— Подумал, — медленно произнес Крис, прикрывая глаза, — что ты встревоженный отец, которому невыносима даже мысль о разлуке с детьми. А в таких ситуациях отцы часто лепят глупости.
Он уставился мне в лицо. Это что, и есть Страшный Медведь в его исполнении? Затем он снова заговорил:
— Джозеф, есть кое-что, чего ты не знаешь. Думаю, сейчас подходящий момент, чтобы тебе рассказать.
Глава 31
Я приготовился услышать банальности про его деловую поездку, про его денежные дела. Однако же Крис воспользовался моментом — на этой грязной суссекской грунтовке он достиг согласия с самим собой.
— Мы ведь можем быть заодно, Джозеф? — нараспев произнес он. — Взять и поговорить по-мужски. Разоблачиться друг перед другом, так сказать.
— Так сказать, — пробурчал я.
— Я тебе покажу кое-что очень ценное. — С этими словами он достал из сумки кожаный кошелек и двумя пальцами вынул из него потрепанную фотографию. Подал ее мне. — Это Майкл.
Фотография была красноречивой.
— Он так с ними и родился? — спросил я, показывая на темные кудри Майкла.
— Да, только не с такими густыми.
— Сколько ему здесь? Полгода?
— Восемь месяцев, восемь с половиной. Я так и не увидел, как он ходит.
— А сейчас, — я тщательно подбирал слова, — он умеет ходить? — На самом деле я хотел спросить — жив ли он сейчас.
— О да, — тихо ответил Крис. — Он умеет ходить.
— А что еще он умеет?
— Умеет водить машину. Бреется. Может летом уйти из школы, он так и хочет сделать. Надеюсь, я его отговорю.
Я отдал ему снимок.
— Значит, деловая поездка, — сказал я.
Мужественный Мужчина вяло махнул рукой — мол, да, я пудрил тебе мозги.
— Я посылал ему деньги, все время говорил, что могу оплачивать его учебу в колледже. Но он такой независимый. Любит все делать сам.
Крис говорил, а его рука извлекла из сумки еще одну фотографию, побольше. С нее вызывающе улыбался мальчик-подросток в маечке «Лимп Бизкит» и с ирокезом на голове.
— Сколько ему сейчас? — спросил я. — Шестнадцать?
— Точно, — ответил Крис. — Столько же, сколько было мне, когда я его зачал. — Он произнес это без всякой гордости.
— Не думал, что ты такой сорвиголова.
— Я таким и не был. Потому между мной и его матерью все так и повернулось.
Он умолк. Видимо, от меня требовалось разрешение продолжать.
— Может, стоит начать с начала, — тихо предложил я.
Крис допил чай.
— Сначала, — произнес он, — сначала была Мелани.
Крис и Мелани.
Мелани и Крис.
Имена из солнечного комикса про суровую зиму.
— Ей было двадцать пять, — говорил Крис. — Мне она казалась бывалой. Я был юный девственник. Не первым, кого она просветила, но первым, от кого она забеременела.
Он вкратце описал мне свою тогдашнюю жизнь. Рано ушел из пансиона и сторонился дяди с теткой, которые стали его опекунами после смерти родителей. Рванул в Ист-Гринстед с любезными дружками-бездельниками. Нашел работу в мастерской электрика. За углом был паб, куда его пускали, закрывая глаза на возраст. Там его и встретила Мелани.
— Мы думали про аборт, — рассказывал Крис, — но она была против. Я удивился, я-то думал, раз она спит с кем попало, она сделает аборт и не задумается. Но она предложила нам пожениться. Я согласился.
— Вот так запросто? — спросил я. Мне казалось, я перелистываю книгу, в которой вот-вот появлюсь сам.
Крис закусил нижнюю губу.
— Я подумал, что для будущего ребенка так будет правильно. Мне нужно было разрешение опекунов. А в брак я верил. Да и сейчас верю.
Первым домом Майкла была съемная двухэтажная квартира Мелани.
— Когда он родился, мы играли в мужа и жену. Сначала было ничего, но потом мы стали ссориться. Она была одержима ребенком и не подпускала меня к нему. А мне хотелось быть к нему поближе. Лучше него у меня ничего в жизни не было.
А потом Мелани позвонили из Канзаса — там у нее жили родственники, они приглашали в гости.
— Мы договорились, что я не поеду. Она думала, недолгое расставание пойдет нам всем на пользу. Когда они вдвоем улетели в Канзас, Майклу было девять месяцев. С тех пор я его не видел.
Он рассказывал сухо, почти официально. Мне показалось, что он уже много раз излагал эту историю, в основном — себе самому.
— Но вы скоро опять увидитесь, — сказал я, чтобы эти чары рассеялись.
— Да, — ответил Крис. — В Сан-Франциско. Сегодня. — Он сказал «сегодня» так, будто говорил «через тысячу лет», будто сам не смел в это поверить.
— А тогда ты не пытался его разыскать?
— Я позвонил в Канзас, разумеется, но Мелани и Майкл сбежали. Эти ее родственники были ненормальные. Я так понимаю, у нее вся семья чокнутая. Страшно представить, что у нее было за детство. А в то время я только знал, что мне самому семнадцать лет и у меня отобрали сына. Мне не к кому было пойти, и даже знай я, что делать, наверняка ничего бы не сделал. Я позволил себе остекленеть. Я сдался.
Тут Крис глубоко вздохнул. Вся его суетливость улетучилась, а с нею и Мужское Мужество. Он не походил на того Криса, которого я воображал, когда Дайлис забрала стереосистему, стол и фамильные ползунки — комплект, которому, хоть я ни о чем не догадывался, она надеялась найти применение, но, увы, так и не нашла.
— В восемнадцать лет я унаследовал родительское состояние. Они были весьма обеспеченные люди. Большой загородный дом, ценные бумаги и все такое. Дом, правда, тогда уже продали. Да, кстати, забавно, — я на днях ездил на него посмотреть. Дайлис не говорила? Он в деревне Хэйдаун, рядом с Литтл-Брукхэмом, где похоронены мои родители. Его недавно опять выставили на продажу. Мы туда все ездили.
Как описать, что я почувствовал? Будто кто-то прошелся по могиле мистера Дали.
— Тебе не захотелось его купить? — безжизненно спросил я.
— Да нет, — ответил Крис. — То есть, с одной стороны, да, но с другой — сам понимаешь, это же прямой путь в безумие, вот так пытаться оживить прошлое, которое едва помнишь. Никаких счастливых воспоминаний. Только старые привидения. Да и с практической точки зрения бессмысленно, правда? Иначе дети были бы отрезаны от тебя.
— Да уж, — тупо согласился я. — Совершенно бессмысленно.
— Я им не говорил, что жил там в детстве. Мы с Дайлис просто сказали детям, что когда-нибудь мы, быть может, переедем в дом побольше. И что забавно пофантазировать, как живешь в огромном дворце за тридевять земель. На самом деле я то фантазировал о ребенке, то представлял, как со мной живет Майкл. Ребятам я о родителях особо не рассказывал. То есть они знают, что мои родители умерли, но мы про это не говорим. Мысль о том, что можно потерять родителей, в их возрасте очень болезненна. Ну, я думаю, это естественно.
Я вспомнил Билли: «А у меня родители умертые!»
Потом я вспомнил Джеда: «А бабушка и дедушка Пиннок?»
— Ну вот, — продолжал Крис. — Я получил деньги и купил дом в Далвиче, превратился в этакого компьютерщика с квадратными глазами. Сначала работал на других, потом на себя. Дела шли неплохо, но вот жизни у меня не было. И тогда я узнал про Движение.
— Движение?
— Да, Мужское Движение. И в первую очередь Братство Мужественных Мужчин. Они меня, можно сказать, и спасли. Благодаря им я подружился со своей мужской сущностью. — Он взглянул на меня, словно извиняясь. — Знаю, тебе это все до лампочки.
Я слегка устыдился — неужели мой цинизм так очевиден?
— Как бы там ни было, через Движение я нашел Дайлис. Мы познакомились на лекции Маскала Данзона.
— Кого? — спросил я. Дайлис мне о таком не рассказывала. А может быть, это я не слушал.
— Маскал Данзон, знаешь, такой американский маскулинист? Специалист по мужской психологии. Автор революционной работы по воспитанию мальчиков. Потрясающий человек, Маскал Данзон. Потрясающий. — Криса переполнили чувства. Я мысленно нарисовал себе его у ног этакого огнедышащего дракона, каждым волоском которого можно заарканить кенгуру.