Личков задается вопросом: а можно ли найти какие- либо объективные критерии эволюции? Существуют ли вехи, по которым можно отмечать направления развития, скажем, живых организмов или геологических объектов?

Данный им ответ вполне отвечает даже современному (60 лет спустя!) уровню знания. Он предлагает два критерия эволюции. Один — возрастание энтропии (или ее относительное понижение в некоторых системах). Другой-изменение организации; для прогрессивной эволюции "определенно увеличивается сложность организации живых существ" ^[25] (усложняется строение, возрастает число органов и функций и пр.), а для регрессивной — упрощение организации при возрастании приспособленности к среде.

Конечно, в наше время, когда разработаны системные концепции, теория информации и термодинамики открытых систем, имеется возможность (в значительной степени пока еще не реализованная) выработать более точные, логичные и формализованные критерии эволюции, а также связать энергетические изменения энтропии с изменениями сложности организации, скажем используя соотношение Больцмана, связывающее энергетические и структурные показатели энтропии. Однако в этом случае мы начинаем распространять современные представления на прошлое (формула Больцмана выведена еще в прошлом веке, но в интересующем нас аспекте стала использоваться в середине нашего века). Да Личков и не ставил перед собой цели выработать точные критерии эволюции.

Статья Б. Л. Личкова "Эволюционная идея и историческое знание" стала как бы прелюдией к следующей, более крупной работе — монографии "Происхождение и развитие жизни" (1923 г.). Книга эта научно-популярная. Возможно, замысел ее возник у Личкова в то время, когда он, в годы гражданской войны, читал лекции в частях Красной Армии. Это была первая его популярная работа. Она продолжает темы, затронутые в "Границах познания...". Автор кратко рассказывает о возникновении научной идеи эволюции и ее отличиях от религиозных ссылок на "высшую волю", "чудо". "Накопление знания всегда,— пишет он,— шаг за шагом, освобождая людей от цепей невежества, ограничивало область чуда" ^[26]. Любая ссылка на "сверхъестественное", "чудо" и т. п., продолжает он, ставит границы знанию. Наука не признает подобных границ", для нее мир познания безграничен. Понятно, что научное мировоззрение, не ставя никаких границ нашему исканию познания природы и ее явлений, дает и больше возможностей для развития этого познания" ^[27]. Автор не стремится создать у читателя иллюзию знания, выдавая собственные научные воззрения за истину. Так, упомянув о проблеме сущности жизни, он признается: "Вопрос этот совсем не так прост, как кажется, и решить его вовсе не легко. Наука много сил затратила, чтобы ответить на этот вопрос, но до сих пор еще многое для нас продолжает оставаться неясным и темным" ^[28].

И в этой книге Личков немало внимания уделяет проблемам, казалось бы далеким от его профессиональных интересов: состав и строение живых существ, отличие живого от мертвого, сущность жизни. Интересны некоторые определения, например: "организм — это самоопределяющаяся и самоподдерживающаяся машина, деятельность которой состоит в охране того, что является для нее важным, хотя бы на ее деятельность оказывали большое влияние внешние факторы" ^[29]. И он тут же оговаривается, что если организм рассматривать как машину, то не обычную, а "высшей сложности".

Излагая палеонтологические и палеогеографические сведения об истории жизни на Земле, Личков делает вывод: "Понятие эволюции тесно связано именно с вопросом о направлении. Здесь направление указано точно: живые существа, сначала очень просто построенные, становились мало-помалу все более и более сложными" ^[30]. В. И. Вернадский в это время обосновал тезис о геологической вечности жизни (в геологической истории не обнаруживаются эпохи, когда бы жизнь на Земле отсутствовала). Б. Л. Личков исходил из предположения, что в архейскую эру появились первые примитивнейшие организмы. Он изложил гипотезу русского ученого К. С. Мережковского о появлении в теплых архейских морях и в бескислородной атмосфере микоидов, родоначальников бактерий и грибов,— студенистых организмов, протоплазма которых была "почти лишена структуры"^[31] (до наших дней они дошли в виде, например, синезеленых водорослей).

Личков склоняется к мысли, высказанной С. Аррениусом, о насыщенности космоса спорами, мельчайшими носителями жизни: "Мировое или космическое, вещество постоянно попадает в разных формах на землю, а земное уходит в космическое пространство. Вместе с этим веществом с одной планеты на другую могут переселяться и зародыши жизни" ^[32].

С середины прошлого века немалую популярность в научно-философских кругах приобрела идея мирового разума. Например, у историка и теолога Э. Ренана она была связана с положением о вечности и бесконечности мироздания. Затем появились гипотезы, возрождающие на новом этапе познания мысли об обитаемости других небесных тел (их выдвигал, скажем, Николай Кузанский в XV в.). С. Аррениус доказывая возможность "панспермии", переноса в космосе зародышей жизни, проводил соответствующие лабораторные эксперименты. Казалось бы, Личков с немалым основанием мог присоединиться к этим более или менее обоснованным мнениям. Однако он все- таки сохраняет некоторую долю разумного скептицизма. Сочувственно пересказывая различные гипотезы, не забывает упомянуть, что это лишь предположения, одни из многих вариантов объяснений, какими бы убедительными они ни казались с первого взгляда.

Отстаивая тезис о возможности происхождения живого из мертвого, Личков вполне логично говорит о необходимости в таком случае обнаруживать зачатки, предпосылки жизни в неодухотворенных телах. По его мнению, подобные зачатки можно найти в "жизни" кристаллов. (Интересно, что через четверть века выдающийся физик Э. Шредингер обосновал положение о живом организме как о апериодичном кристалле^[33]. Личков опирался также на понятия энтропии и сложности организаций: "Сложность, многообразие и многочисленность живых существ не уменьшаются, а возрастают. Значит, здесь никакого выравнивания различий и уровней нет, в неорганическом же мире они есть" ^[34]. Исходя из этого, Личков выделяет два эволюционных типа организмов: наиболее приспособленные к данным условиям, специализированные и противоположные им — наименее специализированные, пластичные, многофункциональные. Первые вымирают, не выдерживая изменений окружающей среды. Вторые, изменяясь, противодействуют ненаправленным влияниям среды и со временем увеличивают свою сложность, многообразие, совершенство...

Хотелось бы провести нестрогую, художественную аналогию. По типу личности Борис Леонидович был ярким представителем той линии развития, которая направлена к освоению нового, к самоутверждению, противодействию хаотичным влияниям, усложнению и совершенству...

Уже в начале самостоятельной работы Бориса Леонидовича в Киевском университете выявились склонности молодого ученого к теоретическим работам. Помимо проблем границ познания и методологии науки, он изучал закономерности эволюции Земли и жизни. В частности, собрал материалы и начал писать крупную монографию "Историческая геология" ^[35].

Начавшаяся мировая война круто изменила его личные планы. Его мобилизуют на военные работы — по специальности, как геолога. Служба в университете продолжалась, но в первую очередь ему следовало выполнять задания по геологическому обеспечению .армий Юго-Западного фронта (здесь успехи русских войск были значительными, особенно в первые месяцы войны). Перед Личковым . вставали задачи практические, прикладные, связанные с геологическим обоснованием фортификационных работ и водоснабжения армейских соединений. Ему приходилось делать описания местности и составлять профили,- писать заключения о геологии, геоморфологии и природных водах разных районов, обследовать пункты водоснабжения.