто-напросто распустить команды и прекратить деятельность флота, потому, что при таких условиях флот все равно никакой пользы не принесет»{42}. Верховный главнокомандующий русской армией ген. М. Алексеев в начале мая заявит: «Армия на краю гибели. Еще шаг – и она будет ввергнута в бездну, увлечет за собой Россию и ее свободы, и возврата не будет. Виновны все. Вина лежит на всем, что творилось в этом направлении за последние два с половиной месяца»{43}. В сентябре начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего М. Алексеев также уйдет в отставку.
В июле началось наступление русской армии, которое на деле подтвердило – русской армии больше не существовало. Отступление русской армии, по словам Керенского, приняло «поистине катастрофический размах… Ни доводы, ни убеждения больше не действуют, вызывая только угрозы, порой даже стрельбу. Некоторые части оставили позиции, даже не дожидаясь приближения противника… Войска часто покидают позиции при первом огневом залпе противника. Бесчисленные колонны дезертиров, с оружием и без, растянулись на сотни верст, нисколько не думая о своевременном наказании. Порой, таким образом, дезертируют целые части…»{44} В августе из разговора с русскими миссиями в Лондоне Колчак «вывел…, что они смотрят на положение вещей очень мрачно и считают, что это неминуемо кончится проигрышем войны и вынужденным соглашением с немцами…»{45}
Армия во главе со своим высшим командованием проголосовала за мир своими ногами, задолго до того, как большевики пришли к власти. Своим призывом «воткнуть штыки в землю» они лишь констатировали факт самоуничтожения армии, свершившийся еще до того, как они стали реальной политической силой.
На эту данность указывал, например, Колчак: на Черноморском флоте еще «официально такой партии большевиков не существовало… не было такого термина “большевик”», но уже «произошел общий и внутренний развал во флоте»{46}. Деникин в свою очередь признавал: «Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие…»{47} В начале того же мая 1917 г. Колчак констатировал: «Для меня стало ясно, что войну, в сущности говоря, надо считать проигранной, и я положительно затруднялся решить, что предпринять для того, чтобы продолжить войну… фронт у нас в настоящее время разваливается совершенно… оказать сопротивление неприятелю невозможно»{48}.
Воевать русская армия закончила в августе 1917 г., к чему это привело, докладывал американский генеральный консул в Москве: «Солдаты грабят страну, устремившуюся к анархии и гражданской войне, а армия как боевая сила перестала существовать. Ситуация в глубине страны постоянно ухудшается. Идет разгром поместий, владельцев избивают и убивают»{49},[10].
«“Завоеванием” Русской революции…, – констатировал в итоге видный “белый” ген. Н. Головин, – было прекращение войны с центральными державами. Я настаиваю на том, что это было также “завоеванием” русской революции, ибо… истинной двигающей силой нашей революции в начале ее было стихийное стремление русских народных масс прекратить внешнюю войну. И осуществить это свое стремление они могли лишь путем свержения царского правительства, а затем устранения от власти и Временного правительства Керенского»{50}.
Как же непосредственно начинались боевые действия Гражданской войны?
Прелюдия
К первым выступлениям против большевиков можно отнести восстание юнкеров и поход ген. П. Краснова на Петроград. Восстание юнкеров 29 октября было единственной силовой акцией, организованной «Комитетом Спасения…» «в ожидании подхода… войск Керенского»{51}. Восстание было быстро подавлено. «Провал восстания. Неожиданная слабость наших сил и неожиданная энергия, развитая большевиками, казались нам ошеломляющими», – вспоминал его участник Станкевич{52}. «Большевикам не трудно было справиться, – отмечал историк С. Мельгунов, – с восставшими и плохо организованными юнкерами, на помощь которым никто не двинулся из войсковых частей гарнизона. Не выступили и казаки… Летопись не отметит и участия в восстании уже “мобилизованных” к тому времени, по словам Керенского, “партийных боевых дружин”»{53}. «Ожидавшиеся войска с фронта… не появились»{54}. В итоге, по мнению Мельгунова, Комитет спасения[11] превратился в новую «говорильню»{55}.
Восстания юнкеров произошли и в других городах, и все они были подавлены: По словам организаторов восстания, «в Петрограде совершилось ужасное, кошмарное дело. Банда обезумевших, озверевших людей под предводительством сознательных убийц произвела невероятную по своей жестокости расправу над юнкерами…» По данным современника событий Суханова потери с обеих сторон составили до 200 человек{56}. Не поддаются никакому описанию ужасы, творившиеся вчера опричниками самодержавного «Военно-революционного комитета…»[12]. Однако все эти события носили крайне ограниченный характер. Так, в боях под Пулковом 30 октября участвовало не более 100 офицеров{57}. Восстание юнкеров 29 октября… привело к тяжелым жертвам, особенно среди юнкеров Владимирского училища (погиб 71 человек…){58}. В Москве, оказавшейся «ареной самых длительных и упорных боев»{59}, в борьбе приняли участие менее 700 из находившихся тогда в городе десятков тысяч офицеров{60}. Большевикам потребовалось несколько дней, чтобы сломить их сопротивление{61}. В Киеве особенно большие потери (42 офицера убитых) понесло 1-е Киевское Константиновское военное училище{62}. 1–3 ноября произошло выступление юнкеров в Омске, 9–17 декабря вспыхнуло офицерское восстание в Иркутске, в котором было убито 277 и ранено 568 человек с обеих сторон, не считая тех, чьи трупы унесла Ангара{63}. Против около 800 юнкеров и 100–150 добровольцев оказалось до 20 тысяч солдат запасных полков и рабочих{64}.
