X. Как только король Беренгар увидел, что в его распоряжении находится столь сильное войско, его обуяла гордыня и, приписывая уже победу над врагом более числу своего [войска], нежели Богу, он вместе с немногими спутниками предался наслаждениям в некоем городке. Что же далее? Венгры, увидев столь великую силу, смутились духом и не могли решить, что теперь делать. Сражаться они боялись, а бежать были не в состоянии. Колеблясь между тем и другим решением, они все же предпочли бежать, нежели сражаться; преследуемые христианами, они вплавь перебрались через реку Адду, - причем из-за сильной спешки многие утонули.

XI. Наконец венгры, приняв неплохой совет, через посредников просили христиан, чтобы те, получив от них все награбленное вместе с компенсацией за убытки, позволили им самим невредимыми вернуться домой. К сожалению, христиане наотрез отказались исполнить эту их просьбу, насмеялись над ними и больше думали про цепи, которыми собирались вязать венгров, чем про оружие, чтобы их убивать. Не сумев таким образом смягчить души христиан, язычники сочли за лучшее следовать прежнему своему плану, стараясь спастись бегством; так, убегая, они добрались до широчайших полей у Вероны.

XII. Передовые отряды христиан уже напали на самых молодых из них; произошла стычка, победу в которой одержали язычники. Когда же приблизилось основное войско, те, вспомнив о прежнем плане, опять обратились в бегство.

XIII. Христиане в одно время с язычниками подошли к реке Бренте; ведь из-за сильно уставших коней венгры не могли бежать дальше. И вот, оба войска встретились, будучи разделены только руслом упомянутой реки. Наконец венгры, будучи вынуждены сильным страхом, обещали отдать все запасы, пленных, все оружие и коней, удержав лишь по одному на каждого, чтобы было на чем вернуться домой; сверх того, ради придания веса своей просьбе, они добавили, что если им сохранят жизнь и разрешат вернуться, они, дав в заложники своих сыновей, обещают никогда более не вторгаться в Италию. Но увы! Христиане, ослепленные гордыней и высокомерием, набросились на язычников, будто на уже побежденных, и дали им такого рода апологию απολογειαν, то есть ответ: «Если бы мы приняли в дар то, что нам и так принадлежит, от людей, которые и так находятся в нашей власти, да еще и заключили бы договор с этими мертвыми псами, сам сумасшедший Орест поклялся бы в том, что мы сошли с ума»²².

XIV. Придя от такого ответа в отчаяние, самые храбрые из венгров собрались воедино и утешили друг друга следующей речью: «Что еще более худшее может случиться с людьми, если та жизнь, которую мы знаем в настоящем, уже погублена, - ведь для просьб более нет места²³, надежда на бегство потеряна, а подчиниться - все равно что умереть, - так стоит ли бояться того, чтобы, бросившись навстречу граду стрел, отомстить за смерть смертью? Не будет ли лучше, если поражение наше припишут судьбе, а не нашей слабости? Ведь умереть, мужественно сражаясь, значит не умереть, но жить. Эту великую славу, эту xXipovopeiav клирономиан, то есть наследство, полученное нами от отцов наших, передадим также и нашим потомкам. Нам следует верить себе, своему опыту²⁴, ибо иной раз с малыми силами истребляли мы более многочисленные [войска]. Чем больше толпа бессильного народа, тем удобнее ее резать. Марс часто губит бегущего, тогда как смело сражающегося берет под свою защиту. Те же, кто не помиловал нас, молящих, не ведают и не понимают умом своим, что побеждать прекрасно, но превозноситься в победе крайне пагубно»²⁵.

XV. Воодушевленные такой речью, [венгры] в 3-х местах располагают засаду и, переправившись через реку, врываются в середину врагов. Ведь большинство христиан, устав от длительного ожидания послов, разбрелось по лагерю, чтобы подкрепиться пищей; одних венгры пронзили с такой быстротой, что проткнули даже хлеб в их глотках, а других, - угнав коней, они лишили их возможности бежать, -они перебили с тем большей легкостью, чем яснее последние сознавали, что лишены коней²⁶. Наконец, для увеличения бедствия христиан, среди них обнаружился немалый раздор. Некоторые не только не вступали в бой с венграми, но радовались, когда падали их ближние; эти негодяи действовали так гнусно потому, что надеялись, когда падут их близкие, править более свободно. Не желая помогать своим ближним в беде, предпочтя их гибель, они сами подверглись той же участи. Итак, христиане бежали, а язычники свирепствовали вовсю; они, прежде не сумевшие умолить [христиан] дарами, теперь сами не знали пощады к умоляющим. Наконец, перебив и обратив в бегство христиан, венгры обошли, опустошая, все области королевства. Не было никого, кто мог бы смело ожидать их прихода иначе, чем находясь в самых укрепленных местах. Так велика была их доблесть, что, когда одна часть [венгров] опустошала Баварию, Швабию, Франконию и Саксонию, другая разоряла Италию.

XVI. Но не своей доблести обязаны они были этому успеху; а исполнилось правдивое слово Господа, более прочное, чем земля и небо, в котором он устами пророка Иеремии угрожал всем народам в лице дома Израилева, говоря: «Вот, я приведу на вас народ издалека, народ сильный, народ древний, народ, языка которого ты не знаешь и не будешь понимать, что он говорит. Колчан его - как открытый гроб, все они - люди храбрые; и съест он жатву твою и хлеб твой; сожрет сыновей твоих и дочерей твоих, съест овец твоих и волов твоих; съест виноград твой и смоквы твои, и разрушит мечом укрепленные города твои, на которые ты возлагаешь надежды. Но и в те дни, - говорит Господь Бог, - не истреблю вас до конца»²⁷.

XVII. В это же время умер король Людовик²⁸. Конрад²⁹, происходивший из рода франков, муж сильный и знаток военного дела, был поставлен королем над всеми народами.

XVIII. При нем могущественнейшими князьями были: Арнульф³⁰ - в Баварии, Бурхард³¹ - в Швабии, Эберхард³² - сильнейший граф во Франконии, Гизельберт³³ -герцог в Лотарингии. Но всех их превосходил славой Генрих³⁴, могущественный герцог Саксонии и Тюрингии.

XIX. Во 2-й год по вступлении его в должность названные князья и, в особенности Генрих, восстали против него. Однако король Конрад победил их не столько силой храбрости, сколько силой мудрости и привел к повиновению. Арнульф же, вынужденный сильным страхом перед ним, бежал вместе с женой и детьми к венграм³⁵ и жил у них, пока в теле короля Конрада теплилась хоть искра жизни³⁶.

XX. Наконец, в 7-й год своего правления, [король] понял, что настало время быть призванным к Богу. Велев прийти к себе названным князьям, - отсутствовал один только Генрих, - он обратился к ним с такой речью: «Пришло, как вы видите, время, когда я вот-вот буду призван от тления к нетлению, от смертности к бессмертию; поэтому я еще и еще раз прошу вас жить в мире и согласии. Пусть, когда я умру, не возбудит вас ни жажда власти, ни честолюбивое стремление к первенству. Изберите королем и поставьте своим государем Генриха, мудрейшего герцога Саксонии и Тюрингии. Ведь он силен как мудростью, так и справедливой строгостью». Сказав это, он велел принести свою собственную корону, - ее украшали, скорее, говорю, обременяли, не только золото, которым украшены короны почти всех князей, но и драгоценные камни, - а также скипетр и прочее королевское облачение и, пока был в силах, произнес такого рода слова: «Вручая эти королевские регалии Генриху, назначаю его своим наследником и преемником королевского достоинства; и не только советую, но и умоляю вас повиноваться ему». Приказав это, он умер³⁷, и вслед за смертью тотчас же последовало исполнение его воли. Ведь когда он скончался, названные князья доставили герцогу Генриху корону и все королевские регалии, по порядку изложив все, что говорил король Конрад. Тот поначалу смиренно отказывался от королевского достоинства, но чуть погодя не ради честолюбия принял его. Истинно, что если бы «бледная смерть, которая одинаково стучит ногой и в хижины бедняков, и в замки королей»³⁸, не похитила короля Конрада столь скоро, он стал бы тем, чье имя властвовало бы над многими народами мира.