— Хотел вернуть тебе, — достает заткнутое за пояс оружие, моё оружие. Глаза, кажется, выдают собственное удивление, из-за чего тут же следует объяснение. — Найти его было не так просто, но я смог выйти на тех, с кем тебе недавно пришлось столкнуться в неравном бою, — скалюсь, забирая оружие и, отодвинув шлейку латексных штанов, заправляю оружие, надежно закрепляя там.

Никогда не забуду этот день, крупная подстава, в которую мне довелось попасть первый раз в своей жизни: закрытый бункер, целая мафия, непонятные требования и резня, не помню, как уносил оттуда ноги, забирая вместе с собой жизни людей и оставляя взамен один из своих стволов.

— Я должен поблагодарить тебя? — безразлично пожимает плечами, заставляя в миллионный раз меня поверить в искренность его действий.

— Не должен, — улыбается, отстраняясь, чтобы спрятать глаза.

Тот миг, когда сентиментальность на его лице не скрыть никакими способами.

Реплика остается без ответа, впрочем так происходит каждый раз, когда это чертово создание задевает меня за живое: знаю же, что должен сказать это чертово «спасибо», но не могу, просто не срывается с языка.

Выбивая из трясины собственных мыслей…

Без предупреждений.

Без возможности ответить.

Резко проводит ногтями по открытой ключице… оставляя багровые полосы, налитые жизненным соком…

Кровь.

Разделяясь на несколько тонких дорожек, щекоча, стекает, пачкая рубашку цвета мокрого асфальта, отчего создается впечатление, что на нём только что сбили кошку, безрассудно скрывшись с места преступления, как будто за это сажают. Мэтт подхватывает пальцами алую жидкость, поднося к губам и пробуя на вкус то, что и так уже знакомо. Сумасшествие.

Отхожу, прислоняясь к стене, оседая на грязный бетон, из копны белых волос, занавесивших моё лицо, слежу за его действиями. Долго ждать не заставляет, выбрасывая начатую сигарету, подходит ближе, присаживаясь напротив.

— И всё же, как ты смог найти его? Ни за что не поверю, что запачкал руки в крови, — ехидно улыбается, поглядывая на свои руки, на которых остались запекшиеся следы.

— Не поверишь?

Поднимаю свой взгляд к темно-серой стене, на которую уже опустилась тень от заката, что огнем тлел на краю неба.

— Поставлю вопрос иначе: ты никого не убивал, никогда, так как же так получилось, что ты достал его? — снова этот невинный взгляд, который комом стоит у меня в горле, прекрасно зная, что именно его-то он от меня и ждёт.

— Не забывай о моих способностях, я с горе-убийцей прожил несколько лет, научился многим приёмам, чтобы избежать вывихнутой челюсти, — запускает ладонь в копну медных волос, прислоняясь макушкой к грязной стене.

— Обхохочешься, — пальцы снова тянутся за шлейку кармана, где покоится смятая и грязная пачка старых сигарет, что давно уже не выпускают на заводах. Темно-желтая палочка касается губ владельца, а я без всякой команды подношу огонь, что заставляет на мгновенье осветить своим пламенем Его лицо. Такое благородное… аристократическое лицо… — Я весь во внимании, — опускаю руку с зажигалкой на свое колено, изредка проводя большим пальцем по колесику, заставляя издавать противный режущий звук.

— Я, — он склонил голову так, что прядки волос стали свисать у его лица, загораживая мне весь вид на выражение, которое оно сейчас приняло. — Я, кажется, забыл, о чём только что хотел с тобой побеседовать, — откидывает голову назад, макушкой упираясь в стену. Закрывает глаза, втягивая ноздрями едкий дым, что исходит из сигареты, которую он держит в своей руке, не давая ей возможность догореть.

— Придурок, — произношу сквозь зубы, отводя взгляд на уходящее солнце, которому на небосводе отвели ещё от силы минуты три перед тем, как оно скроется на несколько часов, чтобы осветить вторую половину земного шара.

Скотина…

Довольно смеется, как всегда, не повышая тембр своего голоса выше разговорной речи, отчего подобная эмоция на его лице получается гадкой…

— Блондинка, — из носа вылетают ровные струйки сизого дыма, оставляя сильный аромат в воздухе после своего прибытия.

— И откуда в тебе столько смелости? — скалю зубы против своей воли, забывая о своей видимой покорности, которую давным-давно раскусили.

— У меня прекрасный учитель…

— Не боишься попасть под моё настроение? — тонкие пальцы вместе с ладонью опускаются на моё плечо, резко поднимая всё тело, подкидывая в воздухе словно котенка за шкирку, вот только это делает не заботливый родитель, а хищник в ожидании утащить добычу в свое логово.

Продолжая держать меня, больно сжимая плечо, подводит к выступу так, что поясница упирается в местами разрушенную бетонную плитку, нарезанную на небольшие блоки.

Силой толкает на неё, заставляя тело описать полукруг, перед тем как живот с задранной рубашкой коснётся того мусора, что мелкой россыпью валяется на парапете.

Лицо сталкивается с противным холодным ветром…

Руки ищут опоры…

А глаза стараются не смотреть вниз, чтобы лишний раз не напоминать себе, что летать я не умею, а несколько секунд этого счастья — жизни не стоят.

— Не нужны эти вопросы, я достал то, по чему ты так усердно страдал больше месяца, избавь меня от фривольных рассуждений на тему, что хорошо, а что плохо. Нет, я никого не убивал, я, в отличие от тебя, знаю другие способы уговоров, — конечно, ни одно из его действий не было показушным, если бы ситуация того требовала, если бы я действительно попал не под то настроение, с крыши меня всё же скинули бы.

Но разве это красиво?

Да и запал в нём короткий, чтобы разжать руки.

В попытке схватиться за любой выступ, что остался на этом куске цемента, рукой задеваю Его, понимая, что последует реакция за случайный удар. Но её нет. Лишь холодные пальцы касаются моей ладони, неудобно поднимая её вверх.

Слегка отстраняется…

Ждёт…

А затем, словно поддаваясь своим инстинктам, дергает на себя. Кусает губы, до крови, до побелевших костяшек рук, что сжимаются на его талии.

Больно.

Но по сравнению с тем, что могло быть, терпимо.

Его колено ползет вверх, между моими ногами, несильно вдавливая, будто стараясь быть ещё ближе. Руки скользят по глянцевой черной ткани, сжимаясь на моей пояснице, что в один миг из ледяной превратилась в огненную.

— Ублюдок, — дышу через рот, стараясь успокоить это бешеное сердцебиение.

Склонившись над другим ухом, вдавливая всем своим телом в парапет, противно тянет: